Глеб Елисеев - Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса
Очередная неудача укрепила Эдгара По в представлении о том, что в Филадельфии он уже не может надеяться не только на успех, но даже на сколько-нибудь пристойное существование. Поэт вновь решил, что сможет изменить свою судьбу, резко сменив место жительства. И поэтому, как только Вирджинии стало получше и кровохарканье на время прекратилось, По опять отправился в Нью-Йорк.
6 апреля 1844 года Эдгар По и Вирджиния вновь поселились в самом огромном мегаполисе Америки, в пансионе на Гринвич-стрит. Здоровье супруги поэта в это время заметно улучшилось. По писал, что Вирджиния "почти не кашляет и по ночам не потеет. Сейчас она зашивает мои штаны, которые я разорвал о гвоздь". Поэт же занялся усиленной литературной работой, итогом которой стала самая, пожалуй, блестящая мистификация во всей литературной карьере Эдгара Аллана По.
13 апреля 1844 года читатели газеты "Нью-Йорк сан" обнаружили на ее первой странице следующий потрясающий поразительный анонс:
"ПОРАЗИТЕЛЬНАЯ НОВОСТЬ, ПЕРЕДАННАЯ СРОЧНО ЧЕРЕЗ НОРФОЛК! ПЕРЕЛЕТ ЧЕРЕЗ АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН ЗА ТРИ ДНЯ! НЕБЫВАЛЫЙ УСПЕХ ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА МИСТЕРА МОНКА МЕЙСОНА! ПОСЛЕ ПЕРЕЛЕТА, ДЛИВШЕГОСЯ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЧАСОВ,
ОТ КОНТИНЕНТА ДО КОНТИНЕНТА, МИСТЕР МЕЙСОН, МИСТЕР РОБЕРТ ХОЛЛЕНД, МИСТЕР ХЕНСОН, МИСТЕР ХАРРИСОН ЭЙНСВОРТ И ЧЕТВЕРО ДРУГИХ ЛИЦ НА УПРАВЛЯЕМОМ ВОЗДУШНОМ ШАРЕ "ВИКТОРИЯ" ПРИБЫЛИ НА ОСТРОВ САЛЛИВАН, ОКОЛО ЧАРЛЬСТОНА, ШТАТ ЮЖНАЯ КАРОЛИНА! ВСЕ ПОДРОБНОСТИ ПЕРЕЛЕТА!"
Далее в статье подробно, с казавшимися принципиально достоверными деталями, описывался трансатлантический перелет. Например, там до занудства подробно излагалось устройство летательного аппарата: "Шар имел форму эллипсоида. Длина его составляла 13 футов 6 дюймов, высота — 6 футов 8 дюймов. Он вмещал около трехсот двадцати кубических футов газа и, при применении чистого водорода и тотчас по наполнении, пока газ не успевал частично разложиться или выйти, обладал подъемной силой в двадцать один фунт. Общий вес его составлял семнадцать фунтов, так что около четырех фунтов оставалось в запасе. Под шаром помещалась легкая деревянная рама длиною около девяти футов, прикрепленная к нему с помощью обычной сетки. К раме была подвешена плетеная лодочка или корзина.
Винт модели состоит из оси, сделанной из полой латунной трубки длиною в восемнадцать дюймов, в которую под углом в пятнадцать градусов пропущено несколько двухфутовых спиц из стальной проволоки, выступающих на один фут с каждого конца трубки. Наружные концы этих спиц соединены посредством скреп из сплющенной проволоки — и все это образует остов винта, обтянутый промасленным шелком с прорезями, натянутым так, чтобы представлять достаточно гладкую поверхность. Концы оси винта поддерживаются опорами из полой латунной трубки, прикрепленной к обручу В нижних концах этих трубок имеются отверстия, в которых вращаются шкворни оси. Из конца оси, ближнего к пассажирской корзине, выходит стальной стержень, соединяющий винт с шестерней пружинного устройства, находящегося в корзине. С помощью этой пружины винту придают быстрое вращение, сообщающее поступательное движение всему воздушному шару".
Герои рассказа вели дневник, в котором они так же скрупулезно фиксировали увиденное "под винтом воздушного шара": "Нынче утром ветер с десяти упал до восьми-девяти узлов и несет нас со скоростью тридцати морских миль в час или более. При этом направление его заметно переместилось к северу; сейчас, на закате солнца, мы держим на запад главным образом с помощью винта и руля, которые служат нам отлично. Конструкция представляется мне во всех отношениях удачной; задачу передвижения по воздуху в любом направлении (кроме разве прямо навстречу урагану) я считаю решенной. Против вчерашнего ураганного ветра мы не могли бы лететь; но могли, бы, если нужно, подняться выше него. А против обычного свежего ветра мы, несомненно, можем двигаться с помощью винта". Или: "Весь день дует сильный и устойчивый ветер с северо-востока; до сих пор судьба нам явно благоприятствует. Перед рассветом мы были встревожены странными звуками и сотрясением внутри шара, сопровождавшимися быстрым кажущимся снижением аэростата. Причиной этого явилось расширение газа вследствие повышения температуры воздуха и вызванное этим растрескивание ледяной корки, которая образовалась за ночь на поверхности сетки. Мы сбросили находившимся внизу судам несколько бутылок. Видели, что одна из них была подобрана крупным судном — очевидно, одним из пакетботов нью-йоркской линии".
По даже постоянно подчеркивал легкость путешествия, проведенного на столь совершенном аппарате: "Достаточно, чтобы такой ветер, как нынешний, мчал шар пять-шесть дней (а эти ветры часто длятся и дольше), и путешественник легко преодолеет за это время расстояние от побережья до побережья. При таком ветре просторы Атлантики — не более чем озеро".
Но даже в столь прозаическом и намеренно стилизованном под документальный отчет тексте По все же прорывалась его истинная сущность поэта и художника, склонного к ярким метафорам и преувеличениям: "А сейчас меня более всего поражает глубокое безмолвие, царящее на море под нами, несмотря на волнение. Воды не возносят голоса к небесам. Огромный светящийся океан извивается и бьется, не издавая жалоб. Гигантские валы похожи на множество огромных немых демонов, мечущихся в бессильной ярости. В такую ночь, какова для меня нынешняя, человек живет — она равна целому столетию повседневности, — нет, я не променял бы этого восторга даже на столетие будничного существования".
Эдгару По удалось произвести настоящую сенсацию, вызвавшую бешеный ажиотаж у публики. Газету с рассказом, выданным за отчет о подлинных событиях, расхватывали с такой жадностью, что даже сам автор не успел приобрести себе экземпляр. Лишь через два дня "Нью-Йорк сан" разоблачила собственную мистификацию, вызвав целый шквал возмущения, недоуменных толков и саркастических замечаний. Например, журналист Джеймс Гордон Беннетт в "Нью-Йорк геральд" злобно написал, что "когда какой-то неумелый болван создавал эту мистификацию, он должен был привлечь к работе несколько людей, обладающих достаточным здравым смыслом и знаниями, чтобы указать правильное расположение всех населенных пунктов и других местностей, встреченных по ходу повествования. А так получилась откровенная нелепость…"
В наше время "История с воздушным шаром" выглядит наивно и даже примитивно, уступая по силе фантазии и "Необыкновенному приключению некоего Ганса Пфааля", и последним страницам "Повести о приключениях Артура Гордона Пима". Но в истории научно-фантастической литературы это произведение Эдгара По занимает немаловажное место. Долгие годы многочисленные эпигоны американского гения будут действовать по разработанной им схеме — описывать фантастические события, жестко придерживаясь представлений публики о возможном уровне развития науки и техники на данном этапе существования человечества. Как ни смешно это прозвучит, но помимо всего прочего Эдгар Аллан По оказался еще и создателем так называемой "научной фантастики ближнего прицела". Причем среди его последователей на этом пути окажутся не только бесталанные ремесленники, но и такой титан научной фантастики, как Жюль Верн. Талантливый французский прозаик во многих романах и повестях намеренно не поднимался выше того уровня фантастичности, который установил По в своей "Истории с воздушным шаром".
В июне 1844 года Эдгар, Вирджиния и приехавшая к ним в начале мая Мария Клемм поселились на ферме возле Блумингедейлской дороги, в предместьях тогдашнего Нью-Йорка (ныне это угол Восемьдесят четвертой улицы и Бродвея). Их дом, как вспоминали очевидцы, располагался на "каменистой пустоши, поросшей кустарником и чертополохом, с редкими, одиноко стоявшими фермерскими домами". Сын их хозяев, фермерской четы Бреннан, — Томас — хорошо запомнил поэта, который "до темноты без перерыва работал с пером и бумагой".
Однако, как и обычно, бесконечные литературные и журналистские труды давали очень мало денег. Помощь для По пришла с совершенно неожиданной стороны — в конце сентября 1844 года Мария Клемм сумела познакомиться в Нью-Йорке с главным редактором новой газеты "Ивнинг миррор" Натаниэлем Уиллисом. Ей удалось выхлопотать для зятя должность "технического составителя" — не слишком важную, заключавшуюся по большей части в обработке информации из зарубежной прессы, но приносившую небольшой стабильный заработок. К сожалению, получение постоянной должности повлекло за собой очередное переселение — чтобы не тратить деньги на проезд до здания "Ивнинг миррор", По пришлось поместиться в пансионе на Эмити-стрит.
К началу 1845 года поэт приобрел ту самую хрестоматийную внешность, которая запечатлена на большинстве его прижизненных портретов и которую помнят большинство его современных читателей. Питер Экройд, автор современной британской биографии Эдгара Аллана По, так описывает его облик: "При росте в пять футов и восемь дюймов он держался исключительно, почти по-военному прямо, носил все черное — черный сюртук и черный галстук, словно вечно пребывал в трауре. Обращали на себя внимание его деликатное сложение, даже хрупкость, темно-каштановые, слегка вьющиеся волосы и большие серые глаза, которые одним современникам казались "беспокойными", в то время как другие говорили об их "влажном блеске". Все отмечали его широкий лоб, подтверждавший то, что на языке френологии (в которую он верил) называется "шишкой идеализма". У него были тонкие губы, то и дело кривившиеся в презрительной или недовольной усмешке, а иногда и в сарказме. Вспоминали бледные щеки, правильность черт. В 1845 году По отрастил усы, которые были скорее длинными, чем густыми. Говорил он "нервно и категорично", а один из современников утверждал, что "нервность была самой характерной чертой внешности По". Обычно вид у него был печальный, меланхолический или хмурый, мрачный или мечтательный. Разумно соединив всё это, можно получить представление о наружности По. К этому следует добавить одну деталь — на сохранившихся фотографиях заметна некоторая асимметрия правой и левой сторон лица — проявляется это в глазах, в форме рта, лба и подбородка. Одна сторона как бы расслаблена".
