Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
В конце XIX века эволюция представлений о «бессознательном» еще более усложняется, поскольку интерес ко всему, что связано с этими представлениями, начинает проявляться не только в специальной научной, но и в широкой художественной и художественно-философской литературе. Этому способствовали характерные для духовной жизни западноевропейского общества того времени полумистические, «богоискательские» настроения определенных кругов буржуазной интеллигенции, распространившееся увлечение иррационализмом и волюнтаризмом Nietzsche и Stirner; заострение в художественной литературе Schnitzler, Maeterlinck и др. вопросов психологической символики, проблем интуиции, «бессознательных влечений», «глубин души» и т. п. и особенно неудовлетворенность формализмом и бесплодностью традиционной психологии при огромном, напротив, впечатлении, которое произвели незадолго до того открытые своеобразные изменения психики загипнотизированных и парадоксальные реакции истериков (ставшие известными благодаря работам английского хирурга Braid, клинической школы Charkot, гипнологических школ Сальпетриера и Нанси и др.).
Просматривая научные источники, художественную литературу, труды, посвященные вопросам искусства, и даже публицистику тех далеких лет, нельзя не испытывать чувства удивления перед тем, до какой степени широко было распространено в этот период представление о «бессознательном» как о факторе, учет которого необходим при рассмотрении самых различных вопросов теории поведения, клиники, наследственности (учение о «бессознательных наклонностях» Lombroso), при анализе природы эмоций, проявлений изобразительного и сценического искусства, музыки, взаимоотношения людей в больших и малых коллективах и даже общественного законодательства и истории. Все более ранние представления о «бессознательном», начиная c давно сформировавшихся в рамках спекулятивно-философских систем и кончая едва нарождавшимися попытками объективного и экспериментального толкования, самым причудливым образом смешивались в литературе тех лет. И эта пестрая эклектика выразительно показывала, что столкнувшись с проявлениями «бессознательного», исследователи того времени скорее интуитивно почувствовали, что им довелось затронуть какие-то важные особенности психической деятельности, чем сколько-нибудь отчетливо понимали, в чем именно эти особенности заключаются.
В последующий период, каким можно считать годы, близкие к рубежу веков, в кругах, связанных с университетской медициной, наметилось характерное обратное движение — постепенное ослабление интереса и нарастание скептического отношения ко всему, что связано с «бессознательным». Аналогичное изменение отношения стало проявляться и к методу, который сыграл, пожалуй, самую важную роль в обострении внимания ко всей проблеме неосознаваемой психической деятельности, — к методу гипнотического внушения. В западноевропейской психотерапии эта скептическая оценка лечебных возможностей суггестии постепенно укреплялась и обнаруживалась в разных формах на протяжении почти всей первой половины нашего века[7].
Однако в те же самые годы в узких слоях, не связанных первоначально непосредственно с университетской наукой, возникает совершенно новое отношение к проблеме «бессознательного», связанное с распространением идей фрейдизма.
Нам еще предстоит несколько позже подробно говорить о том, с какой оппозицией встретились взгляды Freud при первых попытках их пропаганды в клинике. Следует, однако, уже сейчас подчеркнуть, что эта оппозиция не имела чисто негативного характера, не сводилась только к отрицанию идей Freud. В ней звучали нередко и оригинальные трактовки проблемы «бессознательного», которые противопоставлялись их авторами концепции психоанализа. Некоторые из этих трактовок уходили своими логическими корнями в острые дискуссии, имевшие место еще в допсихоаналитическом периоде, широко обсуждались в психологической и клинической литературе на протяжении периода, предшествовавшего первой мировой войне, и еще сейчас представляют в ряде отношений научный интерес.
Поэтому целесообразно, прежде чем мы перейдем к рассмотрению фрейдизма, кратко остановиться на этих трактовках, настойчиво стремившихся перенести в науку XX века представления, возникшие при самых ранних попытках научного осмышления проблемы «бессознательного».
§19 Обсуждение проблемы «бессознательного» на Бостонском симпозиуме 1910 г. (Hartmann, Brentano, Munsterberg, Ribot)Мы располагаем литературными данными, которые позволяют восстановить основные тенденции в понимании проблемы «бессознательного», характерные для непсихоаналитически-ориентированных течений в психологии и психопатологии начала нашего века. В 1910 г. в Бостоне (США) состоялось совещание, отразившее разные существовавшие тогда подходы к этой проблеме. Труды Бостонского симпозиума [18] при опубликовании были дополнены статьями Hartmann, Brentano, Schubert-Soldern и создали выразительную картину пестроты и противоречивости мнений, преобладавших в предвоенные годы по поводу проявлений «бессознательного». Одновременно они показали, что в центре спора оставались все те же коренные вопросы, которые были поставлены в еще более раннем периоде, но к сколько-нибудь уверенному решению которых участники Бостонского симпозиума были не намного ближе, чем их предшественники.
Мы не будем сейчас задерживаться на толковании «бессознательного», которое дал Hartmann, хотя в определенных кругах иррационалистически настроенной буржуазной интеллигенции конца XIX века эти идеи Hartmann были очень популярны. Являясь типичным представителем идеалистического понимания «бессознательного», Hartmann пошел по пути спекуляций, заранее исключивших для него возможность сколько-нибудь адекватного толкования проблемы, анализу которой он посвятил по существу всю свою жизнь. Он явился, если давать оценку в историческом аспекте, по существу, последней фигурой среди пытавшихся решать вопрос о «бессознательном» с позиций гегелевского объективного идеализма. Уже на фоне участников Бостонского симпозиума он выглядел старомодным натурфилософом, который допущен в общество молодых рационалистически настроенных скептиков и механистических материалистов гораздо скорее вследствие уважения к патриархальным традициям, чем в надежде услышать от него какое-то подлинно новое слово[8].
Гораздо более характерным для описываемого периода явилось понимание, развитое в ряде работ, опубликованных в начале века Brentano. Этим автором был поставлен в острой форме основной вопрос: какие доводы заставляют признать существование у человека психической деятельности, которая является одновременно деятельностью неосознаваемой. Brentano прослеживает последние (для того времени) фазы старого спора, который велся по этому поводу, подчеркивает непримиримость выявившихся разногласий между теми, кто допускает и отвергает существование подобной активности (относя к первым Mill-отца, Hamilton, Maudsly, Benecke, Helmholtz, а ко вторым — Lotze, Carpenter, Spencer, Mill-сына, Fechner), и подвергает логическому анализу конкретные аргументы в пользу существования неосознаваемых психологических процессов у человека. Его вывод категорически отрицательный: никаких данных в пользу реальности подобных процессов, по его мнению, нет, «психическое может быть только осознаваемым». Подобная негативная позиция разделялась в описываемом периоде многими. Не следует забывать, что это было время быстрого развития стихийно материалистических представлений в биологических науках и подлинных триумфов медицинской практики, которые были вызваны реалистическим подходом к вопросам жизнедеятельности. Некоторый телеологический привкус ранних теорий «неосознаваемых умозаключений» (у Helmholtz, например, реальность подобных «умозаключений» выводилась из их «необходимости» для объяснения процессов организации мыслительных и рецепторных актов) отталкивал тех, кто стремился к выявлению прежде всего строгой детерминированности, причинной обусловленности исследуемых процессов. Эти тенденции проявлялись как среди психологов, так и среди клиницистов. Примером такого «скептического подхода среди психопатологов являются работы Munsterberg.
