Роды. Прощание с иллюзиями. Хроники индивидуальной акушерки - Мишукова Инна

Мама и папа слушают с явным недоверием (их же предупреждали, что «врачищи» так и норовят залечить всех своими сатанинскими капельницами!). Женщина, бросая жалобные взоры на сопровождающую, крепче прижимает чахлого младенца к груди.

Акушерка быстрым шёпотом что-то им объясняет. И отец с видом замученного, но не сломленного партизана гордо заявляет врачу:

– Господь поможет. Будем молиться.

Встревоженный неонатолог толкует про шкалу Апгар, цвет кожи и тонус мускулатуры, но родители непреклонны. Акушерка, демонстративно потупившись, шарит в своей аптечке в поисках богоугодной гомеопатии.

Многочисленные попытки неонатолога и других докторов донести до них всю серьёзность ситуации успеха не возымели. Ответ звучал один и тот же: «Ваша помощь нам не нужна, Господь управит». Когда так и не нашедшие понимания медики удалились, все дружно принялись молиться. Стало неловко, я вышла.

Минут через сорок сопровождающая нервно потребовала вернуть реаниматолога. Ребёнка, с натяжкой получившего при рождении оценку «7» по Апгар, перевели в реанимацию с оценкой «4». Акушерку попросили в роддоме больше не появляться.

Даже в ситуации, где доктор имел полное право забрать нездорового младенца в реанимацию, он отчего-то не сделал этого! Почему же врач не вырвал его из рук родителей, если был уверен, что нужно лечить?

Потому что знает закон. Он может манипулировать, грозить, врать, в конце концов. Но не имеет полномочий отнять ребёнка! Который может умирать на глазах безумных родителей, но – если они не лишены родительских прав, никто не может сказать: «Я его забираю».

Ребёнок ваш и только ваш. И даже если женщина некомпетентна, неумна, чересчур отягощена религиозными либо моральными ограничениями или просто злая и равнодушная – ни один самый добрый и правильный доктор не посмеет насильно разлучить мать с новорождённым.

И речь не о том, нужно или не нужно практиковать аналогичное поведение, а о правах. Безусловных и неотъемлемых.

Одна из моих пациенток ждала третьего. До этого рожала в девятнадцать и двадцать лет. В сорок четыре опять вышла замуж, и природа ответила на её чувство новой беременностью.

Оба раза она была в самом обычном роддоме по ОМС (других тогда просто не существовало плюс всех рожениц обязательно заставляли с головкой в промежности взгромождаться на ужасную кровать Рахманова).

А она дважды родила на четвереньках!

– Как тебе удалось? Как уговорила?

– Никак. Вообще не могла говорить, тужило сильно. На меня орут «Быстро залезла!», а я раскорячилась на полу и всё. Только бормочу: «Не могу, не могу…»

И как на неё ни кричали, но водрузить на кровать без согласия – нет.

Это прямое физическое насилие, которое медики не могут себе позволить. Да и сил не хватит поднять рожающую и уложить на высоченную рахмановку. Вот если послушно залезла и сама ноги развела – тогда вмиг стала беспомощной. И на живот давить удобно, и промежность на всякий пожарный разрезать. А у стоящей на четвереньках попробуй надави или разрежь!

– Ты не боялась?

– Очень. Но ещё больше боялась оказаться в их полной власти и тем причинить вред ребёнку. Это пересиливало.

Рассказывала как-то о недопустимости влагалищных осмотров при излитых водах на фоне отсутствия родовой деятельности, если речь идёт о длительной выжидательной тактике. Ряд отзывов поразил свой бессильной обречённостью – в чистом виде откровения жертв стокгольмского синдрома…

«Лежу с излитыми водами, сейчас наверняка начнут капать».

Да, так и будет: нарушат право на информированное согласие и под предлогом «Доктор назначил» станут вводить гормоны. Но ведь если женщина это пишет, значит она пока ещё даже не в активной фазе родов, когда соображать и что-то отстаивать очень трудно!

Можно – да, в любом без исключения роддоме! – отказаться, потребовать объяснений, действительно ли (и чем именно) оправданы действия медиков. Роженица – не пленница, не наложница, не рабыня. Ваше тело и ребёнок в нём – всё это только ваше!

«В нашем роддоме от профилактики никак не отказаться».

Ещё как! Можно отказаться от всего. Ещё раз: от всего! Даже от ребёнка, не то что от профилактики. Вы и в роддоме – в любом! – остаётесь свободным человеком. Если сами того хотите, конечно.

Но спору нет, позиция жертвы порой так удобна…

«Осмотров не избежать», «Обязательно осмотрят при поступлении».

Секретик: женщины с диагнозом «вагинизм» орут как резаные, стоит лишь притронуться к их половым органам. И таких даже в родах не осматривают, представляете? И они могут пройти идеально. У меня в практике попадались.

«На тридцать девятой неделе нашли аномалию на КТГ, и доктор предложил стимуляцию тампоном с простагландинами».

Почему простагландины редко (или вообще не) используют доктора естественного направления? Писала уже: эффект непредсказуем. Начнётся то ли вялая родовая деятельность – которая в большинстве случаев понятно к чему приводит, – то ли неукротимая, адская, как правило невыносимая, чего часто не выдерживает плод, испытывая гипоксию от искусственно усиленных схваток.

И такой «выход» доктор предлагает далеко не самому ещё зрелому ребёнку с аномальной КТГ? Логично?

Думаем. Смелее.

«Я понимала, что нужно подождать, но не хотела брать на себя ответственность».

М-да. Полагаете, доктор хочет? Женщине за себя, за собственное тело, за своего ребёнка – не хочется, а доктору за всё чужое – должно хотеться? Чего вы тогда ожидаете в результате? Каких чудес, каких радужных единорогов?

Врач на работе. И не факт, что на любимой. А вы живёте вашу единственную и неповторимую жизнь, и рождаться из вас будет такая же – уникальная. Приходящая только раз. Один-единственный.

Слабость родовой деятельности – самый частый диагноз в роддомах.

Но настоящая слабость встречается редко. Чаще всего она возникает как ответ тела и психики на страхи. Внешние, исходящие от системы, и внутренние – когда сама женщина боится родов и боли.

Слабость, как ни грустно, в основном не от истинных причин.

Помните о своей безусловной свободе.

Она не так уж недостижима, как порой кому-то кажется.

Про обломки и надежды

У новорождённого нет какого-либо мнения о мире. Никаких ожиданий. Религии. Политических убеждений. Социальной и моральной позиции. Понимания, как всё устроено, как принято. Знания, как правильно, а как – нет. Ощущения своих прав, неких обязательных данностей.

Например, должны ли у него быть родители?

(Я вот росла с бабушкой и дедушкой, принимая такое положение вещей за данность. И не понимала, что мне не хватает многих очень важных вещей. Только потом, когда выросла, осознала глубину и невосполнимость потери.)

Нормально ли лежать в одиночестве и отчаянно плакать? Или правильно – когда тебя гладят, обнимают и убаюкивают нежные мамины руки?

Новорождённый не знает. Его сознание – чистый белый лист. Где жизнь потом напишет каждому своё. Разное.

У каждого на нём запечатлена собственная история. Кого-то в детстве любили, кого-то не замечали, кого-то травмировали… А скорее – всё сразу. Каждого кто-то любил, а кто-то обижал и травмировал. Иногда это один и тот же человек или одни и те же люди. Каждый отхлебнул из своей «чашки боли».

И постепенно мы выстраиваем своё собственное представление о мире – как что в нём устроено. Пристраиваемся, притираемся. Создаём свой маленький мир: логичный, понятный, предсказуемый.

Но иногда эти по кирпичику возведённые стены рушатся – и происходит внутренний кризис.

Например, очень религиозный человек во всём разуверяется и перестраивает своё мышление. И говорит себе и окружающим: теперь я вижу и чувствую совсем по-другому!