Джеймс Бертрам - История розги
Не меньшей популярностью пользовался в этом ордене Джон Таулер, заслуживший репутацию ревностнейшего флагеллянта. Его фанатичность в этом отношении доходила до того, что он истязал себя лично, ибо, говорил он, окружающие относятся к нему слишком снисходительно и по непонятной ему причине щадят его. Приняв во внимание оба эти типа, нетрудно представить себе, что орденские статуты, правила и предписания были переполнены этой пресловутой disciplina flagell; говорить нечего о том, что малейшие проступки, самые незначительные уклонения от установленного режима наказывались плетьми и розгами, причем виновный нередко плавал во время экзекуции в лужах собственной крови. Чтобы восторжествовать над справедливостью и не давать повода к возбуждению неудовольствия и справедливых нареканий, у женской половины ордена была введена обоюдная порка, иначе говоря – монашенки секли друг друга. Таким образом, любая сестра-монашенка, не испытавшая сострадания и снисходительности других по отношению к себе, сама ничего подобного не выражала тогда, когда наступала ее очередь производить над кем-либо из сестер по ордену эксперименты с розгой.
С соизволения папы, доминиканцы ввели инквизицию, причем особенная строгость и суровость, бывшие вообще отличительным признаком этого ордена, применялись по отношению к лицам обоего пола, впавшим в еретичество. Одним из первых навлек на себя неудовольствие и немилость святого трибунала Раймонд, граф Тулузский. Он стал покровительствовать еретикам и потому был подвергнут властью самого папы изгнанию, причем все его подданные были освобождены от принесенной на верность графу Раймонду Тулузскому присяги. Испуганный таким наказанием, граф поклялся исправиться и умолял о прощении. В виде залога в будущем исправлении его обязали уступить в собственность папы семь замков и, кроме того, подвергнуться церковному покаянию. Само собой разумеется, что последнее было выполнено с чрезвычайной строгостью. Все его тело под влиянием истязаний было настолько повреждено ранами и опухолями, что несчастный граф не мог надеть на себя что-либо и вынужден был в течение долгого периода заживления ран оставаться дома и пребывать в обнаженном виде.
Каждая тюрьма инквизиции имела специального надсмотрщика, который проявлял по отношению к заключенным слишком много тяжелого для них внимания; каждое упущение, проявленное как тюремными служащими, так и самими жертвами инквизиции и святого трибунала, наказывалось самым жестоким образом. Одна из старух-служанок, жившая в доме такого надсмотрщика, известного своей свирепостью и зверскими наклонностями, вздумала сострадательно относиться к тем пыткам и мучениям, которые доставались на долю заключенных; всеми силами своей нежной души она пыталась утешать их и изыскивала различные способы для доставления им контрабандным путем пищи. Благодаря несчастному стечению обстоятельств, ее поймали с поличным, приговорили к тюремному заключению на один год, затем провели по улицам города в торжественной церемонии, нарядив при этом в позорное желтое платье и наградив в довершение всего двумястами ударами розог.
Среди преступлений, подпадавших ведению инквизиции и наказуемых ею, находилась также и полигамия. Неисправившиеся, несмотря на данное обещание, полигамисты подвергались различным исцеляющим покаяниям, как пост, молитвы, и т. д., и затем ссылались на галеры на срок от шести до семи лет. Если преступник принадлежал к низшему слою населения или даже к среднему классу, то подвергался жесточайшей порке, конфискации половины принадлежащего ему имущества и возложению на голову во время экзекуции позорной епископской камилавки.
В 1612 году папа Павел V обнародовал буллу, направленную против тех духовников, которые во время исповеди позволяли себе неблагопристойность в отношении своих прихожанок или вовлекали их в непотребство. Подобные обвинения должны были поступать на рассмотрение святой инквизиции и рассматриваться ею самым добросовестным и тщательным образом. Эта энциклика папы поставила духовенство в ужасное положение. Когда эдикт был обнародован в церквях Севильи и все прихожане получили угрожающее предостережение, с обязательством в тридцатидневный срок назвать имена тех святых отцов, которые осквернили исповедальное кресло, случилось неожиданное явление: ко дворцу инквизиции с жалобами на своих духовников устремилась такая масса женщин, что двадцать секретарей и столько же инквизиторов не имели возможности справиться с привалившей работой, заключавшейся в составлении со слов просительниц письменного доклада. Срок принесения жалоб был продлен еще три раза на тридцать дней, и, когда инквизиция убедилась в том, что нет никакой возможности наказать огромное количество прелюбодеев, она уничтожила обнародованный эдикт и замяла весь начатый ею же самою процесс. В обычных случаях уличенный в прелюбодеянии духовник, если обвинительница его не оставляет желать ничего лучшего в смысле ее безупречности и правдивости, приговаривался к обыкновенному покаянию постом и молитвой и затем либо отправлялся на галеры, либо заточался навеки в тюремную келию.
Наказания за еретичество, в зависимости от важности совершенного преступления, назначались различные. Если виновный принадлежал к простонародию, то его заставляли носить позорную шапку на голове, язык его фиксировался во рту при помощи железного или деревянного кляпа, его влекли по улицам города, жестоко избивали плетьми и затем сжигали на костре. Если же совершивший такое преступление происходил из знатного рода, то его заточали на известное время в монастырь и обкладывали особым, так называемым «покайным штрафом», доходившим иногда до значительных сумм. Если проступок, например клятвопреступление, признавался не очень тяжелым, то кающийся должен был во время богослужения оставаться в церкви без шляпы, плаща и сапог, туловище его обвивала веревка, в руку ему давали зажженную свечку.
Гадальщики на картах, предсказыватели судеб и астрологи наказывались изгнанием, лишением звания и прав состояния, поркой или, наконец, тюремным заключением, в зависимости от тяжести содеянного преступления.
Евреи были особенно ненавистны инквизиции, к ним придирались безжалостно, их обкладывали денежными штрафами, секли розгами и сажали в тюрьмы.
Лжесвидетели приговаривались к вечному одиночному заключению; в тех же случаях, где ложные показания не имели дурных последствий, виновных подвергали бастонаде, порке плетью и изгнанию или ссылке.
Когда инквизиция приговаривала какого-либо монаха к наказанию розгами или плетью, то экзекуция производилась в том самом монастыре, к которому был причислен монах, в присутствии нотариуса святого трибунала. Сначала преступника водили вокруг монастыря со связанными руками, а затем во время шествия начиналось сечение по обнаженным плечам и спине, производившееся самими братьями-монахами. Монотонность вечного тюремного заключения впоследствии разнообразилась тем, что преступников время от времени назначали привратниками у церковных дверей.
Одним из изданных декретов повелевалось, чтобы кающиеся присутствовали на богослужении по воскресным и праздничным дням; затем было сделано следующее добавление: «Во все воскресные и праздничные дни, во время чтения мессы, между апостолом и евангелием, в церковь должны быть введены еретики, без верхнего платья, капюшона и шляпы, с розгами в руках: в это время их следует сечь. И пусть священник, совершающий мессу, разъяснит всем присутствующим на богослужении мирянам, что наказание возложено на преступников за то, что, по еретическим наклонностям своим, они совершили великие грехи».
Приговоры инквизиции производились обычно путем аутодафе (сожжение на костре) en masse, т. е. гуртом. Что в других государствах считалось обыкновенной казнью преступников, то у испанцев и других католических народов почиталось религиозным огнем и доказательством ревностного верования. Аутодафе эти производились чаще всего при восшествии на престол или во время других грандиозных народных празднеств. После того как самые опасные еретики и другие подобные им грешники сжигались, приговоренные за мелкие преступления к порке усаживались на следующий после казни товарищей день на осла, провозились по площадям и наиболее оживленным улицам города и во время шествия жестоко наказывались плетьми, батогами или розгами.
Ни один орден не обладал таким неограниченным могуществом, как орден доминиканцев, но в то же время фанатики эти имели несметное количество врагов, и, когда обаяние доминиканцев начало уменьшаться, они стали крайне неразборчивы в средствах для достижения прежнего престижа. Они не останавливались буквально ни перед чем и пускали в ход все способы до лжи, облыжности и оговоров включительно. О подтасовывании фактов и говорить нечего. Мы помещаем для иллюстрации следующий пример и находим его подходящим потому, что розга играла в нем тоже свою роль.
