Ты ненадолго уснешь... - Головань Марина Владиславовна "Voloma"
- Ты прав! - Люси беззаботно рассмеялась и даже позволила себе покраснеть. - Кстати, у меня были планы на тебя этим вечером и при чем самые неприличные, но, ох уж эта работа, на которую тебе срочно нужно бежать...
В сладострастном взгляде, который эта женщина даже не пыталась скрывать, читался призыв и желание, чувственные губы едва приоткрылись, казалось, что Люси вот-вот облизнется.
- Бог мой! Уровень флирта — врач! - учитывая, что должно было быть сказано полушутливым тоном, Бенедикт тут же почувствовал, что столь крутой поворот беседы, мигом выбил из его головы и усталость, вместе с ужасными впечатлениями от прошедшего дня.
- Флирт это единственная роскошь, которой может воспользоваться медик, но и тут сроки поджимают, - ни грамма наигранной скромности и выгнутая изящная бровь мисс Фишер были последней каплей терпения для Бенедикта Купера.
То, как спешно эти двое покинули бар не укрылось от внимания друзей Люси. Пришлось прикладывать усилия и скрывать полный зависти взгляд Кристен, в то время, как Брайгель тяжело вздохнул и красноречиво посмотрел на Хоуп.
- Ну, спасибо! Я тут веду тихую партизанскую войну по завоеванию Люси, а ты подсовываешь ей всяких ловеласов и преспокойно уплетаешь свои макароны, как будто ничего фатального не происходит.
Хоуп не сводила с него взгляда, в котором обычно читалось вынужденное примирение с окружающим миром, но сейчас там отчетливо виднелось сочувствие и еще одно, нечто неуловимое, давно позабытое.
Тео и Крис не обязательно было знать, что Хоуп, как впрочем, и все девочки в ее классе по уши была влюблена в Бенедикта Купера, тогда никто не гнался за особым содержанием мыслей и возвышенным поведением в избраннике. Нежные чувства в школьные годы, для Хоуп определялись затравленным и унизительным подчинением обстоятельствам, которые не давали ей окунуться с головой в сладкие грезы, что позволило ей бы хоть ненадолго раскрепоститься.
Только благодаря матери она справилась со своим комплексом неполноценности, которые приобретал катастрофические размеры. Мама позволяла брать свою косметику, отпускала на танцы, карауля свою ненаглядную девочку в кустах, молча прижимала к груди, когда Хоуп выливала на нее свои обиды в виде слез и корила природу за то, что грудь не растет, лицо вечно бледное и роста, как у гнома.
Мать знала, что подобная женская вседозволенность не приведет в случае с ее девочкой в катастрофе, ее малышка была на коротком поводке у благоразумия и четко осознавала страшный факт, что наносить яркий макияж Хоуп противопоказано, в противном случае лицо приобретало гротескный вид.
Со временем, гармония, которую Хоуп Ванмеер так жаждала, вычертила пропорции видения собственной внешности, которые девушка полюбила и приняла, а чувства, бурлившие при одном только упоминании Бенедикта Купера иссохли и превратились в воспоминания, вызывавшие чувство стыда, пусть даже в крови нередко бурлила неистовая ревность — слепая, замешанная, на злости и непреодолимом желании вцепиться в волосы красотке, это чувство вызывало заметную дрожь во всем тебе, когда наглец появлялся с новой пассией.
Примерно, то же самое сейчас чувствовал Тео, но он, будучи мудрым не по годам, терпеливо дожидался своего часа, чтобы Люси перебесилась, нагулялась и поняла, что яростная гонка за удовольствиями аукнется ей рано или поздно.
Спокойно добивая макароны с сыром, Хоуп с удовольствием сделала большой глоток холодного пива, прикрыв от удовольствия глаза и устало улыбнулась другу.
- Сомневаюсь, что он надолго у нас задержится. Редко кто из новичков спокойно переносит пункции, так что я сомневаюсь, что Купер выдержит.
За весь вечер это были единственные слова, которые она произнесла, а потому, сказанное дорогого стоило, обычно, Ванмеер молчала, а значит судьба Брайгеля, была ей настолько не безразлична, что эта женщина даже нарушила свой негласный закон и снизошла до объяснений, на что Крис выпучила глаза и не скрывая иронии хмыкнула.
- Ну, вот! За раз выдала недельную норму вербального общения!- за что получила соленым орешком в лоб.
В стороне раздался взрыв смеха, который привлек внимание друзей. Компания молодых людей окружила Микка Дьюри, скромно повествовавшего какую-то уморительную историю, можно было принять смех за фальшивый, наверняка так и было у кого-то, но на скромного паренька большинство приятелей смотрело с уважением.
Не для кого не было тайной, что дружба с Ванмеерами давалась тяжело, а знакомством можно было смело гордиться и тот факт, что Мик продержался в ежовых рукавицах Хоуп почти год делал его героем в глазах друзей интернов. Даже родство с директором центра не принесло Микки такой популярности и над парнем откровенно издевались, особенно над внешностью, девушки обходили стороной, но, кажется, ситуация в корне изменилась.
- Да уж! Высшая лига отмечена фамилией Ванмеер и если ты рядом с одним из них, ты можешь считать себя избранным, - задумчиво протянул Брайгель, на что Хоуп переглянулась с Крис и прыснули от смеха.
Эти слова прервали медлительные и путанные думы Хоуп, которая хотела находиться здесь, в этом баре, в данную минуту, зная, что через некоторое время отправится домой, где ее ждет отец. Ну как ждет... В свой законный выходной безвылазно сидит в саду и карнает разросшиеся кусты самшита, возомнив себя Аленом Баратоном, который в свое время был главным садовником в Версале.
Однако, была одна вещь, которая вызывала у нее тревогу.
Сэм Хартлоу.
Сегодняшний день был крайне продуктивным. Прожорливая медицинская страховка давно уже не покрывала огромных расходов на лечение Сэма. Благо, что опухоль при том что была злокачественной, вела себя не агрессивно и химиотерапия ее сдерживала, но уменьшаться новообразование, кажется, не собиралось. Тянуть до семилетнего возраста, когда хирургические инструменты без вреда для здоровых участков мозга смогут проникнуть в труднодоступное место дислокации и вычистить опухоль, было необходимо и как ни крути, жизнь ребенка стоила куда большего... Однако на деле, дом, где жил Сэм с отцом был давно заложен, на мистере Хартлоу висело несколько кредитов, мужчина каждую неделю писал запросы в благотворительные организации и фонды, в то время как Хоуп атаковала страховые компании, пытаясь им помочь.
Потому и опоздала утром на обход. Страховой агент Сойер Нокс- упертый, пронырливый и дотошный, дал добро для того, чтобы Хоуп собрала досье на Сэма и пообещал, что начальство рассмотрит его случай, чтобы расширить страховку мальчику.
Этой новостью доктор Ванмеер поделилась с мистером Хартлоу вечером, когда он приехал к сыну. Глаза мужчины на изнуренном лице, заблестели, благо, что он давно научился сдерживать слезы, а они рвались из-за благодарности, радости или чаще всего от отчаяния.
Но куда более остро стояла проблема того, что из-за своей тотальной занятости мистер Хартлоу не сможет остаться с сыном с больнице и ухаживать за ним. Редкие набеги в свободное от работы время, чаще всего вечером, ни в коем случае не заменят ребенку постоянного присутствия близкого человека, который может его поддержать и утешить.
У Сэма были и другие родственники, две бабушки и один дедушка. Мать Брайана Хартлоу жила в Сиэтле, но наблюдать за внуком в стенах больницы, а тем более ухаживать за ним женщина, которой недавно исполнилось семьдесят восемь, просто не могла. Когда внук находился дома, она безотказно помогала и приглядывала за мальчиком, но умоляла не просить ее делать это в больнице, потому что слабое сердце рвалось на части от тез картин, которые представали перед глазами пожилой женщины..
Мать и отец Джил перебрались после смерти дочери на восточное побережье в пригород Чикаго. Неизвестно насколько они были жестокосердными или это была попытка сбежали от той боли, которую пережили с болезнью и оборванной жизнью дочери.
Брайан давно оставил попытки надавить на их жалость, родители Джил помогали деньгами пару лет, но потом и эта нить оборвалась. Ни единой открытки, ни подарка, ни даже телефонного звонка. Четыре года тишины и безучастия в судьбе внука были красноречивей любых слов.
