Михаил Масленников - Криптография и свобода
Закончил диссертацию – поезжай поработать в совхоз! Так по-советски логично решило руководство аспирантуры, и меня вызвали на беседу к самому секретарю парткома Высшей школы КГБ.
– Я прошу Вас помочь нам. Нет у меня сейчас под рукой ни одного человека, а Вы, как молодой коммунист, должны понять меня и выполнить это партийное поручение. Поработайте в совхозе командиром отряда неделю, ну максимум две, а потом я найду Вам замену.
Сельское хозяйство в советские времена работало таким образом, что практически ни один колхоз-совхоз не мог обойтись без «шефской помощи», а попросту говоря без халявной рабочей силы, осуществляющей самые примитивные и трудоемкие операции. На поля выгонялись тучи студентов, рабочих, инженеров, которые целыми днями убирали картошку, морковку, свеклу, капусту и прочие овощи-фрукты. Эти дары природы свозились на овощебазы, где все то, что не успевало быть разворованным, благополучно догнивало до кондиции. Многие горожане для безопасности собственного здоровья старались выращивать почти все необходимое для себя на собственных дачных участках, прозванных по размеру щедрости родного государства «6 сотками», а ко всему этому круговороту государственного сельскохозяйственного производства относились как к неизбежному социалистическому ритуалу, сопровождаемому, как правило, обильной выпивкой и неограниченной бесплатной закуской.
Бог миловал в наше время 4 факультет от всей этой кутерьмы. Но времена изменились и ко времени моего возвращения в родную альма-матер в качестве аспиранта еще одним элементом в деле подготовки хороших военных стали периодические «трудовые десанты» в подмосковный совхоз: рядовых слушателей – на неделю, преподавателей и аспирантов – на день. Совхоз был без ума от счастья иметь таких шефов: военная дисциплина, по совхозным меркам практически все поголовные трезвенники, молодые здоровые ребята, работающие исключительно за идею – разве сравнить с каким-нибудь заводом или ПТУ, дружно отключающимся одновременно с открытием магазина.
По весне совхоз снова тряс «шефов»: пришлите людей перебирать картошку, а то сорвется посадочная страда. У совхоза было собственное большое подземное картофелехранилище, где в огромных буртах всю зиму хранилась картошка. Весной надо было все эти бурты перебрать и расфасовать картошку на крупную, среднюю, мелкую и гнилую. Для этих целей имелось несколько древних картофелесортировальных машин (КСМ) – обычный транспортер с валиками, различные зазоры между которыми позволяли производить требуемое разделение этого народного продукта на элиту, средний класс, пролетариат и алкоголиков. Два человека влезали на картофельные бурты и лопатами кидали картошку на транспортер КСМ, а еще три человека с корзинами сидели у разных ответвлений и, вылавливая руками гнилье, наполняли разные корзины разными сортами.
Вот на такие трудовые подвиги и направил меня партком Высшей школы КГБ. Работа тяжелая, противная и абсолютно бесплатная. Дело в том, что в социалистические времена в Высшей школе КГБ получать за работу деньги считалось ну, неудобно, что ли. Работа за идею – вот какой был идеал, проповедовавшийся со времен то ли ленинского бревна, то ли китайских хунвейбинов. Да и расценки на подобный сельскохозяйственный труд были соответствующими: сортировка 1 тонны картошки стоила около 2,5 рублей советских денег. Бригада из 5 человек, уматываясь вусмерть, за день могла отсортировать максимум 5 тонн картошки и, следовательно, заработать за день 12,5 рублей, по 2,5 рубля на человека. Поэтому даже логично было не связываться с такими деньгами: все, что оставалось после вычетов за питание и проживание с большой помпой перечислялось в детский дом.
Совхоз приставил к нашему отряду техника Виталика, задачей которого было обеспечение бесперебойной работы всех КСМ. Задачей, нужно прямо сказать, практически невыполнимой, что Виталик прекрасно понимал и делал из этого свои, соответствующие выводы. Виталикино тело, не подающее иных признаков жизни, кроме перегара, выносилось из укромного уголка и погружалось на трактор уже через два-три часа после начала работы, как раз к тому времени, когда все КСМ начинали ломаться. Осуществлялся разбор его наследства в виде гаечных ключей, отверток и плоскогубцев, после чего все будущие чекисты вспоминали кружок «Умелые руки» и КСМ каким-то чудом начинали снова крутиться.
Так прошла моя первая неделя в совхозе. Ребят, работавших со мной, сменили, а мне, естественно, смена не пришла. Ну ничего, ведь сам секретарь парткома Высшей школы КГБ обещал, что максимум через две недели меня заменят. Но через две недели очередной автобус привез мне вместо смены руководящие указания парткома: активизировать, мобилизовать, усилить работу. Я сразу вспомнил стройку госпиталя КГБ и все самые сочные выражения, услышанные там. Ведь все-таки основная моя задача – защита диссертации, никакой партком за меня ее не сделает, да и надоело уже бессменно торчать здесь, среди этой гнилой картошки и алкашей-совхозников. Не без труда отыскав в этой дыре телефон, я напрямую позвонил секретарю парткома и напомнил ему о его обещании.
Никакой любезности секретарь уже не проявлял. Похоже, что он вообще забыл про меня и про все свои обещания, поэтому мои напоминания вызвали в нем рычание. Поняв, что дальнейшие переговоры бесполезны, я бросил трубку и пошел по деревне в поисках человека, которому можно было бы излить свою душу. Тут же попался Шурик, секретарь парткома совхоза, который как нельзя лучше подходил для этой роли.
В процессе излияния-возлияния Шурик поведал мне сокровенные совхозные тайны. То, что в совхозе работают слушатели Высшей школы КГБ – страшная тайна. Но не от агентов иностранных разведок, а от одной шустрой бабы из соседнего совхоза, Героини Социалистического Труда, которая, если эта информация до нее дойдет, употребит все свои связи и влияние и перетащит такую непьющую халявную рабочую силу к себе, чтобы добиться новых высот в социалистическом соревновании знаменосцев пятилетки.
Излив Шурику душу, я, собрав последние силы, пришел в свою каморку и включил радио. Михаил Сергеевич Горбачев на очередном Пленуме ЦК КПСС объявлял о начале перестройки…
Глава 5. Ученый совет
Раз впереди замаячила защита диссертации, значит, пора устанавливать хорошие отношения с Сергеем Николаевичем, секретарем Ученого совета факультета. Про Ученый совет и его секретаря здесь надо сказать несколько слов особо.
Ученый совет – это такой специальный орган, который имеет полномочия рассматривать диссертации и ходатайствовать перед ВАК – Высшей Аттестационной Комиссией – о присуждении соискателю ученой степени кандидата или доктора тех или иных наук. Ученый совет 4 факультета имел полномочия рассматривать диссертации по двум специальностям: 20.03.04 – теоретическая криптография и 20.03.05 – инженерная криптография. Разница между этими специальностями была довольно условная, обе они были связаны с математикой и криптографией, но неофициально на практике более престижным считалось защитить диссертацию по специальности теоретическая криптография – это означало, что в ней содержатся интересные математические результаты, красивые теоремы и нетривиальные доказательства. Диссертация по инженерной криптографии содержала, как правило, какие-то важные практические результаты, возможно и не содержащие в себе математической красоты и изящества, но которые принесли уже реальную пользу. Эта специальность была очень популярна для соискателей из 16 управления КГБ, «колонувших» какой-нибудь зарубежный шифр и решивших расписать подробности его вскрытия. По специальности теоретическая криптография присваивали, как правило, ученую степень кандидата или доктора физ.-мат. наук, а по инженерной криптографии – технических наук.
Ученый совет 4 факультета состоял из ведущих советских криптографов того времени, в него входили и наиболее опытные преподаватели с кафедр математики и криптографии, а также наиболее значимые специалисты-криптографы из 8 и 16 управлений КГБ и Министерства обороны. Заседания Ученого совета проходили раз в месяц и на них рассматривались либо одна докторская, либо две кандидатских диссертации. На практике ВАК автоматически утверждал все решения Ученого совета 4 факультета, поэтому принятие на Ученом совете решения о присуждении ученой степени означало успешную защиту диссертации и окончание длинной и нудной бюрократической процедуры подготовки к ее защите.
Из трех лет, проведенных мною в очной аспирантуре, расклад был примерно такой – первый год – сдача экзаменов кандидатского минимума и получение основных результатов, второй год – написание и оформление диссертации, ну а весь третий год – подготовка к защите, сбор отзывов и рецензий, «окучивание» Сергея Николаевича, секретаря Ученого Совета. С этим человеком мне уже приходилось сталкиваться во времена учебы на 4 факультете – он читал нам на третьем курсе лекции по марксистско-ленинской философии («бытие определяет сознание») и был прозван за это Фейербахом, хотя сам по образованию был математиком, кандидатом физ.-мат. наук.
