Фёдор - Живём ли мы свой век
Так в чем же дело?.. Чем объяснить, что даже в таких неблагоприятных условиях, при таких больших физических и нервных нагрузках Бах и товарищи его жили долго?..
Внимательно вчитаемся в страницы жизни великого композитора. И снова приходим к мысли: высокоразвитый интеллект способствует продолжительности жизни. Если говорить упрощенно и сравнить человека с машиной, то ум — регулятор жизнедеятельности организма.
Бах обладал могучим складом ума, гениальной интуицией. Всю жизнь он создавал музыку для храмов, религиозные хоралы, траурные мотеты; печаль и скорбь, жертвенность и смерть — извечные мотивы библейских сюжетов. «Страсти по Матфею», «Христос, помилуй!» — лирика и мольба сплетаются воедино, смерть как финал жизни всюду выступает на первый план. Но и в музыке, написанной по библейским сюжетам, Бах утверждает торжество жизни. Он оптимист, жизнелюб, он верил в торжество света и разума и в этой своей вере находил силы для борьбы и творчества. Вера же служила и источником его здоровой полнокровной жизни.
Бах был замечательным творцом, он интуитивно сознавал важность и, может быть, величие своего труда, и это сознание прибавляло ему силы.
Пространные выписки, которые мы позволили себе сделать, иллюстрируют и подтверждают основополагающую мысль: ум и психическая структура — главные регуляторы жизнедеятельности всего организма; здесь и пролегают основные пути увеличения продолжительности жизни.
Вот почему, когда мы говорим о борьбе за долголетие, мы имеем в виду именно то, что человек сам должен заботиться о здоровье и состоянии своего организма. И каким человек придёт к своему пожилому и старческому возрасту — это прежде всего зависит от него самого, а уж потом от окружающей среды, от общества и государства, в котором он живёт.
Иногда человек лишь к старости начинает задумываться о своём образе жизни. Это значит опоздать на целую жизнь. В молодости, когда кажется, что всё ещё впереди и можно сто раз всё изменить и перестроить, особенно часты ошибки и заблуждения, за которые потом приходится тяжело расплачиваться, ибо ничто не проходит бесследно...
Виктор часто навещал Курбан-аку, он старался запомнить каждую черточку его лица, выражение глаз, чтобы потом, вернувшись домой, нанести в красках на холст. Портрет ему давался с трудом. Что-то главное ускользало от его кисти.
Старик с каждым днём чувствовал себя лучше, охотно вступал в беседы. Как-то Виктор задал ему давно интересовавший его вопрос.
— Если не секрет, Курбан-ака, вы когда-нибудь пили вино?
Курбан-ака присел на лавочку. Ответил не сразу:
— Вино помрачает разум, туманит взор. Зачем? Скажи, добрый человек, зачем помрачать разум?.. Природа дала нам ум — самое лучшее, что она имела. Зачем его отравлять вином? Закон наших предков гласит: кто попивает вино, тот водится с шайтаном. Так я говорю или не так?
— Так, Курбан-ака, так. Мне 25, а я вот, признаюсь вам, несколько лет «водился с шайтаном», как вы говорите. Я потерял друзей, стал плохо писать картины. А приобрел?.. Болезнь сердца, душевную пустоту.
Курбан-ака слушал спокойно исповедь молодого друга, своим многоопытным сердцем он понимал, что Виктору необходимо высказаться, он, может быть, поверяет самую задушевную свою тайну.
Курбан-ака коснулся пальцами колена Виктора, заговорил тихо — так, что слова его звучали как заклинание:
— Ты молод, сын мой, но ты и мудр, как многоопытный муж, и мудрость твоя не найдена на дороге, не занята на время — она в тебе. Вино твой искуситель, твой шайтан, но ты его изгонишь из сердца. Избегай друга, увлекающего тебя к рюмке. Поверь, я много жил, я знаю.
Да, Курбан-ака знал, что говорил. Наверняка он не читал статей об алкоголизме, не слушал лекций — он знал о пагубе алкоголя по опыту своей долгой жизни.
Алкоголь сокращает жизнь не только своим токсическим действием, но и тем, что оглупляет, рано приводит к ослаблению памяти и лишает человека возможности аналитически мыслить, обобщать. У пьющих людей под влиянием алкоголя происходит быстрое разрушение нервных клеток. С возрастом их не хватает для регулировки деятельности организма, и человек погибает раньше срока.
Ученые сделали вывод: алкоголь прежде всего разрушает высшие ассоциативные центры нервной системы — как раз ту часть мозга, которая определяет степень общественного сознания, поддерживает способность к творчеству, — словом, всё то, что мы называем высокими словами: талант, гений, подвиг.
Проводя свой отпуск в Сибири, мы путешествовали по городам и селам. В одном городе побывали на большом машиностроительном заводе. Знакомство с ним начали с музея. Нас встретил директор музея — молодой мужчина лет тридцати шести—тридцати семи, рослый, чернявый, с ранней сединой в темных волнистых волосах. Ладно скроенный дорогой костюм плотно облегал широкие плечи, сильную грудь. Представляясь, сказал просто:
— Андрей Андреевич!
И затем показывал экспонаты, рассказывал историю завода. Мы скоро оценили его знания, восхищались умом этого человека. Казалось, он знал каждую машину, цех, легко ориентировался в любой технологической тонкости. И всё в его рассказе окрашивалось в какие-то теплые поэтические тона; несомненно, он был добрым человеком и умел понять и оценить душу другого. Невольно возникал вопрос: почему такой молодой, знающий специалист работает не на основном производстве, а в заводском музее? В нём ощущалась могучая энергия, большой запас нерастраченных сил.
Впрочем... кое-что и настораживало в нашем гиде. Временами он в своих рассказах путался, сюжеты начинал, но не доканчивал — речь его рвалась и перескакивала с одного предмета на другой, иногда он повторялся. Опытный психолог заметил бы эти нарушения в психике, «стершуюся шестеренку» в аппарате мышления.
Потом мы несколько часов ходили по цехам уже в сопровождении другого инженера. В кузнечном цехе подивились на пневматическую транспортерную ленту, которая ловко несла на себе многочисленные детали. Они были разные: величиной с кулак и многопудовые, сложной конфигурации. Присмотревшись, заметили, что детали хотя и передвигались по одной ленте, но каждая падала в свой бункер у своего молота.
— Как же это они... находят своё место?
— Пойдемте покажу.
Инженер подвел нас к молоту, у которого трудились двое рабочих — оба молодые, ещё комсомольского возраста. Они вежливо кивнули нам и продолжали своё дело.
— Видите — отросток на детали. Он задевает упор, установленный на краю бункера, — деталь падает. Другие отростка не имеют и, следовательно, ни за что не задевают, идут дальше. Там у них свои упоры — каждая падает в свой бункер.
— Ну а готовые детали? Кто их увозит от молота?
— Другой транспортер. Вон смотрите. Он тоже у стены, только идёт в другом направлении — наверх по эстакаде в механический цех. Тут и счётчик: он к концу смены покажет дневную выработку каждого молота.
Инженер рассказывал дальше:
— Пневматическая транспортировка наполовину уменьшила количество рабочих в цехе, высвободила площади... У нас хотели строить новое здание для кузнечного, но внедрение транспортеров Андреича решило и эту проблему.
— Кто такой Андреич? Верно, изобретатель.
— Да наш местный, он на заводе со студенческих лет. Пойдемте, я покажу вам его главное творение!
Через дорогу стоял широкий, из стекла и бетона цех: прессовый. Мы вошли в него и увидели нечто необычное, изумительное, по крайней мере для нас, новичков. Тут сплошь была электроника, пульты управления, и люди за ними сидели в белых халатах, как в клинике. Впрочем, тут же были и прессы — много прессов; с тугим, свистящим шипением опускались они, и тотчас из-под них, словно поднимаемые волшебной силой, выскакивали сверкавшие гладкими боками детали. Недремлющие роботы ловко захватывали их «руками», передавали на другой пресс или куда-то опускали, где они подхватывались транспортерами, уносились дальше.
Людей здесь почти не было.
— Неделю назад здесь побывал американский промышленник. Он сказал: «Так я представляю себе заводы будущего».
Закончив осмотр завода, мы снова зашли в музей к нашему доброму знакомцу Андрею Андреевичу. Поспешили поделиться с ним увиденным.
— Да вы знаете, это поразительно, что мы увидели! И всё делал ваш заводской человек — Андреич, главный инженер! Помогите нам встретиться с ним!.. Мы не уедем из вашего города, не побывав у него.
Андрей Андреич густо покраснел, склонил голову, пристукнул каблуками.
— Считайте, что вы уже с ним знакомы. Андреич к вашим услугам — извините, ваш слуга покорный.
— Вы... Андрей Андреич... были главным инженером завода?
Он снова наклонился:
— Если это вам угодно.
— Извините. Мы не знали. Мы восхищены вашими... делами. Нам доставляет большое удовольствие слушать рассказ о заводе именно от вас... человека, который тут так много сделал.
