Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше
Снимая с разума человека один из главных покровов, мешающих ему видеть[2271], вера в определенной степени избавляет его от неведения и непременно — от всякого ошибочного знания о Боге, если вера истинна[2272]. Верой, по замечанию блаженного Феодорита Кирского, все ложные знания, которые были в душе и являлись настоящим очагом инфекций, устраняются, уступая место Божественному знанию[2273]. И тогда все мыслительные способности человека оказываются очищены верой, оздоровлены и возвращены к мудрости, которая свидетельствует об их нормальной работе. Поэтому блаженный Феодорит Кирский замечает, что Господь Своим наущением «сделал исполненными премудрости народы, которые прежде были похожи на сумасшедших и безумных»[2274].
Познав верой Того, Кто есть истина[2275], человек обретает подлинную свободу[2276]. Познав Бога вновь, он обретает подлинное знание о себе самом, он вновь знает, «чей он сын»[2277] и «какова его природа»[2278]. Он признает себя образом Божиим, призванным стяжать Его подобие. Он признает духовное измерение, которого был лишен из-за греха, а в нем — свое целостное человечество.
Через веру он осознает истинный смысл своего существования. Он избавляется от иллюзий и заблуждений, порожденных его незнанием жизни, также избавляется от чувства абсурдности, от тоски[2279], то есть отчаяния, которое мог бы почувствовать вследствие этого. Он «оставляет волны неустойчивой и изменчивой жизни, с тем чтобы войти в жизнь неизменную»[2280], и тогда обретает мир[2281], устойчивость — первоочередные условия здоровья. Человек неизбежно подвержен болезни, если он сомневается. В том, кто «колеблется в вере, торжествует болезнь», — пишет преподобный Варсонофий Великий[2282]. Вера полагает предел болезненному сомнению, неопределенности, колебаниям, нерешительности и неуверенности, которые делают человека подобным морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой, не твердым во всех путях своих (Иак. 1, 6.8). Когда вера крепка, глубока, целостна, всеобъемлюща, совершенна, тогда она исцеляет от двоедушия — недуга, который поражает тех, кто, обладая еще несовершенной верой, раздваивается в своих намерениях и действиях, обладает душой, поделенной между Богом и миром, а не предающей себя сразу с полным доверием Христу[2283].
Поскольку вера научает человека знанию не только о себе самом, но и о всякой вещи, постольку она становится для него надежным проводником[2284]. Она поддерживает его во всем и помогает ему идти верным путем во всех обстоятельствах[2285], избегать всяких заблуждений, «не быть одолеваемым всеми ветрами, как это бывает с ненадежной судьбой некрепко утвердившихся людей»[2286]. Она, по словам святых отцов, «крепкая опора и надежная гавань»[2287]. Она есть броня[2288], защищающая человека и делающая его сильным. Благодаря ей человек может преодолевать самые сложные препятствия, даже перемещать горы[2289]. Для того, кто ею обладает, ничего не будет невозможного (Мф. 17, 20). «Она не оставляет нашу душу под тяжестью какого-либо из нынешних недугов и облегчает ее страдания надеждой на будущее», — отмечает святитель Иоанн Златоуст[2290]. «С ней даже самое большое несчастье не сможет повергнуть нас в отчаяние»[2291]. Вслед за святителем Иоанном Златоустом эту способность веры порождать надежду подчеркивают преподобный Варсонофий Великий[2292], преподобный Исаак Сирин[2293], священномученик Петр Дамаскин[2294].
Если душевные силы человека были разделены и разобщены грехом, то вера, обращая их вновь ко Христу как к единственному центру притяжения и воссоединяя все существо человека (а не только желание, волю и рассудок) с Его Личностью, возвращает душе целостность и перестраивает ее. Благодаря «решительной устремленности души человека к Единому, всё, что было в нем неупорядоченного, обустраивается»[2295]. Все душевные способности обретают в Боге, к Которому человек прилепляется верой, свое нормальное предназначение и здоровье, действуя в гармонии и мире, расцветая в согласии со своей природой.
Если грех умертвил человека, то вера его воскрешает[2296] к жизни, которая не будет иметь конца, к той истинной жизни, которую Христос вернул человечеству и которая подается Духом Святым. Ужас перед смертью перестает сковывать и парализовывать его. Он перестает быть «живым трупом», становясь живым для вечности. Благодаря вере ветхий человек уступает место новому, вновь рожденному от Бога[2297].
Именно вера является для человека условием спасения и вратами к нему[2298], ибо через нее он всем своим существом становится причастен спасительному делу Христа, соединяется с Его Личностью, открывается для Его благодати и становится ее соработником. И поэтому благодаря вере и пропорционально ей[2299] больной человек получает от Христа прощение грехов, исцеление от всех болезней и истинное здоровье[2300]. Тому, кто верует в Него, Христос подает исцеление от душевных и телесных болезней. «Если мы верим в Того, Кто пришел исцелить все множество болезней и немощей, то [мы должны верить и в то, что] Он способен исцелить не только телесные болезни, но и болезни внутреннего человека», — пишет преподобный Варсонофий Великий[2301].
Теперь ясно, что вера является как бы одной из «связей между здоровьем и спасением», как это подчеркивает Климент Александрийский[2302] и как утверждают многие святые отцы, в ясных терминах описывая ее врачевательную функцию и смысл. Тертуллиан рассматривает веру как превосходное противоядие[2303]. Блаженный Августин, исповедуя грехи прошлого, признает: «Я мог быть исцелен, поверив»[2304], и отмечает, что Бог «приготовил лекарство веры и щедро раздал его от земных болезней, наделив могучей действенной силой»[2305]. Блаженный Феодорит Кирский высказывается в том же смысле: «Бог, подавая веру, приходит на помощь тем, которые желают получить исцеление»[2306]. Ориген говорит, что уже блаженные пророки «прикасались к Слову верой, хотя эманация нисходила к ним от Него, чтобы их исцелить»[2307]. И преподобный Варсонофий Великий утверждает, что «наша совершенная вера отражается в исцелении»[2308].
Однако следует знать, что у веры есть немало ступеней и что существует огромное расстояние между ее первыми проявлениями и ее совершенством, между усилием верить в то, что недоступно взору, и чувством полной уверенности[2309] и еще более — между первым откликом на слово Божие, в котором человек получает внешнее и весьма частичное знание, и созерцанием Бога, которое святыми отцами уподобляется вере в совершенной ее степени[2310]. Между этими двумя крайними точками существуют все степени экзистенциальной приверженности Богу, которая помогает исполнять заповеди, тоже обнаруживает веру и даже закладывает основу для веры единственно истинной
