Виктор Кандыба - Магия – энциклопедия магии и колдовства
В тесной неразрывной связи с колдовством и верой в дьявола находятся различные предрассудки, связанные с вурдалаком и вампиром (упырем); каждое из этих поверий ограничивалось рамками той или иной народности. Колдовство достигло своего апогея в средневековой Германии, Франция культивировала веру в вурдалака, а у славян были свои упыри.
Подобно колдовству, вера в вурдалака содержала в себе черты грубого смешения оккультных феноменов и полового сладострастия. Вб время судебного процесса, разбиравшегося во Франции в 1598 году, крестьянские девушки Пернетта, Антуанетта Грандилон и Тевьен-на Паже сознались, что они нередко обращались в волчиц, нападали на маленьких детей и развратничали с козлами, которых принимали за дьяволов. Следует заметить, что вера в вурдалаков, в противоположность колдовству, составляет специфически мужскую склонность; это вполне естественно, т. к. мужчины-пастухи могли скорее напасть на мысль о превращении в волков, нисколько не задумываясь над различными другими магическими операциями. В выдержках из процессуальных актов города Бордо, относящихся к 1603 году, мы находим полнейшее подтверждение этой мысли: две крестьянские девушки, преследуемые любовными предложениями пастуха Греньера, вдруг подверглись нападению со стороны волка; этот волк был не кто иной, как сам Греньер. Сильно испугавшись, девушки пустились бежать. Т.к. Греньер до того времени открыто хвастался своей причастностью к вере в волка, то он был арестован и посажен в тюрьму. Там он рассказал, что благодаря I одному своему соседу он познакомился с лешим; воздав ему должные почести, он принял из его рук масло и волчью шкуру. Своим охотничьим копьем "леший" сделал на его теле пометку, и с тех пор он приобрел способность обращаться в волка. Далее он рассказал, что и его отец был оборотнем; мачеха же его разошлась с отцом исключительно потому, что он раз, получив в ее присутствии страшнейшую рвоту, выплюнул целую массу кусков собачьего и детского мяса. Он сам привел точное число детей и собак, которых он в разное время убил, которым наносил всяческие раны и т.д. В суд были приглашены родители тех детей, которые были убиты Греньером; из их допроса выяснилось, что подсудимый говорил самую неподдельную истину. Все они в один голос утверждали, что отчасти видели волка, а отчасти узнавали в нем Греньера. Суд присудил этого преступника-идиота к пожизненному заключению в монастыре. Через 7 лет его посетил судья де Ланкр. Последний увидел перед собой духовного выродка с запуганным, тревожным взглядом, впалыми глазами, длинными и широкими зубами и громадными черными ногтями, похожими на щупальцы. Во время свидания перед глазами Греньера пронеслась его прежняя жизнь; при этом он наивно заметил: "Мясо молодых девушек гораздо приятнее мяса собак; мне еще теперь хочется вкусить человеческое мясо, а самое сильное желание мое – это видеть волков".
Здесь мы встречаем те же моменты, что и в колдовстве: homagium, стигматизацию масла и, наконец, половой момент. Интересный случай сообщает Вейер. Некий Питер Воргот на процессе, возбужденном против него, заявил, что во время сильной бури, разогнавшей все его стадо, он познакомился с поклонником Сатаны, по имени Мойсет. Последний обещал, что даст ему огромные богатства и возвратит рассеянное стадо. После нескольких поцелуев и коленопреклонений перед дьяволом стадо, действительно, было возвращено, но денег он не получал. Далее некий Михаель Верданг убеждал его принять участие в ведьмином шабаше, который произойдет в лесу близ Chastel Charmon. Там он растер свое тело маслом, которое получил у Верданга; после этого он испытал такое ощущение, как будто превратился в волка. Михаель немедленно обратился в волка, тогда как ему самому пришлось предварительно снять с себя платье. Оба они, словно вихрь, понеслись по полям и лесам, нападали на детей и молодых девушек, высасывали из них кровь, поедали их и совокуплялись по дороге с волчицами. Характернее всего то, что, как ведьмины поездки, так и описанное только что нами путешествие, совершается во время сна. Лерчхеймер приводит такой случай: "Один крестьянин лежал в квартире фогта, погруженный в глубокий обморок; проснувшись, он спокойным и убежденным тоном заявил, что убил в поле лошадь". При этом Лерчхеймер добавляет: "Это – дьявольское наваждение. Во время сна дьявол до того настойчиво навязывал ему эту мысль, что крестьянин серьезно уверовал в нее". В том же духе высказывается и де Ланкре. Нет никакого сомнения, что в зоант-ропии мы имеем дело с феноменом ясновидения, т. к. только в этом случае возможны столь совпадающие между собой описания, которые приводятся всеми упомянутыми оборотнями; причем следует заметить, что все они говорят о вещах, которые в действительности не имели места. В некоторых же показаниях мы находим и момент солидарности; он выражается в том, что человек указывает на своем теле те раны, которые получил волк в момент нападения на свою жертву; сам же человек все время сидел дома, не трогался с места, так, что этих ран он сам получить не мог.
По этому поводу Данкмар говорит: "Прежде всего это превращение ни в коем случае не может считаться истинным. Достоверным является для нас следующее: во-первых, зоантроп сам глубоко уверен в своей обращаемости, во-вторых-третьи лица также смотрят на него, как на обращенное животное. Первое можно объяснить себе патологическими причинами; второе же является результатом перенесения галлюцинации, зародившейся в голове маньяка, одержимого бешенством: эта галлюцинация магически заражает и других людей. Конечно, подобное перенесение галлюцинации особенно успешно совершается в тех местах и в такие эпохи, когда народное сознание насквозь проникнуто верой в обращаемость человека. Что касается убежденности самого оборотня, то здесь, как и в ведьминых процессах, мы сталкиваемся с известными уже нам маслами. По всему видно, что мы имеем здесь дело с целым обществом людей; один посвящает другого в тайны своей веры, знакомит его с родоначальником своего вероучения и доводит дело до того, что его товарищ охотно соглашается принять участие в шабаше. Простодушный поселянин и одинокий пастух находятся в каком-то глубокоинтимном отношении с окружающей их природой; она говорит с ними тысячью разнообразных звуков, к которым культурный человек остается совершенно глух. С каждым днем пастух все ближе подходит к своему стаду; в жизни животных он раскрывает много новых, загадочных подробностей, в их инстинктах он находит много такого, что напоминает ему человека… Зоантропом никогда не будет человек, высоко стоящий в духовном отношении; таковым может быть одиноко живущий охотник или пастух, т.е. люди, имеющие дело с животными. Если он, кроме того, живет в местности, богатой волками, то вполне естественно, что именно волк явится пунктом его умопомешательства. Мысль, загнанная в этот тупик, крепнет и складывается, наконец, в законченную манию: "Я сам – волк!" Вначале у них наблюдаются различные подражания волкам; далее, под влиянием извращенной чувствительности периферических кожных нервов у них появляется ощущение усиленного роста волос. Шаг за шагом в них развиваются инстинкты антропофагов и садоритов и столь же постепенно в них зарождается ощущение, будто они действительно превратились в волков. Подобное отрешение от своей собственной личности предполагает страшнейшее одичание человеческого духа, так что дело нередко доходит до настоящего людоедства". Данкмар при этом указывает на участие альголяг-нистических мотивов; он относит эту манию в категорию садизма, "терзающего и разрывающего предмет своей страсти". Очень может быть, что подобные акты садистического сладострастия впервые толкнули того или иного человека на мысль, что он превратился в волка. Но послушаем Данкмара: "Очень часто приходится наблюдать такое явление: люди, помешанные на том, что они превратились в зверей, крайне удачно подражают голосу и привычкам этих животных. Человек, укушенный бешеной собакой, часто в припадках пароксизма лает, кусается, скачет и т.д. Подобно тому, как мозг идиота-микрокефаза знаменует собой возврат к обезьяньей природе наших отдаленных предков, точно так же бывают различные случаи атавизма, выражающиеся в форме определенного животного типа…
После всего сказанного ясно, что большая часть случаев так называемой "обращаемости" является результатом патологически-болезненного состояния; отчасти их можно объяснить атавизмом. Открытым остается пока вопрос относительно некоторых еще не разрешенных фактов: для объяснения этих последних нам придется прибегнуть к помощи более общего принципа. Мы видели, что втирание наркотических средств вызывает в человеке предрасположение к различным галлюцинациям. Спросим себя, какова специфическая природа этих галлюцинаций? На это мы получаем такой ответ: эти галлюцинации выражаются в том, что человек, давно испытанный в ощущениях зоантро-пии, проникается верой вурдалаков, что перед его глазами проносятся картины шумных собраний его товарищей, разделяющих с ним его веру. Отсюда вполне основательно будет вывести то заключение, что все они составляют своего рода общество, члены которого находятся в каком-то психическом взаимодействии между собой: во главе этого общества, естественно, находится руководитель, который пользуется неотразимым магическим влиянием на новичков. Человек, совершенно одичавший, ощутивший в глубочайших основах своего существа "волчью природу", нуждается лишь в самом незначительном толчке, чтобы вызвать в себе волчью ярость, и этот толчок был дан… в лице руководителя общества; он ввел новичка в тот кружок и тем самым создал демоническое взаимодействие между ним и всеми прочими участниками кружка. Это – атавизм дарвинистического свойства, но атавизм, выросший на психической почве, иными словами, мы имеем перед собой духовного и морального выродка, человека, всецело отпавшего в мрак животного существования. Но если этот человек, просыпаясь после глубокого сна или сидя в тюрьме, заявляет, что в таком-то месте он убил такое-то животное, то этот факт можно объяснить себе только следующим образом: это животное было, вероятно, убито каким-нибудь другим человеком или настоящим волком, но он приписывает себе это убийство в силу того, что стоит с настоящими убийцами (благодаря фимистии) в известном духовном взаимодействии. Если обратим внимание на те случаи, когда у зоантропа на теле имеются раны именно в тех местах, в которых изранен нападающий волк, то мы увидим ту тесную магическую связь, которая существует между человеком и животным; в приведенных нами случаях, которые, несомненно, являются исключением, эта связь доходит до своего рода магического взаимодействия, которое и вызывает упомянутый феномен солидарности". В последнем пункте Данкмар, по нашему мнению, зашел уже слишком далеко. На наш взгляд, вовсе не нужно предполагать наличность какого-то магнетического взаимодействия между человеком и волком для того, чтобы объяснить феномен солидарности. Достаточно предположить, что зоантроп благодаря своей симпатии пластически воспроизвел на своем теле те раны, которые он каким-то ясновидящим образом узрел на теле своего "друга из животного царства".
