Борис Нахапетов - Врачебные тайны дома Романовых
Кстати, «сифилитическую» версию поддерживал и небезызвестный советский историк, академик М.П. Покровский, обливавший в идеологических целях предреволюционную историю России чёрной краской. Используя разногласия специалистов по установлению диагноза болезни Петра I, он не упустил случая мазнуть дёгтем личность императора: «Пётр умер, как известно, от последствий сифилиса, полученного им, по всей вероятности, в Голландии и плохо вылеченного тогдашними врачами».
Н.И. Гусаков в брошюре «Пётр I и медицина» (М., 1994) утверждает, что Пётр I страдал мочекаменной болезнью, а также — частичной непроходимостью мочеиспускательного канала после перенесённой и плохо леченной гонореи. Кроме того, он упоминает и версию отравления Петра I, ссылаясь при этом на описанные А.С. Пушкиным в его «Истории Петра» судороги, паралич левой руки, потерю зрения и «жжение в животе», которые, по мнению Н.И. Гусакова, могут рассматриваться как признаки отравления каким-то ядом, в частности мышьяком.
Изучая историко-литературные источники, посвящённые смерти Петра Великого, Ю.А. Молин — высококвалифицированный судебно-медицинский эксперт с большим стажем работы по специальности, обратил внимание на версию об отравлении. Наиболее чётко её сформулировала доктор исторических наук Н.М. Молева на страницах «Медицинской газеты» (№ 111 от 15.02.1989 г.). По её мнению, обострению недуга в январе предшествовало употребление нового сорта конфет, подаренных кем-то императору. Через несколько часов у больного возникли рвота, цианоз ногтей, онемение в руках, жжение в животе.
Внимательно проанализировав гипотезу Н.М. Молевой, Ю.А. Молин пришёл к выводу о том, что перечисленные ею симптомы (кстати, имевшиеся у государя и ранее) могут характеризовать как в отдельности, так и в совокупности самые разные заболевания и патогномоничными (обязательными) для отравления вследствие приёма какого-либо яда с пищей отнюдь не являются.
Несмотря на то что формирование экспертных выводов крайне затруднено, внимательный анализ фактов позволил Ю.А. Молину высказать следующее утверждение: длительный анамнез заболевания (около 8 лет с момента лечения на водах в Спа), выраженный положительный эффект от применения минеральной воды, достаточно характерная клиническая картина, особенно в последний год жизни (приступы лихорадки, провоцируемые переохлаждением, гнойный цистит — воспаление мочевого пузыря, прогрессирующая стриктура уретры, стойкая отёчность лица, констатируемая современниками и зафиксированная маской, снятой сразу после смерти), отсутствие достоверных признаков отравления (вышеуказанные жжение в животе, рвота, судорожные подёргивания групп мышц вполне укладываются в картину осложнённой соматической патологии) указывают на то, что, вероятно, Пётр I страдал стриктурой уретры, осложнившейся гнойным циститом, восходящей инфекцией с развитием тяжёлого пиелонефрита (воспаления почечных лоханок и ткани почек), а на финальном этапе болезни — уремией (наводнением организма токсическими продуктами обмена веществ) и уросепсисом.
Резко выраженная почечная патология обусловила появление у Петра I ещё одного грозного проявления, почему-то не отмеченного ни одним из исследователей. Ю.А. Молин полагает, что в последние годы жизни император страдал периодическими подъёмами артериального давления, с которыми врачи боролись посредством постановки пиявок на затылочную часть головы. С его точки зрения, характерное сочетание симптомов (внезапная утрата функций речи, паралич правых конечностей, временная потеря сознания, судороги) указывает на то, что за несколько часов до смерти Пётр I перенёс острое нарушение мозгового кровообращения с кровоизлиянием в левое полушарие головного мозга как следствие очередного резкого подъёма артериального давления. Это осложнение часто наблюдается в случаях запущенных, не леченных должным образом нефритов.
Ю.А. Молин не настаивает на бесспорности данного посмертного диагноза, однако, возвращаясь вновь и вновь к осмыслению всего комплекса данных о болезни Петра I, считает это суждение аргументированным и объективным.
Глава 3
«Бабьи хвори» на российском престоле
После смерти Петра I почти до конца XVIII в. (с небольшими промежутками) Россией правили женщины-императрицы.
Обсуждая различные версии причин смерти Петра I и упоминая о попытке отравления Петра I подаренными ему конфетами, Н.И. Гусаков пишет: «Через два года такое же случилось с Екатериной I, после чего она умерла».
Это суждение, по-видимому, основывается на «Врачебных замечаниях о последней болезни и кончине императрицы Екатерины I» В. Рихтера: «Существует мнение, что душевное беспокойство было причиной её последней болезни, а также то, что она скончалась от яда, данного рукой врача». В архиве находится копия с донесения её лейб-медика архиатра И.Л. Блюментроста, в котором сказано, что «10 апреля 1727 года почувствовала воспаление в груди. К ожидавшемуся к седьмому дню болезни критическому перелому тем более умножался кашель и стеснение в груди, так что врачи без труда могли предвидеть возрождение нарыва на лёгком, что подтвердилось за четыре дня до смерти истинно гнойной мокротой, в большом количестве выходящей через харкание. Слабость умножалась час от часу и более, и монархиня скончалась 6 мая поутру в 8 часов на 39-м году от рождения» (на самом деле императрице Екатерине I было 43 года).
Екатерина I очень неосторожно относилась к своему здоровью. Один из современников отмечал: «Царица продолжает с некоторым излишеством предаваться удовольствиям до такой степени, что это отзывается на её здоровье… Так как она чрезвычайно полна и ведёт жизнь очень неправильную, то думают, что какой-нибудь непредвиденный случай сократит её дни».
Историк Н.И. Павленко пишет:
«В последние годы жизни Екатерина I, никогда не отличавшаяся богатырским здоровьем, выносливостью и физической силой, превратилась в рыхлую, невероятно располневшую даму, страдавшую от многочисленных хворей. Это, однако, не удерживало императрицу ни от гастрономических излишеств, ни от соблюдения странного распорядка дня, когда она отправлялась ко сну в пять утра и таким образом превращала день в ночь. Выдержать такой ритм жизни было трудно даже для такой крепкой, здоровой женщины, какой была Екатерина I.
Из-за частых и продолжительных болезней за время своего кратковременного царствования (1725–1727) она неделями, а иногда и месяцами не покидала покоев. К концу 1726 г. стали нарастать признаки декомпенсации состояния здоровья царицы — её мучили приступы одышки и удушья, появились отёки ног, нараставшие к вечеру. С начала 1727 г. к ним присоединились боли в груди и частые периоды лихорадки. Екатерина была вынуждена слечь в постель.
5 апреля, вечером, возник приступ лихорадки, императрица стонала, бредила. 10 апреля консилиум врачей поставил диагноз „злокачественной горячки“. Поскольку до первой половины XIX в. воспаление считалось основой большинства болезней, то и лечили их охлаждающими процедурами и кровопусканиями, добавляя к ним приём различных настоев.
Прогнозы врачей, уверявших, что, поскольку симптомы чахотки возникли у императрицы в зрелом возрасте, болезнь будет развиваться медленно и доброкачественно, не оправдались. Обострение, возникшее в апреле 1727 г., едва удалось снять постельным режимом, общеукрепляющими и успокаивающими кашель средствами.
Донесения французского дипломата Маньяна регистрировали постепенное угасание императрицы. 12 апреля (1727 г.) он извещает версальский двор о том, что за последние два месяца она лишь единственный раз покинула покои дворца и большую часть времени проводила в постели. Неделю спустя сообщает: „Императрица до того ослабела, так изменилась, что её почти нельзя узнать“. В конце апреля появилась надежда на выздоровление, которой, однако, не суждено было сбыться: Екатерина то и дело теряла сознание и задыхалась от удушья. 24 апреля 1727 г. у смертельно больной Екатерины наступило облегчение. В день кончины императрицы смерть как бы отступила от своей жертвы, и к ней вернулось сознание».
Днём 5 мая 1757 г., на пике одного из приступов кашля, возникло обильное кровохарканье с примесью гноя — видимо, произошло опорожнение полости, образовавшейся в лёгком. Положение государыни стало быстро ухудшаться.
Наступила суббота, 6 мая 1727 г. Екатерина Алексеевна тихо угасала. Днём начался бред. Кончина последовала около девяти часов вечера. Императрица Екатерина Алексеевна умерла в возрасте 43 лет.
Петербургский судебный медик Ю.А. Молин полагает, что характерная клиническая картина — приступы удушающего кашля, одышка, боли под лопатками, резкая слабость и психическая апатия, сменявшаяся всплесками неестественной лихорадочной активности и веселья, специфическая температурная реакция — может свидетельствовать о том, что у царицы был злокачественно протекавший туберкулёз, или, как говорили врачи XVIII в., «скоротечная чахотка».
