Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
Согласия на брак Петр не давал. Зачем такой муж Елизавете, а уж тем более Аннушке, которой после смерти наследника, маленького цесаревича Петра Петровича, государь подумывал завещать престол. Но весной 1724 года решил короновать законную супругу, мать своих детей, Екатерину Алексеевну, и переписал завещание на нее.
Не прошло и полугода, как Петр узнал об измене своего «друга сердешненького», Катеринушки. Девятого ноября казнили любовника царицы Виллима Монса, а уже десятого император послал за Карлом Фридрихом. Через несколько дней царь и герцог подписали брачный контракт: Анна Петровна становится женой голштинца, но будущие супруги отрекаются «за себя, своих наследников и потомства мужского и женского полу от всех прав, требований и притязаний на корону и империум Всероссийский». Это был договор официальный. Но одновременно был подписан и другой, тайный. Он давал Петру право забрать у родителей родившегося от этого брака ребенка и сделать его наследником российского престола.
Петру не суждено было дожить не только до рождения внука, но и до свадьбы дочери. Екатерина, которую царственный супруг собирался лишить престола, стала императрицей. В мае 1725 года она пошла на беспрецедентный шаг: прервала траур по супругу и устроила роскошную свадьбу Анны с Карлом Фридрихом. Молодожены уехали на родину герцога. Там, в Киле, дочь Петра была невыразимо одинока. Муж пьянствовал, развратничал. Это не было неожиданностью: в России Карл Фридрих тоже вел себя отнюдь не образцово, но страх перед будущим тестем все-таки сдерживал. Дома он наконец-то почувствовал себя абсолютно независимым. Молодой жене внимания не уделял. Да и ей с ним было неинтересно. Замечательные свойства души и ума, которыми наделена была Анна Петровна, применения не находили.
10 февраля 1728 года, спустя три года после кончины отца, двадцатилетняя Анна родила первенца. «Бедный малютка, не на радость ты родился», – были первые слова, с которыми обратилась она к сыну. Вещее сердце не обмануло. На седьмой день после родов она смотрела в открытое окно на иллюминацию, устроенную в честь младенца, простудилась и через три месяца умерла от скоротечной чахотки. Перед смертью умоляла об одном – похоронить ее подле батюшки. Наверное, тешила себя мыслью, что там, на родине, над ее гробом будет безутешно рыдать единственный близкий человек, оставшийся у нее на земле, сестричка Елизавета. Они ведь дружили, и их взаимная привязанность ничем не была омрачена. Но сестра в Петербург не приехала. Была осень, время охоты. А охота – любимое удовольствие Елизаветы Петровны. Не до похорон…
Шли годы. Умер Петр II (сын старшего сына Петра Великого, Алексея), благоволивший красавице-тетке. Десять лет правила страной двоюродная сестра, Анна Иоанновна (дочь старшего брата Петра, слабоумного Иоанна Алексеевича – Ивана V), всячески притеснявшая Елизавету. Был провозглашен императором Иваном VI младенец Иоанн Антонович, регентшей при котором стала его мать, Анна Леопольдовна (племянница Елизаветы, дочь второй ее двоюродной сестры, Екатерины Иоанновны, и Мекленбург-Шверинского герцога Карла Леопольда, супруга принца Антона Ульриха Брауншвейгского). Справедливо ли, что единственная дочь первого российского императора все время остается не у дел? И в ноябре 1741 года с помощью группы гвардейских офицеров справедливость наконец восторжествовала: Анна Леопольдовна была свергнута и со всем семейством сослана на север. Елизавета Петровна стала императрицей.
Вот тут-то, через 13 лет, и пришло время вспомнить о покойной сестре Анюте. Может, и не вспомнила бы: легко, весело жила, печальных мыслей старалась не допускать (они ведь могут нанести ущерб ее неземной красоте!). Но жизнь – штука жестокая, заставляет и о неприятном иногда задуматься. А неприятность была серьезная: отсутствие наследника престола. Самой ей наследника уже не родить – поздно. А ведь где-то там, в Германии, есть Аннушкин сынок, родная кровь. Тринадцать лет – не возраст, можно еще воспитать из мальчонки русского государя. Значит, нужно как можно скорее привезти его в Петербург, а то ведь, живя за границей, он подвергается разным недружественным России влияниям и может в конце концов стать опасным для тетушки, незаконно захватившей власть.
Звали мальчика Карлом Петром Ульрихом: по отцу – в честь двоюродного деда, шведского короля Карла XII, по матери – в честь родного деда, Петра Великого. Оба они оставили престолы, на которые он мог вполне законно претендовать.
И вот он в Петербурге. Елизавета огорчена: четырнадцатилетний мальчик хил, неказист – ничего общего ни с дедом, ни с Анной, ни с нею самой, признанными красавицами. Но еще хуже – совсем не развит. Это даже ей, не слишком образованной, сразу бросилось в глаза. Чему только его учили в Голштинии!? Зато капризен, необуздан, упрям: православную веру сердцем не принял, обряды соблюдать отказывается, русский язык учить не желает. Все время посвящает детским забавам да военным играм с голштинским отрядом, вызванным из Киля. Но главное – боготворит Фридриха II! И это – ее наследник! Ее, чьи войска дважды брали Берлин! «Умом и характером они были до такой степени несходны, что стоило им поговорить между собою пять минут, чтобы неминуемо повздорить», – вспоминала женщина, хорошо знавшая обоих. Очень скоро она приедет в Россию, чтобы остаться здесь на долгие 52 года.
Своим появлением в России она обязана (или Россия обязана ее появлением) Елизавете Петровне. Дочь Петра была первой, кто женил наследника престола на немецкой принцессе, установив традицию, которая до конца царствования Романовых была нарушена лишь однажды.
На самом деле первым, как и во всем, был ее батюшка, Петр Великий. Ведь это он женил своего сына Алексея на немецкой кронпринцессе Шарлотте, внучке герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского Антона Ульриха. Но первая немецкая принцесса, ставшая женой одного из Романовых, прожила в России так недолго (она умерла после тяжелых родов через четыре года после приезда в Петербург), что не оставила заметного следа в русской истории. Только одно, кроме происхождения, роднит Шарлотту с другими принцессами, волею судеб оказавшимися в нашем отечестве: в браке она была глубоко несчастна.
Но вернемся к той, которая вот-вот должна ступить на русскую землю, чтобы стать женой родного внука Петра Великого Карла Петра Ульриха, прожить на этой земле так долго и сделать для нее так много, чтобы получить право написать на подножье памятника преобразователю России: «PETRO PRIMO – CATHARINA SECUNDA», что в переводе с латыни означает не только «Петру Первому – Екатерина Вторая», но «Петру Первому – Екатерина Следующая».
Карлу Петру Ульриху, после принятия православия названному Петром Федоровичем, шел шестнадцатый год. «Пришла пора урода женить», – вздыхала Елизавета. Дело государственное…
О русской невесте нечего и помышлять: родственники наверняка попытаются влиять на верховную власть. Она хорошо помнила историю своей семьи. Ее дед, царь Алексей Михайлович, был женат дважды. Схватка за власть между царевной Софьей (дочерью от первого брака с Марией Милославской) и юным Петром (сыном второй жены, Натальи Нарышкиной) стоила сотен жизней. Да, батюшка Петр Алексеевич жестоко подавил стрелецкий бунт. А что было делать? Умереть самому? Елизавета не осуждала отца, но повторения кровавых междоусобиц допустить не желала.
Значит, нужно искать невесту-иностранку. Это и для политики полезно: родственники врагами не станут, скорее – союзниками, в худшем случае – нейтральными соседями. Но жена российского монарха обязана принять православие (Петра I, когда он сватал кронпринцессу Шарлотту, это не заботило, к проблемам религиозным он был более чем равнодушен; теперь – другие времена). Католичка от собственной веры не откажется. Лютеране терпимее. Тогда – немка? Немцы – близкие соседи. Да и наследник – наполовину немец.
Елизавета начала внимательно присматриваться к многочисленным немецким принцессам. Выбрала Амалию, сестру Фридриха II Прусского. Король от такого родства уклонился. Тогда императрица остановилась на саксонской принцессе Марианне. Но брак с наследником российского престола усилил бы Саксонию, соперницу Пруссии. Так что и этому сватовству Фридрих помешал, однако решил взять наконец дело в свои руки и через своих людей при русском дворе как бы невзначай привлек внимание Елизаветы Петровны к принцессе Ангальт-Цербстской. Он по опыту знал: дочь Петра как истинная женщина не делает различий между государственными делами и личными пристрастиями или антипатиями. А с Ангальт-Цербстским домом связаны у нее сентиментальные воспоминания: в ранней молодости ее женихом был Карл Август, принц Голштинский и епископ Любский, дядя протежируемой Фридрихом невесты. Незадолго до свадьбы жених неожиданно скончался. Невеста страдала. Правда, в молодости нрав у нее был веселый и беззаботный, так что горевала она недолго, но не забыла. К тому же до сведения русской государыни довели, что во дворце Ангальт-Цербстских принцев на почетном месте висит портрет ее любимой покойной сестры Аннушки.
