Софья Аннина - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть секс-символа Америки
Вскоре, впрочем, Мэрилин сняла квартиру поближе к дому милого. А он заезжал к ней в основном по утрам перед работой, на полчаса-час по дороге на студию.
Любовными радостями и печалями Мэрилин делилась с Наташей Лайтес. Та выслушивала ее, тяжело вздыхая, — не только от ревности, но и от тревоги. По рассказам Мэрилин было совсем незаметно, что ее избранник пылает к ней столь же жаркими чувствами. Постепенно это стало доходить и до самой молодой женщины.
"В том безоблачном раю, в котором я постоянно пребывала, было лишь одно крохотное облачко; но вскоре оно стало постепенно расти. Поначалу ничего, кроме моей собственной любви, для меня не имело никакого значения! Через несколько месяцев, однако, я стала присматриваться к его любви. Я смотрела, слушала и смотрела, и никак не могла понять смысл того, что он говорил мне. Тем более понять, действительно ли он любит меня".
Мэрилин оказалась между Сциллой и Харибдой, между влюбленной в нее женщиной и мужчиной, в которого сама была влюблена без памяти, между "эрзац-матерью" и "эрзац-отцом". Оба были ей необходимы. Оба были ее учителями. Оба не уставали критиковать ее. Мало того, что ни с одним из них она не могла испытать полноты разделенной любви. Они еще и отнимали у нее и так шаткую уверенность в себе, вновь превращали в вечно ждущую одобрения маленькую Норму Джин. Ситуация, которая повторялась у Мэрилин Монро едва ли не с каждым близким ей человеком.
"Когда мы оставались вдвоем, он постоянно подшучивал и подсмеивался надо мной. Я знала, что нравлюсь ему, что он счастлив быть со мной. Но его любовь была совсем не такая, как моя. Что бы он ни говорил мне, в его словах всегда хватало критики и осуждения в мой адрес. Он говорил, что я недостаточно умна. Он вечно указывал мне на мою необразованность, на то, что я совсем не знаю жизни… Я никогда никому не жаловалась, но это сильно меня задевало".
Вероятно, Фред Карджер вовсе не считал, что унижает Мэрилин. Наверное, по его собственному мнению, он лишь пытался быть честным. И, когда она говорила ему, что никогда, ни к кому прежде не чувствовала ничего подобного, он отвечал: "Еще почувствуешь, и не раз. Не стоит принимать несколько мимолетных ощущений за что-то серьезное". И, когда она начинала всхлипывать, журил ее: "Ты плачешь без всякого повода. Это потому, что твой ум плохо развит. А если сравнить с твоей грудью, то он просто в эмбриональном состоянии. Твой ум спит, ты никогда не размышляешь о жизни. Ты просто плывешь по течению с помощью пары воображаемых подводных крыльев".
"Оставшись одна, я лежала без сна, перебирая в уме все, что он говорил. И я думала: "Он не любит меня, иначе он не видел бы так ясно все мои недостатки. Как он может любить меня, если я такая дурочка?"
Я не возражала быть дурочкой, только бы он любил меня. Когда мы были вместе, я чувствовала, что иду по дну какой-то канавы, а он — по тротуару. И я смотрела и смотрела вверх, надеясь поймать любовь в его взгляде".
"Мужская честность" Фреда простиралась так далеко, что он не стеснялся обсуждать с самой же Мэрилин, что будет, если он все-таки женится на ней и с ним "что-нибудь случится". Разве он вправе допустить, чтобы его сына воспитывала "такая" женщина?! "Такая" — означало легкомысленная, невежественная…
В сентябре истек срок контракта с "Columbia Pictures", и Мэрилин уволили, по ее словам — после отказа провести наедине с Гарри Коном уик-энд на его яхте.
Она не бедствовала — ей все еще материально помогали Кэрроллы. Люсиль даже оплачивала Наташины уроки.
Еще получая свои 125 долларов в неделю в студийной бухгалтерии, Мэрилин решилась приобрести в кредит "форд-кабриолет" и даже научилась его водить. В октябре 1948-го молодая женщина и ее автомобиль стали героями уличного происшествия. Торопясь по своим делам, Мэрилин наехала на неожиданно притормозившую машину, шедшую впереди. Никто не пострадал, но тот пятачок бульвара Сансет, где произошло столкновение, мигом запрудила толпа зевак. Всем хотелось посмотреть на Мэрилин, такую эффектную в белом платье (по обыкновению, на пару размеров меньше, чем нужно) с красным орнаментом и в красных туфлях на высоких шпильках. Энергично растолкав прохожих локтями, к красавице-растяпе пробился оказавшийся в тот момент поблизости Том Келли — молодой, но уже известный фоторепортер. Он спросил, не может ли быть чем-либо полезным, и дал Мэрилин пять долларов на такси и свою визитную карточку.
Этот эпизод повлек за собой другой, который, в свою очередь, стал причиной одного из самых крупных скандалов за всю карьеру Мэрилин Монро.
Глава 6
"СИРОТКА В ГОРНОСТАЯХ"
Связь Мэрилин Монро с Фредом Карджером тянулась до конца 1948 года. Он порывался ее бросить — но не мог, то ли из жалости, то ли потому что отношения с молодой женщиной были для него удобными, несмотря на ее "неуместные притязания" и слезы, и уже вошли в привычку. Она порывалась уйти — и возвращалась вновь и вновь, убедив себя, что, может быть, все-таки нужна Карджеру, что он любит ее, пускай и "по-своему".
Мэрилин, как бы туго у нее ни было с деньгами, всегда была очень щедра на подарки — даже людям, мимолетно и случайно встретившимся ей на пути, не говоря уж о близких. Незадолго до разрыва с Карджером она залезла в долги и купила для него изящные золотые часы, стоившие 500 долларов.
"Он был несколько ошарашен красотой моего подарка, — вспоминала она. — Никто прежде не дарил ему таких дорогих вещей.
— Ты должна была выгравировать мое имя: "От Мэрилин такому-то с любовью". Или что-то в этом роде.
Мое сердце почти остановилось, когда он это сказал.
— Я хотела это сделать, — ответила я, — но передумала.
— Почему? — Он смотрел на меня с большой нежностью.
— Потому что когда-нибудь ты бросишь меня, — объяснила я, — и у тебя будет другая женщина. И тогда ты не сможешь пользоваться моим подарком: ведь там будет мое имя. А так эта вещь всегда будет с тобой, как будто ты сам ее купил.
Обычно, когда женщина говорит такие вещи возлюбленному, она ожидает, что тот будет возражать, разуверять, что когда-либо покинет ее. Но он этого не сделал. Ночью я рыдала в постели. Любить без всякой надежды на взаимность — невыносимо".
Долг за эту роскошную безделушку Мэрилин выплачивала еще два года. Не успела она окончательно расплатиться с ювелиром, как Фред, благополучно переменивший свои взгляды на брак, женился на другой.
Возможно, Монро и Карджер мучили бы самих себя и друг друга еще месяцы и месяцы, годы и годы.
Но на голливудском нового днем приеме, куда нашу героиню пригласили, уже по обыкновению, для украшения компании, ее познакомили с видным кинодеятелем Джонни Хайдом, вице-президентом агентства "William Morris". И жизнь Мэрилин в который раз изменилась.
Режиссер Элиа Казан описывал Хайда так: "Прекрасно сложенный, невысокого роста, но отнюдь не тщедушный и не одутловатый, ни одного фунта лишнего веса, он обладал превосходным знанием правил хорошего тона. Это один из немногих влиятельных людей в Голливуде, отличавшихся действительно безупречными манерами".
А Билл Дэвис, тогдашний подчиненный Джонни, оставил такой портрет: "Он был очень интересным парнем. Сильный, как кнут. Агрессивный. Страстный. Волокита. Дамский угодник, несмотря на то, что он не был красавчиком. Он с самого начала запал на Мэрилин, посылая ей подарки и любовные письма. Он был совершенно неугомонным. Я представляю себе, насколько трудно ей было игнорировать его или отказывать ему".
Как и Джозеф Шенк, Джонни был выходцем из России. Иван Гайдабура, потомок династии цирковых акробатов, член труппы "Русский императорский театр Николая Гайдабуры", оказался слишком хилым и неуклюжим для того, чтобы заняться семейным промыслом, зато, как и многие дети бедных эмигрантов, достаточно предприимчивым, чтобы преуспеть в чужой стране.
Он практически с ходу предложил Мэрилин представлять ее интересы, перекупив контракт у ее агента Гарри Липтона.
— Ты будешь знаменитой кинозвездой, — сказал мне Джонни. — Я знаю. Много лет назад я открыл похожую на тебя девушку и привел ее на студию М.Г.М. Это была Лана Тернер. Ты еще лучше. Ты пойдешь дальше. У тебя больше данных.
— Тогда почему я не могу получить работу? — спросила я. — Просто чтобы хватало на пропитание.
— Начинающей звезде нелегко найти хлебную работу. Звезда хороша только как звезда. И ты не годишься ни на что меньшее.
Впервые за несколько месяцев я рассмеялась. Джонни Хайд продолжал внимательно разглядывать меня.
— Да, — сказал он, — что-то есть. Я чувствую. Я просматриваю сотню актрис в неделю. Но в них нет того, что есть в тебе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — ответила я. — У меня тоже бывало такое чувство. Когда я была еще ребенком и когда я только начинала. Но оно уже давно ко мне не приходило".
Это Мэрилин Монро и Бен Хехт написали в "Моей истории".
