Станислав Долецкий - Мысли в пути

— Нет, суть не в нашей «капиталистической» любви к сенсациям или чьем-то желании сделать бизнес. Понятно, традиции привлекать внимание к необычным явлениям у нас имеются, и от этого никуда не уйдешь. Но наш читатель по горло сыт великосветской жизнью, убийствами, ограблениями и катастрофами. Он очень любит политику и горячо обсуждает внешнеполитические события, внутреннюю жизнь. Однако и это все основательно надоедает. Жулики никогда не переведутся. Политики, как и тысячу лет назад, будут кого-то обвинять или защищать, что-то обещать. В мире постоянно воюют. Одни эти войны считают справедливыми, другие — преступными. Все это, вместе взятое, создает ощущение неуверенности, тревоги, а то и страха. Даже спорт, который должен направлять мысли миллионов людей в сторону благородного соревнования или рыцарских игр. Кухня спорта, особенно профессионального, пахнет не самым лучшим образом и тащит за собой тотализатор и пари, выигрыши и проигрыши. И вот на фоне этой невообразимой суеты и трескучей шумихи неожиданно возникает чистая и благородная мелодия. Ничего особенного. Просто на свет божий появились двое детей, которых природа не разъединила. Сделал это человек. Всем трудно: и детям, и их родителям, и тому, кто поднял руку на творение природы. Но самое неожиданное, что всему нашему народу стала небезразлична судьба этих ребятишек. На задний план отступили будничные дела. Оказалось, что жизнь двух маленьких детей стоит намного больше того, чему мы уделяем порой все наши мысли, время и чувства.

Мы все вдруг поняли, что в мире существует много ценностей, которые творит человек. Открытия ученых. Замечательные машины. Вкусная пища. Произведения искусства. И многое другое. Но главное, ради чего все мы живем и ради чего нужно жить, — это сам человек. Даже очень маленький.

Возможно, мой итальянский друг не говорил тогда дословно того, что здесь написано. Но он мог это сказать. И не обидится на меня, если я так его понял.

Только разговоры

— Слушаю.

— Это ты?

— Да.

— Как дела?

— Нормально.

— У меня к тебе просьба.

— Пожалуйста.

— У моей двоюродной сестры есть сын. Мой племянник, значит. Лежал он полгода в туберкулезном санатории. А теперь врачи поставили новый диагноз. Вот у меня на бумажке: «Диафрагмальная грыжа». Сказали, что это по твоей части. Верно?

— Да.

— Посмотри его.

— Хорошо.

— Может, там обойдется без операции?

— Если диагноз правильный, придется оперировать.

— Вот беда. Сестра у меня трусиха. Боится операции до смерти. У нас отец умер под ножом.

— Что у него было?

— Рак. Он уж старый был. Но крепкий.

— Что ж поделаешь…

— Когда можно сестре к тебе приехать?

— Консультативный день пятница. В половине второго.

— Сегодня ведь суббота. Она с ума сойдет — ждать неделю.

— Пусть приедет в понедельник, к восьми утра.

— С мальчиком?

— Конечно. И пусть возьмет выписку из истории болезни и рентгеновские снимки. Врачам скажет — только посмотреть. Мы потом все равно будем делать свои. Но для начала хорошо увидеть их снимки.

— До понедельника она не обернется. В воскресенье, наверное, выписок не дают.

— Хорошо. Пусть приедет в среду, к двум часам дня и скажет секретарю, что ей назначено.

— Спасибо.

— Знаешь, на всякий случай, в среду позвони мне в семь утра домой. Вдруг у меня что-нибудь изменится.

— Ладно. Еще раз спасибо.

— До свидания.

— С вами говорят из туберкулезной больницы.

— Слушаю вас.

— Извините, что беспокоим. Это по поводу мальчика Кости Андрианова…

— Мне все известно.

— Мать была у нас. Она очень настойчива. Волнуется.

— Вчера мы говорили с ее братом. Они будут у меня в среду.

— А кто станет оперировать?

— Там будет видно.

— Мать настаивает…

— Понимаю.

— Мы все привыкли к мальчику. Он способный, но очень нервный ребенок…

— Давайте вернемся к разговору, когда закончится обследование. Всего вам хорошего.

— Добрый день.

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста. А ты, Костя, сюда, поближе ко мне. Давайте документы, рентгенограммы. Костя, раздевайся. Теперь ложись сюда. Здесь не больно? А здесь? Вдохни поглубже. Еще раз. Еще. Теперь покашляй. Сильнее. Сильнее. Ты, когда бегаешь, не задыхаешься?

— Быстро не могу бегать.

— А воспаления легких у него часты?

— Два-три раза в год. Пока не положили в больницу. Да и там он болел. Наверное, простудили.

— Нет, не простудили. Такая у него болезнь.

— Расскажите, пожалуйста, что это за грыжа? В чем она заключается? Я слыхала, что в паху бывает или в пупке.

— Вы ведь, наверное, уже спрашивали врачей в санатории и они вам все подробно рассказали?

— Да. Но я не очень поняла.

— Грыжа — это слабое место. В самом деле, чаще бывает в паху или в пупке. Но, как редкое исключение, может возникнуть и в диафрагме грудобрюшной преграде. Тогда из живота в грудную полость проникают или кишка, или желудок, а то и почти весь кишечник. Он поджимает легкие. Дышать человеку трудно. У него образуется воспаление легких…

— Что же, грыжа — это такое отверстие?

— В понятие грыжи мы, врачи, вкладываем три условия. Грыжевые ворота отверстие, которое приходится зашивать. Грыжевой мешок — пленка или слой ткани. Его чаще всего удаляют. И, наконец, грыжевое содержимое — органы. Они заполняют мешок и перемещаются, куда им не следует. Понятно?

— Я представляла себе все иначе. А что такое ущемление грыжи? Ведь, бывает, она ущемляется?

— Если в грыжевых воротах возникает перегиб, сдавливание или перекручивание органа, например кишки, то сразу начинает страдать кровообращение и начинается гибель органа.

— Что же тогда делать?

— Простите меня, пожалуйста. Но при всем желании я не могу просвещать родителей всех детей, которых оперирую.

— А без операции обойтись нельзя? Я очень боюсь.

— Знаю. Делать ее нужно. Костя уже отстает в развитии. Воспаления легких опасны, учитывая, что оба легких сильно поджаты: одно — кишками, а другое — сместившимся сердцем. Откладывать вмешательство не стоит. Сейчас осень — благоприятное время года. Важно, чтобы вы оба были в хорошем, спокойном настроении. За Костю я спокоен. Он знает, что операция ему нужна, и не боится. Правильно я говорю, Константин?

— Верно. А больно не будет?

— Как не будет? Конечно, будет. Потом, после операции. А саму операцию ты не почувствуешь — будешь крепко спать. Ясно? Вы все поняли?

— Но вы не ответили на мой главный вопрос.

— ?

— Операция опасная?

— Безопасных операций не бывает. Это хирургия.

— Да. Понимаю. Но я должна еще посоветоваться с мужем. Если позволите, мы вам позвоним.

— Пожалуйста.

— Костя, здравствуй! Как дела?

— Хорошо. Спать хочется.

— Тебе укол сделали?

— Да. А после операции меня отвезут на пятый?

— Так нужно. Ты ничего не пил?

— Нет. А обратно я скоро вернусь?

— Дня через два-три. Смотри, не пей ничего.

— Не буду.

— До скорого.

— Ты проснулся?

— Да.

— Болит сильно?

— Да.

— Вдохни поглубже. Еще глубже. Молодец. Теперь вдохни и задержи дыхание… Правильно. Чуть покашляй. Немного сильнее… Помни, что дышать нужно глубоко. Завтра тебе станет полегче.

— Маму можно?

— Нет. В это отделение никого не пускают. Но завтра, если все будет в порядке, мы сделаем так. Маме покажем тебя по телевизору, а ты сможешь поговорить с ней по телефону. И скажешь ей, чего тебе хочется. Она принесет передачу. Понял?

— Да.

— Вы торопитесь?

— У меня лекция.

— Как прошла операция?

— Гладко.

— Как Костя?

— Он уже проснулся.

— Что ему принести?

— Сегодня ничего. Завтра он сам вам скажет по телефону.

— Не знаю, как вас только благодарить…

— Извините, что разбудил.

— Да?

— У Андрианова с диафрагмальной по дренажу выделилось больше семисот миллилитров алой крови.

— Переливали?

— Девятьсот. Но темп кровотечения не снижается. Мне кажется, что даже стало капать быстрее.

— Гемостатические вводили?

— Все, что нужно.

— Придется открывать?

— Ничего не поделаешь.

— Мойтесь. Я скоро буду.

— Костя, здорово!