Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
Бестрепетно Екатерина отняла у невестки первенца. Жестоко? Но ведь с ней самой поступили точно так же… Ничего, пережила… Она, как и Елизавета Петровна, хотела сама воспитать внука. Идеального преемника. Ей к тому времени уже было ясно, что Павел не станет продолжателем дела всей ее жизни. Он – другой. Чужой. А из этого прелестного белокурого голубоглазого младенца она вылепит свое подобие – великого императора. Не случайно назвала его Александром. В честь Александра Невского и величайшего из государей, Александра Македонского.
Отступление о Павловске
В благодарность за рождение долгожданного внука Екатерина подарила его родителям 362 десятины земли в пяти верстах от Царского Села. Вскоре Павел Петрович предоставил село Павловское в полное распоряжение супруги. За последующие 15 лет владения Марии Федоровны разрослись до 879 десятин. Статус города и наименование «Павловск» селение получит по распоряжению Павла, уже ставшего императором, в 1796 году.
Благоустраивать новое свое имение Мария Федоровна начала с постройки увеселительного домика Паульлуст (Павлова утеха) рядом с тем местом, где вскоре построит Павловский дворец, который и сейчас – одно из блистательных украшений пригородов Петербурга. Другую дачу назвала Мариенталь (Мариина долина). Строить оба здания пригласила прославленного Чарльза Камерона. Он, как, впрочем, и приглашенный позднее Джакомо Кваренги, неоднократно вызывал гнев хозяйки Павловска тем, что якобы не проявлял достаточного рвения к работе, был недисциплинирован и не слишком исполнителен. Зодчие же видели причины конфликтов с заказчицей в ее мелочных придирках, в том, что она вмешивалась в дела, в которых мало смыслила. Имея дело с Екатериной, они привыкли, что им доверяют, понимают: творчество невозможно регламентировать.
Мария Федоровна думала иначе: творческая работа, как и любая другая, должна подчиняться строгому порядку. Переубедить ее было невозможно: она сама – человек творческий, уж она-то знает! Она и в самом деле рисовала, лепила, гравировала, вышивала. Все это делала старательно, качественно, даже мастерски, но… без малейшего полета фантазии.
Екатерина безропотно выделяла семейству сына деньги на строительство, но в конце концов взбунтовалась, предложив владельцам Павловского обходиться своими средствами, полагая, что суммы, ассигнуемые ею для двора цесаревича, с избытком покрывают все расходы. Наследник был раздражен, обижен. Супруга, считавшая, что сердиться – абсолютно неконструктивно, уговаривала его присоединиться к своим униженным просьбам: «Мы, нижеподписавшиеся, прибегаем к милостям нашей любезной и доброй Матушки с мольбой снисходительно принять наше откровенное признание в крайней денежной нужде, в которой находимся. Причиной, правда, содержание наших загородных домов и необходимость окончить начатые работы…»
Мария Федоровна блестяще умела выпрашивать деньги у щедрой, хотя и не очень-то любящей невестку императрицы. К примеру, написала портрет возлюбленного Екатерины Александра Ланского и преподнесла свекрови. Екатерина была растрогана. Невестка получила очередную сумму на продолжение строительства своего обожаемого Павловска. Ну а то, что за глаза прилюдно осуждала «развратную старуху» за связь с мальчишкой… Кто же осмелится доложить об этом государыне? В общем, убежденность великой княгини, что лицемерие – вовсе не грех, если помогает приблизить желанную цель, оправдывалось. А цель была не просто желанна. Она была прекрасна. Павловск, ее Павловск должен превзойти Версаль и Трианон и (главное!) стать дивным напоминанием о родном Этюпе и Монбельяре. Только раннее детство она провела в Штеттине, потом семья переселилась в родовой замок Монбельяр вблизи французской границы и начала строить загородную резиденцию Этюп. С этими-то чудесными местами и были связаны самые счастливые воспоминания Марии Федоровны.
Павловск она обожала. Писала из-за границы: «Свой домашний уголок, Колоннада, Храм в Павловском доставляют мне удовольствия более, нежели все красоты Италии»; «Уверяю вас, что Италия не только не отвратила меня от Павловского, но заставила еще более его ценить».
При том, что Мария Федоровна мечтала построить дворец и парк, не уступающие лучшим европейским образцам, она была весьма экономна не только при значительных затратах по дворцу, но и во всех хозяйственных мелочах. Каждая смета художественных и обойных работ, каждый счет подрядчиков подвергался внимательному контролю владелицы Павловского. Вот несколько отрывков из писем великой княгини, свидетельствующих о ее расчетливости или, как она сама это называла, – о разумной бережливости. Адресат этих писем – Карл Иванович Кюхельбекер, первый директор Павловска, честнейший, благороднейший, безукоризненный исполнитель замыслов Марии Федоровны. Сын этого абсолютно законопослушного человека, Вильгельм, станет лицеистом, другом Пушкина, потом – декабристом.
«Уговорились ли вы насчет белой тафты? Так как с меня спрашивали рубль шестьдесят коп., я не хотела взять, думая, что с меня запрашивают…»
«Что это за счет г. Дмитриева в 165 р. за фонари и канделябры, которые – я очень хорошо помню – были, по моему приказанию, куплены моим камердинером Сидоровым и деньги за них тотчас же уплачены?»
«…майор Бенкендорф сказал мне, что каждый куст можжевельника обойдется нам в 8 копеек, он же платит только по 3 копейки; поэтому мне пришло на ум сказать вам, чтобы вы прислали сюда лошадей в воскресенье, пораньше утром. Тогда они навезут несколько возов этих кустарников, мы заплатим только по 3 копейки и, в то же время, лошади не будут отвлечены от работ на понедельник».
Написано это в 1785 году. Марии Федоровне всего 26 лет. Но она не оставляет своими заботами тех, кто работает в ее любимом Павловском: «Что поделывают наши больные? Ради Бога остерегитесь, чтобы чего не приключилось теперь, при вскрытии реки: несравненно лучше потерпеть какие-нибудь повреждения, нежели допустить несчастный случай с кем бы то ни было». «Ради Бога, не жалейте ни денег, ни расходов, ни забот, чтобы предупреждать болезни».
Павловск до конца дней останется предметом ее гордости и неустанных забот. С детства знакомая с сельским хозяйством, особенно с цветоводством, она украсит свой парк изумительными цветами, привезенными из разных уголков Европы. С годами научится подбирать талантливых помощников для воплощения своей мечты, научится доверять им, и это даст впечатляющие результаты.
Вся декоративная часть садов и парка была предоставлена блистательному Гонзаго. Печать его таланта лежит на всей планировке и устройстве парка. Посредством рубки, группировки деревьев, подбора их сортов при посадках художник превращал самые глухие места в те живые, прелестные пейзажи, которыми и сегодня славен Павловский парк.
После страшного пожара, уничтожившего в 1803 году (уже после смерти Павла Петровича) все интерьеры парадных залов Павловского дворца, возглавить восстановительные работы вдовствующая императрица пригласила Андрея Воронихина, уже прославившего свое имя многими блестящими постройками (правда, Казанский собор был еще не окончен, но стало уже очевидно: это – шедевр).
В первые годы она не умела найти общего языка с великими Камероном и Кваренги, раздражала их мелочными придирками и замечаниями. Опыт общения с большими художниками научил ее щадить самолюбие творцов, не разыгрывать перед ними роль всемогущей повелительницы. Воронихину она не мешала спокойно творить, поддерживала все его неожиданные, смелые решения. О деньгах можно было не беспокоиться:
Александр I щедро финансировал возрождение матушкиного любимого дворца.
Павловск становился еще прекраснее. В это время, воодушевленная, поверившая в возрождение того, что после пожара казалось утраченным навсегда, она писала Нелидовой: «Павловск похож на очаровательную женщину, которая перенесла тяжелую болезнь. Печать пройденных страданий еще пугает, но мало-помалу в ней появляются прежние милые черты, тот же шарм, и люди говорят друг другу: „Как только она опять почувствует себя хорошо, следы болезни будут совсем незаметны и она приобретет свежесть“. Так будет и с Павловском. Я благодарю Бога за то, что осталось».
Отечественная война 1812 года на время прервала работы по благоустройству: если бы императрица-мать продолжала вкладывать огромные суммы в свою летнюю резиденцию, ее едва ли поняли бы даже доброжелатели. Но как только война окончилась, можно было снова заняться Павловском. Безвременная смерть Андрея Воронихина заставила искать нового зодчего.
Она вспомнила: когда-то Воронихин представил ей юного Карло Росси, говорил, что юношу ждет блестящее будущее. Почему бы не попробовать? Первой работой Росси в Павловске была пристройка к Розовому павильону Большого зала для приема Александра, вернувшегося из Парижа после победы над Наполеоном. Мария Федоровна пришла в восторг. Росси стал ее любимым архитектором. Он строил в Павловске, перестраивал Аничков и Елагин дворцы, подаренные матушке щедрым сыном Александром Павловичем (каким путем она добивалась таких подарков, явно превышающих ее потребности, расскажу далее. – И. С.). По ее заказу Росси построил Михайловский дворец для ее младшего сына (сейчас там Русский музей). Она очень неохотно отпускала своего любимца «поработать на стороне». Такой работой было, к примеру, строительство гениальных ансамблей Главного штаба и Сената и Синода. Нельзя не отдать ей должного: Росси и все, кто с ним работал, получали от нее деньги, награды, чины. После ее смерти положение великого зодчего резко изменилось к худшему.
