Дмитрий Чураков - Бунтующие пролетарии: рабочий протест в Советской России (1917-1930-е гг.)

Введение

Сегодня история рабочего класса подчас воспринимается как столь же далекое, безвозвратно ушедшее прошлое, как времена Вавилона или Римской империи. Заговорили о конце рабочей истории как направления современной историографии — зачем изучать то, что утратило актуальность? Однако нашлись энтузиасты, бросившие вызов общему мнению. Их стараниями рабочая история как направление исторического знания была возрождена. Не приходится хоронить и сам рабочий класс. Наоборот, существует потребность понять пути его становления, а также и то, действительно ли он сошел с исторической арены или просто существует в новой ипостаси? И уж совсем неуместна постановка вопроса об исчезновении рабочего класса в России — стране, все еще не перешедшей от индустриального к постиндустриальному обществу.

Пережив крушение коммунистического режима, интерес к истории рабочего класса России начинает постепенно оживать. Внимание историков обращается не только к традиционным, но и к новым проблемам. Среди них можно назвать и протестное движение рабочих на этапе строительства социализма в нашей стране. В советской историографии выступления рабочих против большевистского режима изображались исключительно как негативное явление. Традиция эта берет начало еще в первых публикациях советских авторов 1920-х гг. Тем же духом непримиримости, но теперь по отношению к большевикам, были проникнуты сочинения эмигрантских авторов. В определенном смысле работы 1918—1930-х гг. являлись своеобразным продолжением Гражданской войны, но иными средствами [1]. И это не случайно, поскольку авторами этих работ были непосредственные участники событий. Эмоции у них все еще превалировали над научной строгостью и непредвзятостью.

В 1930-х — начале 1950-х гг. изучение рабочего протеста из-за идеологических препон против большевистской власти фактически сводится на нет. После длительного перерыва интерес к этой проблематике в СССР в какой-то мере оживает, но только после 1956 года. Правда, в это время о существовании конфликтов между советской властью и рабочими говорилось чаще всего вскользь, как бы нехотя, и для историков тема оставалась «неудобной» и «нежелательной» [2]. Документы, отражающие эту сторону истории российского рабочего класса, если и публиковались, то эпизодически и бессистемно. По сути, топталась на месте и эмигрантская историография. После Второй мировой войны ей так и не удалось сформулировать новые подходы и новое понимание событий русской революции 1917 года и последовавшего за ней развития Страны Советов, в том числе и рабочего протеста против теневых сторон советского режима. Историки русского зарубежья продолжают проводить ту же линию, что и прежде, ни на йоту не отказываясь от своих идеологических пристрастий. Вместе с тем выходившие в эти годы работы становятся своего рода классикой литературы по истории рабочего протеста в большевистской России, особенно что касается работ, посвященных Гражданской войне [3], именно на их фактической и концептуальной базе во многом развивалась не только историография, продолжавшая линию русской зарубежной исторической школы, но и западная историография [4].

Новый этап изучения массовых выступлений рабочих 1917-го — начала 1930-х гг. зарождается уже в 90-х гг. прошлого века, что было тесно связано с произошедшими в России политическими переменами. Выходят новые исследования, посвященные теневым сторонам взаимоотношений рухнувшей власти и рабочего класса. Особенно плодотворно разворачивается изучение рабочего протеста периода Гражданской войны [5]. Появился также ряд интересных, самобытных исследований, затрагивающих развитие протестного движения рабочих в годы НЭПа и социалистической индустриализации [6]. Однако до сих пор проблема взаимоотношений рабочих и советской власти в первые десятилетия ее существования остается почти не изученной.

Нынешнее состояние историографии поднятого в монографии вопроса создает благоприятную возможность при ее написании опираться прежде всего на неизвестные ранее архивные источники. При подготовке рукописи использованы материалы из самых разнообразных архивов: РГА СПИ, ГАРФ, РГАЭ, РГВА, ЦГИАМ, ЦАОДМ, ЦЦНИ УР, ЦГА УР, ГАИО, ГАТО и др. Основную часть архивных материалов, вводимых в научный оборот впервые, составляют документы ЦА ФСБ РФ. Кроме архивов при работе над монографией широко использовались имеющиеся опубликованные источники, как выходившие в нашей стране, так и за рубежом. Важным подспорьем при изучении особенностей рабочего протестного движения конца 1917-го — начала 1930-х гг. явилась периодика тех лет.

Берясь за подготовку этой книги, автор ставил перед собой цель привлечь внимание к затронутым в ней проблемам не только профессиональных историков, но и широкие круги читающей публики. Это представляется важным, поскольку многие причины, механизмы и условия, приводившие к острым трудовым и социальным конфликтам в прошлом, никуда не исчезли. Без внимательного взгляда в прошлое невозможно решить многие наши сегодняшние проблемы.

Первое испытание: "однородное социалистическое правительство" глазами рабочих

Уже находясь в эмиграции, крупный меньшевистский деятель, в дальнейшем историк П. Гарви, доказывал, что "роль рабочих организаций… в подготовке октябрьского переворота не была ни решающей, ни преобладающей, ни направляющей, но все же несомненной и существенной". Попытки меньшевиков отрицать подавляющее влияние большевиков среди рабочих в период Октября понятны. Им сложно было смириться со своим двойным поражением: не только политическим, но и доктринальным. Вместе с тем и попытки самих большевиков рисовать свои отношения с рабочим классом исключительно в радужных тонах являются обычным пропагандистским клише. Уже в первые часы после победы большевиков в столице становится ясно, что отношение пролетарских организаций к событиям в Петрограде не так уж и однозначно. Особую тревогу большевиков на этом этапе становления их режима вызывало поддержанное многими рабочими требование "однородного социалистического правительства".Что крылось за этой позицией рабочих?

Лозунг "однородного социалистического правительства" в советской историографии традиционно отождествлялся с позицией Всероссийского исполнительного комитета профсоюза железнодорожных рабочих и служащих — Викжеля. И действительно, Викжель наиболее решительно и последовательно выступал за его реализацию. Именно на примере союза железнодорожников легче всего попытаться разобраться и в природе лозунга об "однородном социалистическом правительстве", и в том, что вкладывали в него сами рабочие.

Трения между большевиками и Викжелем обнаружились уже в ходе вооруженного восстания в Петрограде, непосредственно на II съезде Советов рабочих и солдатских депутатов. На заключительном заседании съезда, начавшем работу в час ночи 27 октября 1917 г., слово для "для внеочередного заявления" потребовал делегат от Викжеля. "Власть должна быть социалистической и революционной властью, — заявил он, — ответственной перед авторитетными органами всей революционной демократии. Впредь до создания такой власти союз железнодорожников, отказываясь перевозить контрреволюционные отряды, направляемые в Петроград, в то же время воспрещает своим членам исполнять какие бы то ни было приказания, не утвержденные Викжелем. Викжель берет в свои руки все управление российскими железными дорогами". Как вспоминал присутствовавший на этом заседании съезда американский левый журналист Дж. Рид, "конец этой речи почти потонул в яростной буре общего негодования". Вместе с тем, если внимательно проанализировать сделанное представителем железнодорожников заявление, то станет ясным, что главным в нем являлся вовсе не отказ Викжеля признать права съезда и созданного им однопартийного большевистского правительства. Не является таковым даже само требование коалиционной революционной власти: это для железнодорожников скорее средство, а не цель. Целью же для них служил, и это совершенно очевидно, захват власти над железными дорогами в свои руки. При этом Викжель как бы объявлял себя такой же составной частью государственной власти, как и сам съезд, и вступал с ним в равноправный диалог. Как и в случае с передачей политической власти Советам, происходила легализация уже существовавшего положения, когда профсоюз железнодорожников уже при Временном правительстве осуществлял некоторые функции, присущие государству. Тем самым Викжель не только шел в русле Октябрьской революции и решений II съезда Советов, но и существенно расширял границы их применения.