Диспансер: Страсти и покаяния главного врача - Айзенштарк Эмиль Абрамович
— В коллективизацию поспешили, — бормочут сантехники, — нонче опомнились, лучше поздно… — а церква людям еще послужила, хуторяне там прятались во время войны в подвалах церковных, тем и спасались. Богатые подвалы тут, глубокие…
Возле самой церковной стены на площадке стояла какая-то фантастическая транспортная единица. Это был замызганный велосипедик с притороченной к нему сбоку грандиозной грузовой коляской — тоже на колесиках. Сразу было видно, что крошка-велосипед эту приспособленную к нему махину не потянет, хотя и с моторчиком. Легкие тоненькие колеса под здоровенной грузовой платформой, наивные велосипедные спицы придавали всему экипажу характер неслыханный, марсианский, как бы намекая, что до местной психбольницы уже недалеко… И действительно, вскоре мы заехали на очередной косогор, наполовину перегороженный больничным забором. Здесь, в служебном сарае, сантехники разыскали сварочный аппарат, погрузили его ко мне в багажник, и мы поехали назад.
И опять грелся мотор, и снова мы останавливались, чтобы остыть. На очередной такой остановке послышался отдаленный какой-то треск или даже гром.
— Технарь едет, — сказали сантехники.
— Уж не тот ли это велосипед с грузовой платформой?
— Вот именно.
— Да как же он ее тянет, такую махину?
Они загалдели:
— Не пустую! Не пустую! Три тонны травы технарь в коляску наваливает и волоком еще…
— Это невозможно, — сказал я.
Они засмеялись.
— У него коляска ведущая, она и велосипед тянет.
— Ага… вот оно что… — растерялся я, — впрочем, велосипед зачем тогда, для красоты, что ли?
— А на велосипеде он сам сидит. От грязной травы, значит, отдельно, вообще от грузов, и управление легче, и равновесие… Да вы за технаря не волнуйтесь, не сомневайтесь! Грохот нарастал. Сантехники сказали:
— Сначала дым возникает, дорогу заволокет, а потом его колесница покажется.
Так и случилось. Где-то в перспективе ландшафта клубами-завесами встала зеленая мгла, и в дальнем громе выкатила из горизонта само беглая эта телега. И пошла, хоть на малой скорости, а легко и свободно по косогорам и рытвинам деревенской этой жизни, по размытой земле, как по дороге накатанной и удобной. У меня вырвалось:
— Ух, ты!
— То-то, — сказали сантехники, — технарь едет.
— Он что, местный?
Мужички-сантехники ответили:
— Не, иногородний он, а сюда попал по случайности жизни.
Перебивая и дополняя друг друга, они начали рассказывать. Этот мужик образования никакого не имеет, но технарь от Бога. И на войне техником, говорят, служил в авиации. Демобилизовался он, вернулся к себе в колхоз, и снова по технической части мараковал, чудеса творил даже. От этих чудес и пошли в его жизни события… Вообще-то история у него интересная.
— Интересная?
— Ну да. Он же трактора начал восстанавливать с кладбища.
— С кладбища?
— Ну, забытые людьми и Богом трактора, которые, в общем, из строя вышли.
— Списанные?
— Да черт их поймет, у алкашей этих — списанные, переписанные… в степи лежат, отходили свое…
— Ну-ну, — говорю, — дальше что?
— А дальше, значит, он поколдовал и оживил покойничка, пошел трактор своим ходом, и начал технарь людям участки пахать, за плату, конечно. Все довольные, и приусадебное хозяйство развиваться пошло, но тогда это не модно было. И пришел, как водится, председатель колхоза и говорит:
— Отдай казенный трактор!
А технарь ему:
— Это моя машина, я восстановил…
— Ничего не знаю, — сказал председатель, — трактор колхозный.
И отобрал-таки. Тогда забрался технарь далеко в степь и откопал самого уже древнего и ржавого мертвяка. Люди смеялись от этой развалины, а технарь колдовал, крутил, мастерил что-то, и пошла машина опять, и снова начал он приусадебное пахать. И по новой тут председатель пришел и говорит:
— Отдавай, трактор казенный, ничего не знаю…
Обалдел технарь и топор схватил. Говорит — не подходи, рубить буду тебя… Но председатель не испугался и пошел на него. А технарь его рубить не стал и топор в сердцах на землю кинул. И, представьте, этим кинутым топором он председателю туфлю рассек и в пятку попал. И ушел председатель с порубанной пяткой, с поражением, и авторитет его пострадал. Конечно, он это так не оставил, и вместо себя послал милиционера — технаря брать. А тот вышел, веселый такой, спокойный и говорит:
— Берите, кто смелый, только я бомбами увешанный, и взрыватель вот автоматический, гляньте! Все вместе и взлетим, а жить мне уже не охота…
Отступились милиционеры, и тоже их авторитет пошатнулся, но это на первых порах только, а вообще ж и они не лыком шитые. Они после с женой технаря тайно сговорились. И она его ночью заласкала, зацеловала и разрядила. А сама — шасть в сени, вроде бы за малой нужной.
— Берите, мол, пока разряженный, безопасно…
В общем, продала она его, понимаете?
— Понимаю, — говорю, — это я хорошо знаю. Дальше что?
— Дальше просто. Навалились, на сонного, руки-ноги в железки, и в кутузку его. Потом суд.
— Что же, срок припаяли?
— Не, вместо этого сюда вот определили — в психбольницу для хронических. Судьи видят — человек не в себе, в ажиотаже, трактора собирает на кладбище машин, чегой-то строит из них, еще динамитом обвешивается и пятки рубает.
Словом, они спровадили его сюда, в нашу больницу.
Рев двигателя, между тем, усиливался, фантастический экипаж постепенно приближался к нам. С нарастающим любопытством смотрел я вдаль на эту машину, стараясь разглядеть седока.
— Что же в больнице сделали с ним?
— Ну, сперва подлечили, конечно, потому как он и впрямь был не в себе поначалу. Потом оклемался, врачи его выписали, он здесь осел, женился, дом построил, хозяйство завел. У него коровы, козы, свиньи, куры. Да чего только нет, разросся он. Ну, да это уже потом, когда приусадебное в гору пошло в официальности, значит. Траву, знаете, косилкой своей конструкции режет, сам ее, конечно, слепил, поилки у него всякие автоматические, приспособления хитрые. Профессора до него ездиют — учатся, усваивают. Двигатель, говорят, вот сделал неслыханный какой-то, а может, и вечный, черт же его разберет. А еще с ним был такой случай забавный. Врачи определили его машинистом насосной станции к артезианскому колодцу на 80 рублей в месяц. Водопровода же у нас нет. А вода в колодце то приходит, то уходит, следить надо. Ежели пришла — сразу качать и емкость впрок заливать. Технарь, значит, автоматику поставил, а сам ушел. У автомата рабочий день — круглые сутки, не чешется он и водку не пьет, а воду стережет и качает исправно. Вздохнули мы. Только ему сказали:
— Зарплату с тебя снимаем.
Он возмущается: почему?
— Так тебя же на рабочем месте нет!
— Какое ваше дело?! — он кричит. — Я воду вам даю, да
еще и круглые сутки, не восемь часов — рабочий день.
Они говорят.
— Тебя на рабочем месте нет, контролер придет, кого мы покажем — автомат, что ли?
— Вы ему воду покажите! — кричит он, — вам же вода нужна!
— Слушай, — они говорят, — может, ты и впрямь сумасшедший, выходит, не долечили мы тебя.
— Это вы сумасшедшие, — он им кричит, — это — ВЫ! Это — ВЫ!!! Вам же не я нужен, вам же вода нужна!
Пустой разговор. Сняли с него зарплату, уволили. Он автомат свой забрал и ушел. Не стало воды. И машиниста другого поставили, а вода не пошла. Пришлось к нему опять идти за ради Бога: без воды больнице никак нельзя, уж легче от ревизора ускользать…
— Это верно, — я сказал, — и дураку это ясно.
И еще спросил:
— А он вернулся?
— Конечно. Ему деньги не лишние. Автомат свой поставил и снова больница с водой.
— Послушайте, ребята, а может, этому технарю тоже бы доску привесить где-нибудь, что находится он под защитой и охраной государства, как нужная ценность, вроде той церквушки генеральской с отбитым куполом?
— Купола ему, понятно, отшибли во время свое, — сказали они, — однако же, ныне и времена изменились. Хозяйство у него громадное, так ведь и это даже приветствуется и никто не мешает, ясное дело. Хотя и был такой случай, думали ему палку в колесо ставить, да не получилось опять у них…
