Татьяна Иванова - Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова
Владимир, на которого сразу обрушивается несколько у даров (у него умирает мать, его проклинает отец), не выдерживает этого последнего испытания – он сходит с ума и в припадке безумия кончает самоубийством. Его похороны – в один день со свадьбой Наташи. По окончании драмы Лермонтов мрачно выводит: «Конец». Это слово, написанное столь выразительно после финала драмы, в которой находит отражение сюжет, взятый из личной жизни автора, очень красноречиво свидетельствует о собственных переживаниях юноши Лермонтова.
Окончив 17 июля в Москве драму «Странный человек», Лермонтов едет в Середниково. Жизнь на лоне природы, общество его старшего друга Сашеньки Верещагиной, которая всегда имела на Лермонтова благотворное влияние, занятия литературой и чтение в прекрасной середниковской библиотеке – все это вместе взятое успокаивает юношу, который принимает участие во всех развлечениях и шалостях молодежи.
Сразу по приезде в Середниково мы застаем Лермонтова ночью на его любимом месте, у окна его комнаты, открытого в парк. На развороте с окончанием драмы «Странный человек», где эффектно выведено слово «Конец», расположено стихотворение «Завещание» с припиской: «(Середниково: ночью; у окна)». Это стихотворение служит как бы лирической вариацией к финалу драмы. Ночью, у окна, юноша думает о самоубийстве и в глуши середниковского парка выбирает себе место для могилы:
Мой друг! ты знаешь ту поляну; –Там труп мой хладный ты зарой,Когда дышать я перестану![171]
В течение всего лета Лермонтов не перестает возвращаться к своей любви и говорить о ней в самых разнообразных формах.
Пережитые страдания заставляют юношу как-то сразу вырасти и возмужать. Роли меняются. Лермонтов говорит теперь со своей героиней, как старший с существом более слабым и неустойчивым, как мужчина с юной девушкой. В стихотворениях этого лета чувствуется какая-то внутренняя зрелость и мудрость. В упреках юноши много трогательной нежности. Он старается оправдать Наташу. Трудно представить, что это пишет семнадцатилетний мальчик.
Во зло употребила ты права.Приобретенные над мною,И мне польстив любовию сперва,Ты изменила – бог с тобою!О нет! я б не решился проклянуть! –Все для меня в тебе святое:Волшебные глаза, и эта грудь,Где бьется сердце молодое.
«К***» («Всевышний произнес свой приговор»…) Конец июля[172].
Лермонтов говорит о каком-то поцелуе, который, он знал, не был поцелуем любви:
В те дни, когда любим тобой,Я мог доволен быть судьбой,Прощальный поцелуй однаждыЯ сорвал с нежных уст твоих;Но в зиой, среди степей сухих,Не утоляет капля жажды.
«К Н. И……»[173]
Проходит лето. Вакации кончаются, и перед началом занятий в университете Лермонтов возвращается в Москву.
Летом, Едали от Наташи, Лермонтов спокойно мог рассуждать о происшедшем. Теперь, в городе, он встречается с ней на балах и видит ее, красивую и жизнерадостную, окруженную влюбленными в нее молодыми людьми. Любовь и ревность вспыхивают с новой силой.
Лирические дневники Лермонтова осени, зимы и весны 1831-1832 годов[174] свидетельствуют о внутренней борьбе и мучительных переживаниях юноши-поэта, связанных со встречами его с Н. Ф. Ивановой.
Опять, опять я видел взор твой милый,Я говорил с тобой.И мне былое, взятое могилой,Напомнил голос твой[175],
– пишет он 28 сентября. Встреча с Ивановой напомнила Лермонтову о его драме «Странный человек» и заставила его вернуться к ней.
На развороте со стихотворением читаем: «Еще сцена для странного человека», и дальше, на четырех страницах, черновой набросок сцены у студента Рябинова, которая в драме, законченней 17 июля, отсутствовала.
«Снегин. Что с ним сделалось? Отчего он вскочил и ушел не говоря ни слова?
– Челяев. Чем-нибудь обиделся!
– Заруцкой. Не думаю:-ведь он всегда таков; то говорит, орёт, хохочет… то вдруг замолчит и сделается подобен истукану; и вдруг вскочит, убежит, как будто потолок над ним проваливается…»
Очень возможно, что этот разговор товарищей про Владимира Арбенина отражает действительный факт – поведение Лермонтова, вызванное неожиданной встречей с Наташей Ивановой. Нахлынувшее волнение заставило юношу вскочить и убежать, «как будто потолок над ним проваливается».
На самом верху страницы, над сценой для «Странного человека», есть небольшое стихотворение, которое говорит о новой вспышке чувства:
К*
Не верь хвалам и увереньям,Неправдой Истину зови.Зови надежду сновиденьем…– Но верь, о верь моей любви[176]-
И через три страницы – еще одна сцена для драмы.
Лирический дневник, расположенный на страницах между этими двумя новыми сценами для «Странного человека», представляет собой большой интерес для характеристики внутреннего состояния Лермонтова в этот период его отношений с Н. Ф. Ивановой. Развлечения студенческой «веселой ватаги», похождения, который позднее послужат Лермонтову материалом для поэмы «Сашка», чередуются с возвышенными порывами. Картины окружающей зимней природы врываются в лирический дневник юноши-поэта.
На одной и той же странице – два стихотворения, написанные под впечатлением бушующих зимних метелей:
Прекрасны вы, поля земли родной,Еще прекрасней ваши непогоды…
И дальше:
Метель шумит и снег валит…[177]
На одной и той же странице «Песня» и «Небо и звезды»; на развороте «Счастливый миг», а на следующей странице «Когда б в покорности незнанья…» За небольшим наброском еще одной сцены для «Странного человека» идет стихотворение, обращенное «К кн. Л. Г(орчаков)ой», двоюродной сестре Н. Ф. Ивановой. Лермонтов рассказывает ей о горестях неразделенной любви, но она не понимает его страданий и недоверчиво качает головой. Семнадцатилетнюю девушку радуют блестящие наряды, все ей кажется привлекательным – люди, жизнь и свет. Но, – с горечью прибавляет Лермонтов:
– . ты не будешьДовольна этим, как она…
Ты рождена для другого, более высокого, в тебе есть зерна мыслей, которым не суждено погибнуть[178]. А в самом низу страницы, под стихотворением, адресованным Горчаковой, опять небольшой набросок к драме.
Лермонтов долго бродит один ночью по снежным улицам Москвы и возвращается домой «в час утра золотой», когда над городом лежит туман и между храмов Кремля «с гордой простотой» «Как царь, белеет башня-великан».
Волнение временно улеглось. Юноша овладел своими чувствами, вызванными новыми встречами с героиней. В его лирическом дневнике следует философское размышление в стихах:
Я видел тень блаженства…
Но и здесь он признается:
Печалью вдохновенный, я поюО ней одной – и все, что чуждо ей,То чуждо мне…
Звук ее речей для него отголосок рая, и
…для мученья моего она,Как ангел казни, богом создана –
Теперь, как и раньше, он опять старается оправдать ее:
Нет! чистый ангел не виновен в том,Что есть пятно тоски в уме моем…
Ему кажется, что это пятно тоски все ширится и растет, как «чумное пятно», оно жжет ему сердце[179].
Поводы для ревности – на каждом шагу. Всякий новый повод заставляет его страдать.
На той же странице, где закончено стихотворение «Я видел тень блаженства…», следует небольшое стихотворение «К***». Оно отчеркнуто от предыдущего, и под чертой:
К***
О, не скрывай! ты плакала об нём…
Она плакала о ком-то, кто был близок и Лермонтову, но ее слезы заставили бы его полюбить даже врага. И тут же он снова обращается к прошлому:
И я бы мог быть счастлив…
Но он не хочет искать счастья в прошлом и с горечью замечает, что должен быть доволен и тем,
Что зрел, как ты жалела о другом! – [180]
В декабрьских стихах 1831 года перепевы мотивов недавней близости[181] сменяются припадками тоски и отчаяния, доходящими до предела, когда любовь готова перейти в ненависть:
Как дух отчаянья и злаМою ты душу обняла…
Иногда Лермонтову начинает казаться, что любовь прошла:
