Эллен Шелл - Голодный ген

Боюсь, он принимает желаемое за действительное. Вряд ли многие в ближайшем будущем присоединятся к любителю баскетбола. Большинство местных жителей скорее лягут под колеса, чем пойдут пешком. Когда я спросила у здешней медсестры, любит ли она или ее друзья и коллеги купаться в море, губы девушки расползлись в презрительной ухмылке.

Западных продуктов питания ввозят на Косрае все больше. Недавно на острове началось внедрение телевидения. Еще немного — и никому здесь не придется совершать усилий даже в поисках вечерних развлечений. Вернулся домой после дня просиживания штанов в конторе, открыл несколько банок «Спам», включил телевизор — и отдыхай всей семьей. Вот тогда-то действительно островитяне станут жить — и умирать — в полном соответствии с западными образцами.

ГЛАВА 9

Ребенок — отец человека[32]

Хорошо, когда еды достаточно; прочее — пустяки.

В последние месяцы Второй мировой войны, с 17 сентября 1944 г. до победного 5 мая 1945 г., Голландия голодала. Правительство в изгнании призвало железнодорожников к забастовке и было ими поддержано. Около 30 тыс. человек прекратили работу. Необходимость акции оправдывалась целью парализовать передвижение немецких отрядов в преддверии высадки союзнической воздушно-десантной армии. Эта операция позже отразится в сюжете знаменитого фильма «На один мост дальше». За героизм пришлось платить неописуемую цену Нацисты сумели укомплектовать железнодорожные составы собственным персоналом, а затем отомстили голландцам наложением эмбарго на перевозку продуктов питания с сельскохозяйственных севера и востока страны в западные города. Они конфисковали велосипеды, автомобили и продовольственные запасы оптовых торговцев. Перекрыли дороги и каналы. Западная Голландия оказалась полностью блокирована и оставлена без пропитания. Последовавшие за этим тяжкие месяцы навсегда получили название «голодной зимы».

Ноябрь 1944 г. выдался скудным, дождливым и холодным. Топливо стало дефицитом. Детей в кроватках укутывали всем, чем только возможно, чтобы спасти от пронизывающего до костей холода. Горожане пускали на дрова всякую деревяшку, обнаруженную в доме, вырубали сады, парки и пригородные рощицы, разобрали деревянный торец (покрытие из шестигранных брусков) между трамвайными рельсами, прочесывали баграми каналы в поисках полусгнивших бревен. Улицы роттердамских кварталов, стоящих на шлаках с вкраплениями угля, были, как пишет очевидец событий, «изрыты подобием шахт». Но топлива все равно не хватало, и гипотермия[33] стала нормой. Наступила зима, продовольствие окончательно истощилось, к концу февраля энергетическая ценность ежедневного пищевого пайка уменьшился до 500 ккал, потом — до 400 ккал. Это примерно четверть от того, что требуется стройной женщине, ведущей малоподвижный образ жизни и не испытывающей серьезных физических нагрузок. Типичный дневной рацион состоял из двух маленьких ломтиков грубого хлеба, двух картофелин и половины сырой сахарной свеклы. Жители городов правдами и неправдами добирались до сельской местности, где могли обменять фамильные драгоценности на бутыль молока, мешок муки, полдюжины яиц. Некоторые ели луковицы любимых тюльпанов или добавляли бумагу в водянистый суп, чтобы сделать его хотя бы с виду погуще. Один из голодающих написал о себе и своих товарищах: «Мы состоим только из желудка и некоторых инстинктов».

Обычно при длительном голодании способность к деторождению исчезает. Природа мудра: в тяжкие времена лишние рты — непозволительная обуза для популяции. Тем удивительнее, что при общем естественном снижении рождаемости в «голодную зиму», определенное количество мужчин продолжало сохранять потенцию, а некоторые женщины сумели зачать и выносить детей. Теоретически беременным давалось право на дополнительный продовольственный паек, но далеко не все его получали, а получавшие делились привеском со своими семьями. Большинство будущих матерей за время вынашивания плода не набирали в весе, а теряли. Многие из них умирали, как и немалое число новорожденных. Ранняя детская смертность в Западной Голландии к апрелю 1945 г. в семь раз превысила показатели предыдущих военных лет. Однако кажется чудом, что вообще кто-то появлялся на свет в таких невыносимых условиях. И роды в основном были полностью нормальными. Часто, правда, младенцы весили меньше обычного, но не катастрофически. Узнав об этом, мир вздохнул с облегчением — и с удивлением.

Еще со времен Наполеона медики понимали важность внутриутробного питания. В те годы Пьер Боден, основоположник перинаталогии,[34] сказал: «Армия сильна ровно настолько, насколько были здоровы женщины, выносившие ее». Отсутствие патологий у детей «голодной зимы» осторожным наблюдателям представлялось сладкой сказкой. Увы, как выяснится впоследствии, скептики оказались правы. Голод оставит свое наследство.

Последствия «голодной зимы» стали понятны, когда выросло уже целое поколение. В 1970-х гг. Зена Стейн и Мервин Сюссер, супружеская пара из Колумбийского университета, в содружестве с эпидемиологом Джанпаоло Равелли решили по-новому взглянуть на тех, кто появился на свет в Западной Голландии последней военной зимой. Тогдашние новорожденные достигли уже среднего возраста. Исследователи сделали более чем поразительное открытие: среди детей, матери которых подвергались голоданию в первые два триместра беременности, предрасположенность к ожирению на 80 % выше, чем в норме: если же голодание пришлось на последний триместр или первые пять месяцев после родов, показатель падал до неприятных, но все-таки менее убийственных 40 %.

Анализируя эти данные, ученые пришли к такой гипотезе. Лишения первых шести месяцев беременности запрограммировали плод на существование в полуголодном состоянии, научили использовать все возможности для насыщения.

Когда же после окончания войны пища сделалась изобильной, «экономия внутриутробного периода» обернулась ожирением. Несколько позже исследователи обнаружат, что среди отпрысков «голодной зимы» больше страдающих диабетом, сердечно-сосудистыми заболеваниями и другими хроническими болезнями, а также психическими расстройствами. Предположение о том, что эти недуги обусловлены предродовым голоданием, вызовет множество дискуссий. Еще бы: как правильно определить истинную причину болезни, если начало ей могло быть положено десятки лет назад в чреве матери? Академические круги со стойким недоверием отнеслись к теории так называемых внутриутробных эффектов. Но постепенно выяснялись новые факты, почти неоспоримо свидетельствующие о долговременной и глубокой связи здоровья взрослого человека с полноценностью питания его матери в период беременности.

Дэвид Баркер, возглавляющий отдел экологической эпидемиологии Медицинского исследовательского совета при Саутгемптонском университете, уверен, что внутриутробный период во многом определяет дальнейшую жизнь индивидуума. По внешнему виду и манере держаться Баркер больше всего похож на добродушного сельского врача, дотошного, входящего в детали, помнящего по именам не только своих пациентов, но и их чад и домочадцев. Офис Дэвида находится в двух часах езды от Лондона, в Саутгемптоне — портовом городе, из которого отправился в свое первое и последнее плавание «Титаник», чем его и прославил.

День клонится к концу. Мы садимся в автомобиль Баркера и по слякотной от моросящего дождя дороге отправляемся к нему домой. По пути он развлекает меня ничего не значащими рассуждениями о роли пабов в социальном устройстве Британии, о завоевании Англии норманнами и недавней свадьбе Мадонны с британским кинорежиссером Гаем Ричи. «Говорят, они провели часть медового месяца у одного из моих соседей, — замечает Дэвид. — Его зовут Стинг. Может быть, слышали о нем?»

Если Баркер и имеет что-то общее со своим соседом, то не всемирную популярность. Не знаю, справедливо ли это. Когда исследования «голодной зимы» и рожденные ими теории были практически забыты в волнениях генетической революции, когда причинами ожирения и сопутствующих ему осложнений — сахарного диабета, болезней сердца — считались главным образом особенности строения ДНК и образ жизни, когда ответственность за тучность возлагали на неудачные гены и легкомысленные привычки, Дэвид вновь обратил коллективную память научных кругов к тем холодным и безысходным месяцам. Баркер утверждал, что фундамент здоровья закладывается в тот период, когда зародыш покоится в вязкой амниотической жидкости и в первые недели после рождения. Условия существования в материнской утробе, говорил он, программируют развитие почек, печени, поджелудочной железы, сердца и мозга, определяют их дальнейшее функционирование. Если плод деформируется, или испытывает недостаток питания, или инфицируется сразу после появления на свет, этот дискомфорт отмечается организмом и может отозваться в зрелом возрасте «эхом» различных недугов и патологий, усугубляющихся со временем.