Виктор Кандыба - Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного
В этой связи для нас любопытна речь самого царя, доводы, которыми он соблазнял воинов продолжать поход. Перечислив свои завоевания, Александр заявил: "Людям, которые переносят труды и опасности ради великой цели, сладостно жить в доблести и умирать, оставляя по себе бессмертную славу… Что совершили бы мы великого и что с нас хватит жить спокойно, сохраняя свою землю и только отгоняя от нее соседей, которые нам враждебны?" Вот программа человека, ставящего жажду славы выше собственного благополучия и интересов своей страны. При этом сам он пренебрегал усладами, на деньги для собственных удовольствий был очень скуп, но благодеяния сыпал щедрой рукой. И пирушки он, по словам очевидца Аристобула, устраивал ради друзей, а сам пил мало. Да ведь ради удовольствия на войну не ходят! А его солдатам совсем не хотелось воевать с индусами, тем более что награбленное добро при тех средствах транспорта было невозможно доставить домой. Однако они воевали, да еще как!
Вряд ли стоит искать причину, толкнувшую македонского царя в поход, в стремлении к приобретению рынков для торговых городов или к уничтожению финикийской конкуренции. Афины и Коринф, которые только что были покорены силой оружия, продолжали оставаться врагами Македонии, а жертвовать собой ради врага уж вовсе бессмысленно. Так что мотивы поведения Александра приходится искать в его собственном характере. Два качества, доведенные до крайности, отмечают у Александра и Арриан, и Плутарх: честолюбие и гордость, т.е. проявление описанной нами пассионарности. Этого избытка энергии оказалось достаточно не только для победы, но и для того, чтобы принудить своих подданных вести войну, которая была им не нужна. Конечно, многие соратники Александра – Пердикка, Клит, Селевк, Пролемей и другие – тоже обладали пассионарностью и искренне соучаствовали в деле своего царя, благодаря чему удалось увлечь в поход простых македонян и греков. Не один человек, а целая группа пассионарных людей в составе македонской армии смогла сломить персидскую монархию и создать на ее месте несколько македонских царств и даже новый этнос – сирийский. Сами же македонцы и персы преобразились потом до неузнаваемости, став добычей римлян и парфян.
Но может быть, именно идея совмещения Эллады с Востоком толкнула Александра на его подвиги? Нет, он обучался философии у Аристотеля, а последний его такому не учил. Да и хронологически эта идея возникла не до, а после завоевания Персии, иначе не был бы сожжен дворец в Персеполе. Компромисса не ищут, уничтожая шедевры искусства побежденного народа.
Итак, пассионарность – это способность и стремление к изменению окружения. Импульс пассионарности бывает столь силен, что носители этого признака – пассионарии – не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность находится не в сознании людей, а в подсознательной стихии, являясь важным признаком, отраженным в конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того, чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. это признак не индивидуальный, а групповой.
Люции Корнелий Сулла. Проверим правильность описания обнаруженного признака на нескольких других персонажах. Люций Корнелий Сулла, римский патриций и нобиль, имел дом в Риме, виллы в его окрестностях и много рабов и клиентов. Подобно Александру, он не испытывал недостатка ни в яствах, ни в развлечениях. Что же толкнуло его в войско Мария, которого он презирал и ненавидел? И ведь он не ограничился службой штабного офицера, он участвовал в боях и, рискуя жизнью, схватил Юнурту, чтобы привести его в Рим на голодную смерть в Мамертинской тюрьме. За все эти подвиги он получил только одну награду: шатаясь по форуму и болтая с приятелями, он мог называть Мария бездарным болваном, а себя героем. Этому верили многие, но не все; тогда Сулла снова полез в драку, выдержал поединок с вождем варваров, вторгшихся в Италию, убил его и.., стал хвастаться еще больше. Но и этого ему показалось мало. Мария он, допустим, превзошел, но оставалась память об Александре. Сулла решил покорить Восток и восславить себя больше македонского царя. Тут ему сказали: "Хватит! Дай поработать и другим!" Казалось бы, Сулла должен был быть вполне доволен: его заслуги перед Римской республикой признаны, дом – полная чаша, все кругом уважают и восхищаются – живи да радуйся! Но Сулла поступил наоборот: возмутил легионы, взял приступом родной город, причем шел на баррикады без шлема, чтобы вдохновить своих соратников, и добился, чтобы его послали на очередную нелегкую войну. Что его толкало? Очевидно, стремления к выгоде не было. Но, с нашей точки зрения, внутренний нажим пассионарности был сильнее и инстинкта самосохранения, и уважения к законам, воспитанного в нем культурой и обычаем. Дальнейшее – просто развитие логики событий, то, что во время А. С. Пушкина называлось "силой вещей" (хороший забытый термин). Это уже относится полностью к исторической науке, которая подкрепляет этнологию. Марий в 87 году до н.э. выступил против Суллы с войском из ветеранов и рабов, которым была обещана свобода. Его поддержал консул Цинна, привлекший на сторону популяров италиков, т.е. угнетенные этносы. Взяв Рим, Марий приказал самому гуманному из своих полководцев уничтожить воинов и рабов, ибо опора из них его компрометировала. И четыре тысячи человек были зарезаны во время сна своими боевыми товарищами. Расправа сия показала, что популяры, при демократической декламации, мало отличались от своих противников – оптимистов.
Но все же отличие было: Сулла тоже мобилизовал в свое войско 10 тысяч рабов, но после победы наградил их земельными участками и римским гражданством. Различие межцу Марием и Суллой больше определяется личными качествами, нежели программами партий. При этом, в отличие от Александра, Сулла не был честолюбив и горд, ибо сам отказался от власти, как только почувствовал себя удовлетворенным. Он был крайне тщеславен и завистлив, но эти качества – только проявления пассионарности. И опять-таки подчеркнем, что успех Суллы зависел не только от его личных качеств, но и от контакта с окружением. Его офицеры – Помпеи, Лукулл, Красе – и даже некоторые легионеры были пассионарны, чувствовали и действовали в унисон с вождем. Иначе Сулла не стал бы диктатором Рима.
Ян Гус, Жанна Д'Арк и протопоп Аввакум. Бывает и так, что пассионарий не приносит своих близких в жертву собственным страстям, а жертвует собой ради их спасения или ради идеи. Пример такого искреннего служения показал Ян Гус, профессор Пражского университета, заявивший: "Я говорил и говорю, что чехи в королевстве Чешском по закону.., и по требованию природы должны быть первыми в должностях, так же как французы во Франции и немцы в своих землях…" Однако жертва Гуса в Констанце была бы бесплодна, если бы не Жижка и братья Прокопы, студенты Пражского университета, горожане и рыцари, крестьяне и чешские священники, выбросившие из окна ратуши Нового Города (район Праги) бургомистра и немецких советников бездарного короля Вацлава IV, из династии Люксембургов. Они были обуреваемы гневом и мстили за несправедливый приговор своему ректору, преданному и сожженному немцами.
Если же в приведенных выше примерах Наполеона, Александра Македонского и Суллы есть соблазн, с большими натяжками, увидеть в них "героев, ведущих толпу", то здесь, при аналогичных сочетаниях событий очевидно, что дело не в личном героизме, а в создании этнической доминанты, которая организует паесионарность системы и направляет его по намеченной цели. Ведь известно много случаев, когда героический и патриотичный вождь не мог побудить сограждан взять в руки оружие для того, чтобы защитить себя и свои семьи от жестокого врага. Достаточно вспомнить Александра Мурзуфла, сражающегося на стенах Константинополя против крестоносцев в 1204 году. Вокруг Александра была только варяжская дружина и несколько сот добровольцев; все они были убиты. А 400-тысячное население Константинополя позволило крестоносцам жечь и грабить свои город. Вот где разница между ролью предводителя и возможностями этноса, определяемыми уровнем пассионарности.
Еще более показательны события, происшедшие в Риме в 41 году н.э. Режим, установленный Августом, превратил все республиканские законы в фикцию, пышную декорацию, прикрывавшую произвол принцепса. При Тиберии, и особенно при Калигуле, вошли в моду жестокие расправы с богатыми людьми, имущество которых пополняло императорскую казну. Кроме того, Калигула страдал припадками паранойи, во время которых приказывал медленно убивать любого попавшегося на глаза или того, кого он случайно вспомнил. Во время республики такого никто не смог бы даже вообразить, но гражданские войны унесли так много пассионеров, что сенаторы и всадники только дрожали и ждали смерти. Однако нашлись два храбрых человека: Кассий Херея и Корнелий Сабин, убивших злодея. Сенат мог взять власть, принадлежавшую ему по закону, но большая часть сенаторов разбежалась по домам, народ толпился на площади, а потом рассеялся; телохранители императора – германцы, увидев его убитым, ушли, и переворот не состоялся.
