Уильям Стирнс Дэвис - История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
Таким образом, средневековое французское общество было устроено так: масса крестьян, не имевших ни политических прав, ни положения в обществе, трудились; высокомерные одетые в доспехи бароны грубо командовали этой лишенной привилегий невооруженной толпой, а ослабший король часто дрожал от страха перед своими «вассалами». Эти феодальные дворяне всерьез боялись только громогласных угроз церкви.
Через двести лет после того, как архиепископ Реймсский (глава духовенства страны) надел корону на голову Гуго Капета, молодое королевство Франция находилось в бедственном положении.
Самому ее существованию часто угрожала опасность. Должно быть, часто корона ее короля казалась людям маскарадной короной из мишуры. Чтобы купить поддержку дворян, согласившихся на его коронацию, Гуго Капет был вынужден уступить им так много земель и власти, что почти разорился. Наверное, нигде «организованная анархия» феодализма не торжествовала так, как во Франции перед наступлением 1000 г. Теоретически Гуго Капет получил ту огромную власть, которую имел Карл Великий, за исключением лишь императорского титула. На самом же деле он лишь получал наибольшие почести среди нескольких сотен баронов, каждый из которых называл его «добрый господин» потому, что желал использовать его как узду для своих недружелюбных соседей, но не потому, что хотел иметь над собой короля, действительно обладающего властью.
Гуго имел какую-то власть лишь над своим прежним «герцогством Французским», то есть над окрестностями Парижа и землями к югу от Парижа до Орлеана на Луаре. Этот край обычно называли «королевским доменом», то есть «личными владениями короля». Они были не больше, чем маленький американский штат Массачусетс. И даже внутри этого домена многие мелкопоместные бароны неохотно подчинялись королю, если подчинялись вообще. За пределами этой провинции король не имел почти никакой власти. Великие герцоги Нормандии, Бургундии и Бретани и равные им по надменности графы Фландрии, Шампани и Вермандуа могли каждый вывести в поле столько же вооруженных слуг, сколько имел король, и без колебаний начинали войну против него каждый раз, когда им подсказывали это обида или честолюбие. На юге королевства, правителем которого назывался Гуго, герцог Аквитании и граф Тулузы делили между собой власть над народом, который отличался по языку и обычаям от своих северных соседей. Оба они обычно не слишком утруждали себя даже внешними формами почтения к своему королю. Эти южные земли (Midi) так сильно отличались от Северной Франции, что их жители были почти отдельным народом. Южане говорили на мелодичном лангедокском языке, а на землях вокруг Парижа был в употреблении лангедольский язык, звучавший грубее и резче. У южан было больше роскоши в быту и больше следов прежней галло-римской культуры в обычаях. Северофранцузские монахи сердито заявляли, что в моральном отношении люди за Луарой гораздо более распущены[18]. В любом случае слияние «Франции» и «Юга» в единое счастливое государство сделалось одной из великих задач для будущих поколений, и эта задача должна была стать тяжелой, даже если бы повсеместная феодальная анархия не делала ее намного труднее.
Кроме всех только что упомянутых знатнейших феодалов было множество менее значительных графов, виконтов и баронов, которые правили своими владениями «по милости Божь ей» (то есть не подчиняясь никакому сюзерену), чеканили собственные деньги, ссорились и заключали мир по собственному желанию и тиранили своих подданных. Короче говоря, они делали все, что полагается делать правителю маленького государства, проявляя лишь необходимый минимум уважения к своему «повелителю-королю», жившему в Париже. При таких обстоятельствах настоящим чудом было то, что династия Капета вообще смогла создать жизнеспособное королевство. И все же это было сделано. Из феодального хаоса начала рождаться величественная французская монархия.
Эта монархия набирала силу, а силы баронов убывали. Это происходило в результате совместного влияния многих причин. Вот некоторые из них.
Многочисленные дворяне королевства постоянно сопротивлялись королю, но эти «государи своих поместий» были рассеяны по всей стране и жестоко враждовали один с другим. Они редко были способны настолько забыть о своих разногласиях, чтобы объединиться против короля, и почти в каждой войне некоторые вассалы поддерживали его.
Королям из рода Капетингов везло в одном: очень долго, до 1328 г. в их семье всегда был наследник по прямой линии. Правящий король всегда мог предъявить сына, которого знать могла избрать и короновать младшим королем еще при жизни отца. Долгое время сан короля, по крайней мере теоретически, был выборным, и монарха избирали знатнейшие люди страны. Но примерно к 1200 г. стало совершенно ясно, что Капетингу может наследовать только другой Капетинг, и выборы превратились в пустую формальность. Постепенно их заменила передача королевского сана по наследству. Между членами королевской семьи не было споров о наследовании престола и почти не было войн, которые могли бы еще больше ослабить королевскую власть.
Люди привыкли к мысли, что правителем Франции может быть только Капетинг. К тому же, хотя некоторые из этих королей-Капетингов были заурядными людьми, среди них не было ни одного совершенно недостойного править. А некоторые (причем те, кто был на престоле в самые критические периоды) были явно талантливыми правителями. Так что, если бы пришлось вычислять, пригоден ли кто-то из них для управления страной, величина «личные особенности» в таком уравнении в большинстве случаев была бы со знаком «плюс».
Еще одним решающим фактором было умение этих королей поддерживать дружеские отношения с церковью. В течение всего этого периода папы, как правило, были в ссоре с императорами Германии или открыто воевали против них. Для Рима это была дополнительная причина поддерживать хорошие отношения со вторым по надменности монархом христианского мира. Обычно феодалы притесняли своих соседей – епископов или аббатов, и король, как правило, приходил на выручку служителю церкви. А церковь охотно платила королю за такую защиту мощной моральной (а иногда и физической) поддержкой в его борьбе против вассалов.
Со временем незнатные низшие слои общества, в особенности жители городов, стали добиваться свобод для себя и своей местности, и король часто защищал их против их господ-баронов. Монарх получал за помощь вознаграждение в виде субсидий, которые эти новые подданные были рады ему платить, а деньги всегда означали власть. К тому же каждая потеря баронами части их подданных, разумеется, укрепляла монархию.
И наконец, нужно отметить, что, пока династия Капетингов продолжала существовать, многие феодальные династии угасли. Их уничтожили вражда между семьями, местные войны, Крестовые походы и многие подобные бедствия. Разумеется, король брал себе оставшиеся без господ лены, и мало было тех, кто посмел бы ему противоречить.
Вот как получилось, что молодая французская монархия наконец стала выбираться из имевшей печальный вид пропасти и подниматься к величию.
Однако прошло еще сто лет, прежде чем появились заметные признаки перемены к лучшему. Три короля, правившие после Гуго Основателя, были одними из самых ничтожных представителей своего семейства. Эти короли – Роберт (996– 1031), Генрих I (1031–1060) и Филипп I (1060–1108) – все были слабохарактерными людьми, что было дополнительной трудностью вдобавок к основной, то есть к опасной ситуации, в которой им приходилось действовать. Владения Филиппа даже были немного меньше, чем у Гуго Капета. И вдобавок ко всем этим бедам в его царствование у парижских королей появился очень грозный соперник. Герцоги Нормандии с тех самых пор, как приняли христианство и поселились в этой провинции, были почти независимыми правителями. И вот в 1066 г. нормандский герцог Вильгельм Завоеватель сверг в Англии Англосаксонскую династию и стал в полной мере королем этой страны. Благодаря своей умелой и от важной политике Вильгельм держал Англию в руках гораздо крепче, чем его так называемый сюзерен – основную часть Франции. Было бы вполне естественно, если бы герцог Нормандии, став теперь независимым государем Англии, отказался от вассальной присяги парижскому королю и сбросил своего бывшего повелителя с престола силой оружия. Но этого не произошло. Вильгельм I умер в 1087 г., и его сыновья стали ссориться из-за его владений. Много боевой силы Нормандии утекло в Святую землю: лучшие нормандские воины отправились в Первый крестовый поход (1095–1099) и погибли в нем. Благодаря этому Франция получила передышку и не была полностью разрушена, но угроза сохранялась. Пока герцог Нормандский имел огромное владение за морем, откуда мог привозить золото и воинов, какая надежда на неопасную жизнь могла быть у его «сюзерена» Капетинга? XII в. оказался по-настоящему критическим для Франции.
