Исцеление духовных болезней - Жан-Клод Ларше
б) Икономия желания
Духовные желания, которые сводятся к жажде Бога, и чувственные, плотские желания не являются, как могло бы показаться с первого взгляда, двумя различными в своей основе родами желания: человек располагает в своем естестве одной единой способностью желать (ἐπιθυμία, ἐπιθυμητικόν, ἐπιθυμητικὴδύναμις)[375].
У человека, которого мы определили как нормального (Адам до грехопадения или святой — человек, восстановленный во Христе), эта вожделевательная способность, в соответствии с его природой, вся целиком обращена к Богу — естественному и нормальному «объекту» человеческого желания.
Чувственные желания, которые проявляются у падшего и грешного человека, — не что иное по своей глубинной природе, как то же самое желание, которое, отклонившись от естественной Божественной цели, направилось против природы и привязалось к чувственной реальности, дробящейся в своей множественности.
Итак, все желания падшего человека обусловлены его падшим состоянием и патологической направленностью естественного и первозданного стремления к Богу, противоестественной извращенностью и искажением этого стремления: они являются его суррогатами, равно как и чувственное удовольствие, которое человек получает через эти желания, — это всего лишь призрак и подделка духовного наслаждения и истинного блага[376]. Это положение[377] поддерживается во многих святоотеческих наставлениях. Связь с плотью, по словам преподобного Максима, «делит любовь, которую мы должны одному Богу»[378]. Ориген, указывая на два противоположных направления, которые может принять единая способность к эросу, присущая человеку, пишет еще точнее: «Одно из движений души — это любовь. Мы пользуемся ею, чтобы горячо любить мудрость и истину, но когда наша любовь опускается до менее благих вещей, то именно до любви к плоти и крови»[379]. Авва Исаия утверждает более четко: «В духе есть согласное с природой желание, источник любви к ближнему, желание, которое стало причиной именования Даниила мужем желаний[380]. Враг превратил его в желание постыдное, которое заставляет нас жаждать всего, что нечисто»[381]. Святитель Григорий Нисский выражается совершенно определенно, когда упоминает тех, кто, «обратив всю силу желания и устремление[382] помысла от Божественных явлений к предметам низким и материальным, настежь открыл страстям свое внутреннее пространство, вовсе прекратив всякое движение к явлениям возвышенным и полностью дав иссякнуть в себе желанию [Бога, духовных явлений], измененное направление которого привело к страстям»[383]. В другом месте святитель Григорий Нисский рассуждает о человеке, «похитившем любовь, которую должно давать одному Богу, и расточающем ее на человеческие страсти»[384]. И вот что он пишет: «Презирая как низменные и эфемерные все предметы, которые привлекают желания людей, считаются красивыми и поэтому достойными рвения и почитания, мы не должны растрачивать ни на один из них нашу силу вожделения»[385].
Основная характеристика вожделевательной способности, которая свидетельствует о том, что желание человека в сущности едино, состоит в том, что она не может разделиться между Богом и чувственной реальностью. «Одно и то же сердце, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — не может страдать от множества страстей. Одна страсть изгоняет другую, а разделившись, она ослабевает: преобладающая страсть притягивает все к себе»[386]. Преподобный Исаак Сирин отмечает: «Никто не может иметь одновременно любовь к Богу и мирское желание»[387]. «Наша способность вожделения, — утверждает более точно святитель Григорий Нисский, — по природе не такова, чтобы она в одно и то же время могла служить телесным похотям и духовному браку»[388]. «Поистине, глаз, — объясняет он, — не способен одновременно видеть две вещи, если только не будет сосредотачиваться по очереди на каждом из видимых предметов в отдельности, язык тоже не сможет выражать различные фразы, произнося в одно мгновение слова еврейские и греческие, слух не будет воспринимать одновременно рассказ о событиях и наставительное поучение»[389]. Стоит упомянуть здесь наставление, которое дает сам апостол Павел: Плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы (Гал. 5,17). К этому контексту приложимы слова Христа: Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть (Мф. 6,24; Лк. 16,13).
Таким образом, направляя свое желание к одной сфере, человек тем самым автоматически отвращается от другой. «Попечение об одном неизбежно влечет за собой оставление другого», — утверждает святитель Григорий Нисский[390]. И поэтому чем больше человек желает и любит чувственные объекты, тем меньше он желает и любит Бога. «Отчего наша любовь к Иисусу Христу столь слаба, — спрашивает святитель Иоанн Златоуст, — если не оттого, что мы исчерпываем все силы нашей души в бесплодных страстях?»[391] Тот, кто не устремляется желанием к Богу, неизбежным образом желает чувственного и любит мирское[392]: «Тот, кто не умеет шагать по духовному пути… сосредотачивает все свои усилия на плоти», — замечает преподобный Максим Исповедник[393]. Святитель Григорий Палама пишет, что человек, который не любит Бога всей душой и всем сердцем, «порхает по этому миру и истощает на него всю или почти всю любовь, на которую способна его душа»[394]. И напротив, тот, кто по-настоящему любит и желает Бога, не мог бы пожелать какой-то чувственной вещи или испытать страстного желания, ибо он вкладывает всю силу своего желания в Бога и духовные сущности. Поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, — учит апостол Павел (Гал. 5, 16). А святой Диадох Фотикийский вопрошает: «У питаемого Божественной любовью какое может быть похотение благ мира сего?»[395] «У тех, кто вознес дух к Господу и воспламенил душу страданиями Христа, [плоть] не имеет более желаний, противных духу»; — пишет святитель Григорий Палама[396]. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет; со своей стороны: «Душа; соединенная с Богом любовью; очевидно; не
