Томас Паскеро - Гомеопатия

Мы не найдем ответов на эти вопросы в рамках концепций физиологической химии, поскольку они вообще не фигурируют в клинической практике. Но, когда мы думаем о них в свете динамической теории, такая связь может иметь объяснение. Сикотический миазм является нарушением (усилением) физиологической функции репродукции. Поэтому клетки начинают беспорядочно пролиферировать, появляются бородавки, кондиломы, опухоли всех видов и ненормальные разрастания тканей. Эта активация вызывается теми жизненными стимулами, которые на биологическом уровне стимулируют размножение клеток, а на психическом превращаются в инстинкт. Отсюда становится ясным возникновение страха, беспокойства и навязчивых идей, когда девочка столкнулась с сикотическим обострением своего агрессивного эротического инстинкта, который она проецировала как угрозу и от которого защищалась, закрывая двери и зажигая свет.

Конституциональное гомеопатическое лекарство может быть тем биологическим решением, которое искал Фрейд в связи с затруднением психоаналитического лечения.

Как и при лечении любого другого пациента, основная проблема в лечении ребенка состоит в том, чтобы освободить жизненную силу, vis medicatrix, из противоречия, вызванного псорической тревогой и агрессивностью (они обе препятствуют психологическому росту). Как мы видели, закон исцеления применим не только к процессу центробежного высвобождения, но также и к динамической эволюции души от детских противоречий между тревогой и агрессией к психологической зрелости и умению отдавать и любить.

По окончании лечения одна 18-летняя девушка спонтанно описала психологическую трансформацию, которая с ней произошла. Она была грустным, меланхоличным ребенком со слабым характером; тревожной и быстро возбуждаемой, просыпалась с ощущением тоски и очень страдала из-за сильной раздражительности и разрушительной злости. Она была очень чувствительна к звукам и не переносила, когда с ней разговаривали громким голосом или прикасались. Несмотря на ум и развитое воображение, она не могла учиться, поскольку была не способна к продолжительному умственному усилию.

Ее бледный, истощенный вид, тревожный характер и приступы ярости заставили родителей привести ее в мой кабинет. Они рассказали, что с самого раннего детства у нее было навязчивое ощущение вины, будто она сделала ошибку или совершила что-то плохое. Она работала в детском саду и призналась, что боится сделать детям больно, несмотря на то что очень их любит и ей нравится за ними ухаживать. Она чувствовала тревогу при малейшем отдалении от матери и паниковала при мысли, что может ее потерять. Она постоянно ощущала некоторую тревогу или страх, будто жизнь что-то от нее требовала, но она не понимала, что именно. Это ощущение появлялось, когда она сталкивалась с необходимостью с кем-то встретиться или выполнить какие-либо обязательства.

Ее клиническая картина была следующей:

тревога, как при нечистой совести;

нервное ожидание;

навязчивый характер;

чувствительность к шуму;

головная боль уменьшалась от интенсивного растирания головы;

ухудшение в холодную и сырую погоду;

частые простуды;

обильный пот на рассвете;

пот на ступнях;

хронический запор;

хронический блефарит с рецидивирующими ячменями.

Ее конституциональным средством была Silica. Я прописал ей три дозы: первую, Silica 2 °C, через два месяца Silica 1М и еще одну дозу Silica 1M через четыре месяца.

Через шесть месяцев после последней дозы Silica ее общее состояние значительно улучшилось, утомление исчезло, она набрала вес, и даже ногти у нее стали меньше ломаться. Но помимо общего физического улучшения я хочу процитировать слова, сказанные ею самой по поводу ее эмоционального и психического состояния:

«Когда я оглядываюсь назад, я понимаю, насколько сильно изменилось мое отношение к жизни. Я была охвачена сильным страхом потерять мать и постоянно требовала от нее любви, привязанности, моральной поддержки и защиты тех, кого я любила. У меня была ненасытная потребность в утешении, которое никогда не успокаивало мою тревогу. Сегодня я чувствую себя способной отдавать, помогать, делать что-нибудь для других, заботиться о матери и жить, не только ради того, чтобы заботиться о себе. Жизнь приобрела новый смысл, потому что я чувствую, что вылечилась от эгоизма и научилась переживать не только за себя. Мне кажется, что только теперь я выросла и стала самостоятельной личностью. Когда я к вам пришла, я проходила курс психоанализа, который вскоре бросила, поскольку больше в нем не нуждалась. Я опиралась на психоаналитика, как на поддержку, но сейчас я чувствую, как во мне растет ощущение свободы, которого я не знала прежде. Мне больше не нужен психоанализ, потому что у меня больше нет страха потерять любимых мною людей».

Эти мысли, которыми она поделилась со мной, красноречиво свидетельствуют о той эмоциональной трансформации, которая с ней произошла под влиянием конституционального лекарства. Я должен упомянуть, что, оставив психоаналитика, она не перенесла зависимость на меня, поскольку она посетила меня только шесть раз в течение почти двух лет. Как отметила эта пациентка, она достигла психологической зрелости, переступив через детскую зависимость, которая мешала ее развитию. Вот что может сделать гомеопатическое лекарство, когда оно стимулирует жизненный импульс к росту и исцелению на самом глубоком биологическом уровне энергии, из которого ребенок выходит через болезненный процесс развития. Основываясь на детальном анализе психических и физических симптомов, гомеопатия способна решить детские психологические проблемы. Правильно назначенное гомеопатическое средство может затронуть конституциональное ядро, давая возможность метаболизировать первичную псорическую тревогу, которая вместе с сикотическим эротизмом и сифилитической агрессией создает тщательно разработанные защитные механизмы нервной системы ребенка, так трудно поддающиеся лечению с помощью психотерапии.

Глава 17

ГОМЕОПАТИЧЕСКАЯ КЛИНИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА

(1964)

Мистер М. Б., 49 лет, болен диабетом в течение 11 лет. Его рассказ я привожу здесь дословно.

«Я получал инсулин, и некоторое время все было нормально, но пять лет назад у меня появилась язва на ступне, которая долго не заживала. В конце концов она зажила, но затем аналогичная язва появилась на второй ступне, что стало началом развития гангрены. Однако д-р Детинис спас мою ступню, сумев обойтись без операции.

Два-три месяца назад я начал чувствовать боль в сердце и печени. Боли становились все сильнее и начали меня беспокоить. Я подумал, что у меня плохо с сердцем. Все, чтобы я ни делал, даже ходьба, провоцировало появление болей. Я смирился с тем, что умираю. Я не боюсь таких вещей. Я теософ и научился не бояться смерти. Я уверен, что жизнь — это нечто вроде места учебы, что она вечна и воплощается в различных телах. Я покорился. Я не заинтересован в продолжении своей жизни дольше, чем необходимо. Я очень нервный, ужасно нервный. Я забросил все, что раньше меня интересовало, потому что уверен: жизнь закончилась. Я также масон. Раньше такие вещи мне очень нравились, но теперь мне не интересно ходить на собрания; иногда я посещаю их, но, как только захожу, мне сразу хочется уйти и остаться одному. То же случается и дома: всем нравится смотреть телевизор или делать что-нибудь еще — я же прихожу в свою комнату и ложусь. Я ощущаю одиночество, которое заставляет меня нервничать, и тогда сразу появляются боли. Боли усиливаются, и мне приходится либо вдыхать пары алкоголя, либо принимать таблетку, чтобы их успокоить.

У меня всегда было нормальное давление, но в последнее время оно поднялось до 200 и 210, что значительно выше, чем прежде. После приема лекарства боль уходит, но стоит мне занервничать, она возвращается, лишая меня способности работать и двигаться. Каждое утро я себе вкалываю по 40 ед. инсулина. У меня также была небольшая проблема — необходимо было удалить кусок кости, который мне мешал. Но больше всего меня беспокоит чувство, что жизнь закончена. Я прощаюсь с людьми. Я не боюсь, так как верю, что смерть — это только этап. Я люблю оставаться в одиночестве, читать, готовить лекции по теософии, в своем воображении я читаю их сам, но, как только дело доходит до публики, то я там не показываюсь. В данный момент я нервничаю, потому что опять начинается боль. Как только это ощущение пройдет, я опять буду чувствовать себя нормально; когда не чувствую боли, я другой человек, значительно более общительный. В целом я избегаю людей. Меня волнуют и другие проблемы. Я женат, но не могу заниматься любовью, так как тут же начинается боль. Она возникает, как только я об этом подумаю. Вместо того чтобы доставлять удовольствие, мысли о сексе угнетают меня и делают больным. Мое единственное утешение в том, что с головой у меня все в порядке; я читаю и усваиваю прочитанное. У меня хорошая память, и я могу беседовать на интересующие меня темы, не прибегая к записям. Мне нравится сидеть и рассуждать вслух. То же происходит и с моей живописью. Обычно я тщательно рассматриваю натюрморт, а затем рисую по памяти. Я стараюсь написать то, что он значит для меня, а не просто скопировать. Многие меня не понимают. Я скорее интерпретирую, чем копирую. Если бы нескольким художникам предложили написать один и тот же натюрморт, мой отличался бы ото всех. Если человек хочет что-то скопировать, он может просто сделать фотографию. На холсте я рисую то, что значит для меня это дерево, поэтому люди без воображения меня не понимают. И так во всем.