Джеймс Бертрам - История розги
В одной деревне в то время один ксендз принял за обыкновение наказывать своих духовных дочерей розгами или крапивой при всяком удобном и неудобном случае. Дамы настолько нашли это по вкусу, что часто сами для будущего успокоения души приставали к нему, чтобы он их выпорол, даже тогда, когда он находил возможным отпустить им грех, ограничившись двумя-тремя пощечинами.
Глава XI Каким образом становятся флагеллянтшей. Флагелляция белой рабыни
Мы увидим ниже, что любовь к получению ударов может быть у молодой девушки врожденной, но мы пока хотим рассмотреть тот случай, когда женщина, достигнув зрелости, не имела даже самого смутного желания быть высеченной или самой сечь кого-нибудь.
Теперь нас занимает мужчина, зараженный этим пороком и заражающий им женщину. Если это человек умный, он постарается вызвать у своей подруги страсть к флагелляции, действуя на ее воображение. Он станет заводить с ней разговоры по этому вопросу, будет частенько рассказывать факты, касающиеся флагелляции, таким образом он добьется, что возбудит любопытство у той, которую он хочет обратить в свою секту.
От одного господина мы узнали, как он просветил свою возлюбленную, не имевшую понятия о том, что есть мужчины, находящие наслаждение в унижении от женщины. Он был как бы полумазохист.
Он рассказывал, как его в детстве родители и гувернантки секли розгами за непослушание или дерзости. Затем он однажды приготовил розги и попросил ее высечь его. Подруга привязала его тоненькими веревочками, которые разорвались, как только она ударила его розгами, и он рванулся. На нее это произвело впечатление, она была сильно взволнована и сказала, что больше этого никогда не будет делать.
Но затем он ей постоянно рассказывает о том, как его знакомая дама наказывает своего возлюбленного розгами страшно жестоко за малейшую дерзость и неисполнение ее желаний. Иногда тот сам ее сердит или говорит грубости, так что она, серьезно взбешенная, говорит: «Вы дождетесь, что я вас пребольно выпорю розгами за подобные грубости!» Раз, выведенная из терпения и, думая совершенно искренно, что, подобно его знакомой даме, можно наказанием розгами заставить его быть более внимательным и не говорить грубостей, она сказала, чтобы на следующий раз к ее приходу были готовы розги, и она накажет его. Он приготовил розги, и она, привязав на кровати уже солидными веревками, наказала его четырьмястами ударами розог, так что у него появились красные рубцы и местами кровь. Так как после наказания он был сильнее в ласках с ней, что она, конечно, заметила, то она впоследствии стала чаще прибегать к наказанию розгами, несмотря на то, что розги было нелегко достать. Иногда он, довольно чувствительный к боли и более возбуждавшийся от приготовлений к наказанию, чем от самого наказания, хотел уклониться от розог, особенно если видел, что сильно ее чем-нибудь взбесил и она его хорошо проберет розгами… Но она настаивала и даже, случалось, уходила от него, если он не соглашался лечь под розги. Затем через несколько дней являлась уже сама с пакетом розог и требовала, чтобы он подчинился и дал себя привязать и высечь, если не желает, чтобы она опять ушла. Приходилось исполнять ее желание. В таком случае она особенно больно и долго секла, давая часто до тысячи и более ударов. Она говорила, что сечь ей доставляет большое удовольствие, особенно когда показывается кровь или удачный удар розгами вызывает крик. Мужчине этому было под пятьдесят лет, и она его очень любила. Пробовала сечь и плеткой, так как розги трудно было доставать.
Таким образом была подготовлена флагеллянтша. Впоследствии она сознавалась, что и мужа стала постепенно приучать к тому, чтобы он позволял себя бить по обнаженному телу. Особе этой было под тридцать лет.
Сама она была на редкость чувствительна и с трудом позволяла шлепать себя по ягодицам рукой.
В данном случае вышеупомянутый мужчина вполне достиг цели: он искал не столько боли, сколько унижения; боль для него была даже неприятна, и он, как мы видели, старался иногда уклониться от наказания. Но его подруга все-таки смотрела на наказание розгами отнюдь не как на возбуждающее средство или удовлетворение желания своего друга. Она именно наказывала, чтобы заставить смириться своего друга причинением ему сильной боли и унижения, когда он, взрослый человек, должен вертеться и кричать от боли, как пятилетний мальчуган. Она никогда, например, не наказывала, если не было с его стороны никакой вины. Он сумел мастерски вселить убеждение, что от всего неприятного для нее она может отучить его розгами, не лечь под которые он, конечно, может, но не рискнет, когда увидит, что ему грозит потеря близких с нею отношений. При этом, повторяем, она его любила. Это была как бы мать или воспитательница, глубоко убежденная, что наказывая, иногда очень строго, она исправляет своего любимого сына или воспитанника. Играл тут также роль некоторый садизм ее характера, – она сознавалась, что появление крови на теле наказываемого возбуждало ее…
Но не всегда можно напасть на такую подругу.
Во всяком случае, когда мужчина увидит, что женщина его рассказами достаточно подготовлена, что ее любопытство возбуждено, то он может ей сознаться в своей страсти и просить ее удовлетворить, если не может рассчитывать, как в вышеописанном случае, достигнуть удовлетворения ее своей подругой бессознательно, по собственному желанию…
Часто стыд, боязнь быть смешной удерживает женщину и делает флагелляцию для нее затруднительной, благодаря необходимости разыгрывать комедию, которая должна ее сопровождать.
Если мужчина не интеллигентен, то он не сумеет воспитать единомышленницу, а просто обратится к подкупу, и очень редко бывает, чтобы его желание не было удовлетворено.
Впрочем, очень многие женщины согласятся охотно сечь, но не в силах будут преодолеть страх, который им внушает быть самой высеченной.
Для флагеллянта, у которого нет ни капли садизма, наслаждение будет несравненно полнее, когда женщина подвергается флагелляции силой, испытывая при этом неудовольствие и страх.
Максим Р., один из моих пациентов, был именно флагеллянтом подобного рода.
Вид крови был для него тягостен, всевозможные утонченные истязания, которым садисты подвергают свои жертвы, стараясь возможно полнее удовлетворить свою страсть и в то же время боясь уголовного преследования, уколы булавками, прижигания, нанесение ран и т. п. – все это внушало ему отвращение. Но он был страстный охотник до причинения нравственных страданий женщинам, которых он находил для удовлетворения своей страсти и которых он после таких мучений подвергал утонченной флагелляции.
Он выбирал женщин только между проститутками и старательно искал между ними девушек очень молодых, немного робких, которых он находил на плохо освещенных улицах в часы, когда в Париже всюду выступает на сцену продажная любовь.
Он приводил избранницу на свою холостяцкую квартиру, находившуюся в центральном квартале и так устроенную, что из нее нельзя было услышать ни криков, ни призывов на помощь.
Когда девушка входила в западню, то начиналась ужасная комедия. Она каждый раз менялась, в зависимости от приведенной девушки и собственного настроения в ту минуту Максима.
Иногда он разыгрывал сумасшедшего и своими бессвязными словами приводил в неподдельный ужас несчастную подругу. Чаще он признавался ей в своей страсти к виду крови, и когда она, обезумевшая, хотела бежать, то он связывал ее веревками.
Затем целыми часами он наводил на нее ужас рассказами о тех неслыханных мучениях, которым он ее подвергнет после того, как накажет розгами; розгами он сек сравнительно слабо, но при этом уверял девушку, что это только прелюдия ожидающих ее пыток.
Ему доставляло невыразимое наслаждение видеть, как у несчастной меняется от страха все лицо, как обнаженное ее тело корчится, слышать ее отчаянные крики и призывы о помощи.
Два раза, по его словам, дело могло кончиться для него очень скверно. В первый раз очень молодая чахоточная девушка впала в бессознательное состояние и умерла, когда он поднял рубашку и собирался сечь ее розгами. К счастью для него, на теле не было никаких следов насилия. Он развязал несчастную и, уложив в постель, послал за полицией. Призванный доктор нашел смерть естественной и последовавшей, по словам Максима, в минуту первой ласки.
В другой раз, по его словам, разочарование его было еще сильнее.
В этот день его подруга, сперва взволнованная и напуганная его ужасными угрозами, мало-помалу пришла от них в опьянение, и сама горячо торопила его поскорее начать сечь ее розгами. Когда он на ее глазах вязал из березовых прутьев два пучка розог, она находила, что он выбирает недостаточно толстые прутья или вяжет слишком тонкий пучок.
