Тимоти Верстинен - Мозг зомби

Чтобы проанализировать эмоцию, мы можем присмотреться к ее выражениям: смеху, слезам, покраснению, дрожи и т. д. Первый, кто серьезно написал о связи мозга и физических проявлений эмоций, был, как это ни любопытно, Чарльз Дарвин в 1872 г.: «На Огненной Земле я видел туземца, который недавно лишился брата и который поочередно то неистово и истерически плакал, то от души смеялся над всем, что его забавляло. Среди цивилизованных народов Европы также существуют значительные различия в отношении частоты плача. Англичане плачут редко, разве только под бременем самого острого горя, в то время как в некоторых частях материка мужчины гораздо легче и обильнее проливают слезы» (Дарвин, 2001, с. 141–142). И еще он заметил, что «при некоторых мозговых заболеваниях… больные проявляют особо выраженную тенденцию к плачу».

Но, вспоминая догадку Джеймса, мы плачем, потому что расстроены, или расстроены, потому что плачем?

Мы знаем, что в некоторых редких случаях определенные душевные расстройства или повреждения головного мозга могут приводить к «патологическому смеху и плачу» (также известному как псевдобульбарный аффект), который заключается в неконтролируемых эмоциональных всплесках, вызываемых относительно незначительными событиями, и может быть или не быть «верным» эмоциональным ответом на ситуацию (например, смех из-за чего-то печального или плач из-за чего-то смешного). Это особенно удивительно, потому что пациенты часто знают, что их ответ выходит за рамки обычного.

В этом смысле похоже, что проявление эмоций и само чувство в какой-то степени разделены. И еще более осложняет ситуацию тот факт, что нет одной ясной единой причины псевдобульбарного аффекта.

Так является ли выражение эмоций эмоцией?

Очевидно, это сложные, неразрешенные научные вопросы за пределами возможностей ответа для пары чудаковатых нейроученых, любящих фильмы о зомби. Вместо того чтобы попытаться, мы просто оставим этот вопрос одиноким и неотвеченным и вернемся к разговору о зомби[30].

Наше предположение таково: у зомби изменено восприятие других так, что они распознают других зомби как свою группу, а людей – как чужаков. Мы более подробно разберем это в главах 7 и 8, когда поговорим о восприятии лиц. Эта способность узнавать друзей-зомби, скорее всего, определяется чрезмерно выраженным чувством обоняния и системой феромонов, так что запах живых людей увеличивает эффект внутренней и внешней группы и приводит к чрезмерной агрессии к живым, которая еще становится еще сильнее, если принять во внимание систему НРА и дисфункцию миндалины, которые мы обсуждали в предыдущей главе.

Наконец, ко всему вышесказанному, агрессия к людям, которых зомби больше не распознают как друзей или родственников, усиливается еще больше, если принять во внимание, что у зомби, скорее всего, нарушена система зеркальных нейронов. Если мы предположим, что эта система полностью разрушена в мозге зомби, мы бы ожидали, что зомби не будут узнавать друг друга. Вместо этого мы выскажем более умеренную гипотезу: качество ответов зеркальных нейронов изменилось.

Следовательно, мы думаем, что если бы мы могли внедрить электрод в зеркальные нейроны в нижней лобной коре зомби, мы бы увидели, что зеркальные нейроны отвечают, лишь когда зомби производит действие или видит другого зомби за этим действием, но не когда он видит за ним живого человека. Каким-то образом зеркальные нейроны больше «не отражают» действия, которые зомби наблюдают у людей.

То есть как мы, авторы, узнали из «Зомби по имени Шон» (мы дойдем до этого фильма в главе 8) и «Ходячих мертвецов», если хочешь жить, подражай поведению зомби и постарайся не пахнуть как живой. Зомби подумают, что ты один из них, и, возможно, даже последуют за тобой в ловушку. Так, понимая нервную основу расстройства зомби, мы можем начать действовать по инструкциям, которые увеличат наши шансы на выживание.

Источники и дополнительное чтение

Дарвин Ч. О выражении эмоций у человека и животных. – СПб.: Питер, 2001.

Barrett L.F., et al. The experience of emotion // Annual Review of Psychology, 2007, 58, 373–403.

Bielsky I.F., Young L.J. Oxytocin, vasopressin, and social recognition in mammals // Peptides, 2004, 25(9), 1565–1574.

Davidson R.J., Jackson D.C., Kalin N.H. Emotion, plasticity, context, and regulation: perspectives from affective neuroscience // Psychological Bulletin, 2000, 126 (6), 890.

De Dreu C.K.W., et al. The neuropeptide oxytocin regulates parochial altruism in intergroup conflict among humans // Science, 2010, 328, 1408–1411.

Dinstein I. Human cortex: Reflections of mirror neurons // Current Biology, 2008, 18 (20), 956–959.

Gallese V. The shared manifold hypothesis: From mirror neurons to empathy // Journal of Consciousness Studies, 2001, 8, 5–7.

Insel T.R. The challenge of translation in social neuroscience: a review of oxytocin, vasopressin, and affiliative behavior // Neuron, 2010, 65 (6), 768–779.

James W. What is an emotion? // Mind, 1884, 9, 188–205.

Kosfeld M., et al. Oxytocin increases trust in humans // Nature, 2005, 435, 673–676.

LeDoux J.E. Emotion circuits in the brain // Annual Review of Neuroscience, 2000, 23, 155–184.

Parvizi J., et al. Pathological laughter and crying: A link to the cerebellum // Brain, 2001, 124 (9), 1708–1719.

Porter J., et al. Mechanisms of scent-tracking in humans // Nature Neuroscience, 2007, 10 (1), 27–29.

Sanders R. Two nostrils better than one, researchers show // Press release, UC Berkeley News, Dec. 18, 2006, http://www.berkeley.edu/news/media/

releases/2006/12/18_scents.shtml.

Tobin V.A., et al. An intrinsic vasopressin system in the olfactory bulb is involved in social recognition // Nature, 2010, 464, 413–417.

Yeshurun Y., et al. The privileged brain representation of first olfactory associations // Current Biology, 2009, 19 (21), 1869–1874.

6. Безъязыкий и непонятливый

Произносите монолог, прошу вас, как я вам его прочел, легким языком; а если вы станете его горланить, как это у вас делают многие актеры, то мне было бы одинаково приятно, если бы мои строки читал бирюч.

Если двое цивилизованных людей не поладят, они зачастую пытаются поговорить друг с другом, чтобы разрешить разногласия. Очень редко идеологические противоречия приводят к тому, что одна сторона пытается вырвать и сожрать селезенку другой стороны.

Зомби, хоть это редко замечают, – цивилизованная группа.

Мы попытаемся объяснить: зомби не отличаются ораторскими навыками. Вам не отделаться от зомби-апокалипсиса разговорами. Вы не убедите гниющий труп, колотящий в вашу дверь, подписать мирный договор и обсудить условия сдачи. Максимум, что вы можете вытянуть из зомби, – гортанные стоны и рычание, пока он гонится за вами. Изредка вы получите что-то, напоминающее передачу намерения, как у знаменитого зомби Тармана из «Возвращения живых мертвецов» (1985), когда он кричит: «Мммоооозззгииии!», ловя очертания следующей жертвы.

Еще реже вы услышите несколько несвязанных слов, как у того мертвяка полицейского, тоже из «Возвращения живых мертвецов», передающего по рации о свежей партии жертв: «Пришлите. Еще. Полицейских»[32]. Вряд ли тянет на Шекспира. Черт, это едва ли общение.

Но речь – это одно, а понимание речи – нечто совсем другое. Так понимают ли зомби речь? «Ну, – спросим мы вас, – вы когда-нибудь видели, чтобы зомби читал книгу, журнал или хотя бы знак?» Да, мы тоже не замечали. И мы говорим не только о письменной речи. В «Ночи живых мертвецов» (1968) миссис Купер умоляла о пощаде свою не до конца мертвую дочь прямо перед тем, как какой-то шмакодявка-зомби метнул садовую лопату прямо ей в грудь. Малышка Карен даже не понимала, что звуки, которые исходят от ее матери, – речь, и уж тем более – что это мольба.

Так что пытаетесь ли вы заставить их говорить или слушать, мы крайне советуем вам не тратить время на беседу с ходячими мертвецами.

Слышишь ли ты меня (как я кричу)?

Речь и общение невероятно сложны. Подумайте, что должно случиться, чтобы произошла относительно простая коммуникация. Представьте такой сценарий:

Кто-то рядом кричит: «Зомби!» Вы слышите это и бежите со всех ног.

Хотя эта маленькая интеракция может звучать просто, она очень сложна. Давайте разобьем ее на части. Сначала говорящий (или кричащий) должен увидеть и распознать, что поблизости стоит опасный мертвец[33]. Каким-то образом мозг говорящего должен преобразовать визуальный образ твари в понимание опасности, которую она представляет. Потом говорящий должен пожелать сообщить об опасности вам. Это сообщение как-то переводится в быстрые и странные движения рта, губ и языка говорящего, пока вибрируют его голосовые связки. Эти вибрации достигают ваших ушей, разделяются на части, воспроизводятся в вашем мозге в набор звуков, который вы как-то распознаете как то, что внезапно вы оказались в опасности.

Все это происходит за столь короткое время, что вы не успеете и чихнуть.

Слух, ключевой компонент понимания вербального общения, начинает работать, когда вибрирование воздуха при произнесении говорящим слов достигает ваших барабанных перепонок. Хотя структурированный язык считается присущим только людям, слух есть у многих животных. Но как все это работает?

Сначала, когда вы слышите что-то, звуковая волна давления воздуха ударяет по вашей барабанной перепонке. Стойте. Извините. Мы использовали трудный термин, с которым вы, скорее всего, незнакомы, если не работали в акустике или аудиологии. Звуковая волна – это термин для изменения давления воздуха во время того, как мы слушаем (ушами). Внутри барабанной перепонки есть структура, которая называется «основная мембрана». Эта мембрана вибрирует на многих частотах. Она тоньше и более натянута с одного края и шире и менее натянута с другого, и, когда звук поступает в ваше ухо, основная мембрана разбивает его на низкие частоты, высокие частоты и все, что между, вроде как превращает низкие частоты в бас в вашей стереосистеме, оставляя высокие звуковые уровни без изменений. Звук потом передается через несколько разных участков ствола мозга, прежде чем достигнет верхней части височной доли, области, называемой первичной слуховой корой, которая расположена на пригорке серого вещества, называемой извилиной Гешля[34] (мы обсудим первичную слуховую кору подробнее чуть позже).