Ты ненадолго уснешь... - Головань Марина Владиславовна "Voloma"
- Совсем немного.
- Я пью без сахара.
- Я немного позабыла, мадам.
Стакан обрушился обратно на поднос и с крейсеровской скоростью Уна распахнула входную дверь и окунулась в прохладу гостиной, забыв даже поблагодарить Мегги за теплую встречу, в то время как ее дорогие кожаные чемоданы не снабженные колесиками, обливаясь потом поднимали по ступенькам ненаглядные девочки, во главе с внучкой.
Поравнявшись с Мегги, которая расстроилась из-за чая и не сразу спохватилась помочь с тяжелым багажом, Хоуп вскинула брови и с грохотом бухнув дорожный раритет, сдула прядь полос, упавшую на лоб.
- Выше нос, Мегги. Это всего на две недели.
***
Небольшая квартира, расположенная на пятом этаже в доме, который видал лучшие времена, была обставлена скромно, но со вкусом. Идеальный порядок, царивший внутри, указывал на то, что тот кто здесь живет уважает свой быт, несмотря на взыскательный вкус и привычку к роскоши.
Белые стены, смотрелись фактурно из-за того, что краска была нанесена прямо поверх кирпичей, а огромные черно-белые фотографии добавляли контраста. Кухня, если таковой можно было назвать крохотный уголок с парой шкафов и небольшой столешницей, газовой плитой и раковиной, была сделана из ультрасовременных материалов: камня, металла и пластика. Человек, который здесь обитал явно умел готовить. Винтажная мебель, уравновешивали брутальные светильники, дорогие деревянные полы блестели и удачно отражали блики искусственного освещения. Гостиная была удачно зонирована и соединяла кухню, прихожую и кабинет. В спальне располагалась широкая кровать, комод, кресло и встроенный в стену шкаф для одежды.
Апартаменты Бенедикта Купера вызывали разные чувства, но только не брезгливость. Он знал, что его мать частенько наведывалась сюда, пока от «работал». Он сам оставил ей ключ и столь негласным гостеприимством пользовалась не только она. То и дело Шерил сбегала сюда на пару часов, чтобы побыть в тишине и просто посидеть в уютном кресле, неотрывно рассматривая прекрасные фотографии, которыми Бенедикт по праву гордился.
Они были сделаны в тот период жизни, который переломил его и вскрыл преграды, за которыми томился талант. Два месяца в Рио и полтора года в Форталезе, научили уму разуму избалованного молодого мужчину, показали оборотную сторону страсти и столкнули его нос к ному с самыми отвратительными чертами человеческой натуры.
Счастливые лица семей, живущих на грани нищеты в фавелах, красота юных лиц, над которыми уже успели надругаться и полное принятие тяжелого будущего — слишком много читалось в глазах тех, кто улыбался с монохромных картин. По-другому назвать мимолетные застывшие мгновения, которые смог подловить, выхватить и запечатлеть Бенедикт, было невозможно.
Он сидел за столом, на котором горела электрическая лампа, освещая ворох бумаг, в который он периодический то и дело что-то искал. Серьезный взгляд, скользил по сухим юридическим формулировкам, карандаш в руке то и дело скрипел в толстом блокноте, а пальцы порхали по клавиатуре ноутбука, когда он находил нечто стоящее. Рядом на полу стояло несколько коробок с архивными ярлыками, на которых крупными буквами было выведено «Купер Инвестмент».
Но самое интересное располагалось сбоку на стене. Широкий стенд с заметками на крохотных листах, десятки имен с кратким досье. Их связывала между собой система линий, которая была понятна только тому кто их нарисовал. И только одно имя выделялось, оно было написано крупными буквами и несколько раз неаккуратно, порывисто обведено маркером.
Энтони Маккарден.
Это имя было краеугольным камнем, вот уже несколько месяцев для Бенедикта. Каждый день он пытался разгадать некую головоломку, которая должна была уберечь дело его отца от краха. Кульминация приближалась. Впервые за два года появились первые подвижки и параллельно его основной задаче, Купер искал нечто, что не позволит очернить имя отца.
На данный момент все его усилия были безрезультатны. Сестра торопила. Шерил умело лавировала в столь деликатной ситуации и не подпускала к ней отца. Здесь нужно было действовать тонко, а не отбиваться от обвинений армией юристов. Вполне хватало одного, который разбирался в тонкостях инвестиционного бизнеса и благотворительности.
В последнюю очередь Илай Купер доверил бы столь ответственное задание своему сыну, не в пример его сестре.
-9-
Движения женщины-физиотерапевта по имени Хлоя были как всегда последовательны и хотя расслабленные конечности чуть ли не пели от хлынувшей по ним крови Сэм не мог почувствовать прилива сил. Все его внимание было приковано к двум мужчинам, которые пришли с доктор Хантер навестить Луизу.
За те два два Сэм подметил несколько изменений, которые оставили без внимания, но из-за невыносимой скуки и накатившей тоски после того, как его навестил отец, мальчик решил отвлечься хотя бы на такую малость.
Во-первых, все медсестры и доктора по утрам выглядели более довольными. Нет не радостными, не счастливыми...
Радость здесь не носит массовый характер, а счастье, это нечто личное и опять же, в виду привычки, все старались скрывать личную жизнь от пациентов и раздражать их часто довольной физиономией.
Вот именно удовольствие мелкое, но регулярное, могло приподнять черты лица, всех тех, кто каждый день потихоньку перебирался из ранга чужого человека в круг доверия и надежды.
Сэм улавливал приятный аромат, который быстро растворялся в стерильном воздухе отделения. Это был запах кофе. С отцом он частенько ходил в кондитерскую, и даже несколько раз украдкой ему удалось попробовать горячий напиток, которой, по словам папы ставил его на ноги каждое утро.
Черная жижа дома, радикально отличалась от черной жижи в кафетериях. Горький и непонятный вкус, только и спасал запах.
Эти два дня прошли бы обычно. Сэм уже знал, что Хоуп отправили на выходные принудительно. Но позавчера с ним весь вечер и ночь провела Аманда, а вчера — папа.
Отцу удалось вырваться с работы только ближе к вечеру, а потому день тянулся невыносимо долго. Сэм два раза прослушал песни, которые принесла ему Хоуп. Это были ее любимые композиции, но с ее же слов она давно уже их не слушала, да и вообще, недолюбливала музыку. От наушников разболелась голова и в ход пошли сначала географические альманахи для расширения кругозора, а потом комиксы, но совсем чуть-чуть, чтобы не превратиться в балбеса. Благо, что было на кого равняться в плане примера - через стену находился единственный друг Сэма - Питер. Он был невероятно умным и начитанным парнем. Даже Сэм понимал, что Пит куда начитанней своих сверстников и был невероятно рад, что тот общается с ним, малолеткой.
В основном они обсуждали скудный набор событий, который происходил за день, нередко переходя на личности. И Лулу не стала исключением. Сэм часто слышал, как медсестры цокали языками и называли ее бедняжкой.
Питер авторитетно заявлял, что и без такого букета заболеваний, людей с «синдромом» нельзя назвать долгожителями, а потом засыпал ошалевшего Сэма Фактами и терминами. Непонятные слова лились рекой, а грустные, огромные глаза мальчишек жадно следили за жизнью, которая текла за стеклом, четырьмя этажами ниже. Взрослые носились с серьезными лицами, хотя, были там, на воле. Могли купить себе и съесть все что угодно, пойти туда, куда захотят и все равно выглядели недовольными. Мальчики решили открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, но с улицы пахнуло такой невыносимой духотой, что стало дурно и, казалось, даже глаза запотели.
Питер смолк, Сэм вздохнул.
- Вот бы гирлянду повесить в палате под потолком. Рождества хочется, - выдал Сэм и с тревогой глянул на друга, переживая, не слишком ли по-детски звучит его желание. - Пялиться на потолок уже тошнит.
