Михаил Масленников - Криптография и свобода
Много поколений выпускников Высшей Краснознаменной Школы КГБ из года в год лелеяли одну и ту же мечту: напоить на выпускном вечере боцмана. Все пять лет, что мы учились, слово «боцман» было в устах наших начальников универсальной страшилкой, такой же, как у родителей, которые пугают милиционером непослушных детей. Приплытия боцмана на строевой смотр боялся даже наш генерал, начальник факультета. Но чаще всего боцман любил наводить шухер в общаге, где, по определению, его душе было наиболее привольно и всегда ждала обильная добыча в виде очередных суток ареста, выписываемых направо-налево. Все повидавшие по милости боцмана московскую гауптвахту потом обязательно клялись напоить его до бесчувствия на выпускном вечере, пусть даже ценой самопожертвования.
Наш курс, конечно же, почти целиком мечтал напоить Чуду. Но тут он проявил себя тонким стратегом, не стал ввязываться в одиночные бои, стойко держал круговую оборону, иногда исполняя свою любимую песню про Родину, которая щедро поила, но только одним лишь березовым соком. В общем, этой мечте не суждено было сбыться. А где-то в конце вечера к нам наконец-то пожаловал боцман.
– Леонид Григорьевич, давайте выпьем на прощание.
Общага, собрав остатки сил и извлекая из самых зашифрованных источников тщательно сберегаемый для такого случая коньяк, потянулась к боцману.
– Это у меня сегодня уже третий вечер.
Далеко еще молодым офицерам до его закалки, тщетны оказались надежды! Боцман лихо забулькал в себя N грамм огненной жидкости и поплыл дальше. А общага малость подустала и тихо сдалась на милость победителя.
Все, окончен бал, погасли свечи. Впереди – другая жизнь, другие впечатления, другая операционная система. На следующий день Чудо решил устроить нам прощальное построение, на котором сказать свое отеческое напутствие перед дальней дорогой в самостоятельную жизнь. Но уже, конечно же, на МУЦе, в этом медвежьем углу, собрав там, на настоящем плацу, и молодых офицеров, и первокурсников, которые должны на таких мероприятиях набираться солдатского ума-разума. И вот на наши еще слегка шумящие головы посыпались от специально натренированного первокурсника пионерские клятвы: брать пример со старших товарищей, хорошо учиться, любить свою Родину, не пить, не курить и матом не ругаться.
Старшие товарищи ехидно усмехались:
– Мы верим в тебя, малыш!
Прощальная песня математиков 4 факультета Высшей школы КГБ СССР. Музыка общеизвестная, слова народные.
Раскинулось поле по модулю 5В углах интегралы стоялиСтудент не сумел производную взятьЕму в деканате сказали.Анализ нельзя на халтуру сдаватьПрофессор тобой недоволенТы должен критерий Коши доказатьИначе с мехмата уволим.Он вышел доказывать, знаний уж нетВ глазах у него помутилосьУвидел стипендии меркнущий светУпал, сердце больше не билось.К нему подбежали со шпаргалкой большойХотели привесть его в чувствоДекан подошел, покачал головойНе в силах здесь ваше искусство.Три дня в деканате покойник лежалВ штаны Пифагора одетыйВ руках Фихтенгольца он томик держалЧто сжил молодого со света.Марксист свое веское слово сказалМатерия не исчезаетЗагнется студент – на могиле егоОгромный лопух прорастает.Профессор последнее слово сказалМатрицами труп обернулиК ногам привязали тройной интегралИ тело с мехмата спихнули.Напрасно студенты ждут друга в пивнойИм скажут – они зарыдаютА синуса график волна за волнойПо оси абсцисс убегает…
Часть 2. КОЛЕЯ
1979 год. Брежневская эпоха надоела всем до чертиков. Масса анекдотов, частушек, сплетен на эту тему, а товаров в магазинах все меньше и меньше. Все последние годы заметно невооруженным взглядом: система катится вниз. Про победу коммунизма, записанную в действующей в то время Программе КПСС, уже почти не вспоминают, хотя все вступающие в партию пишут: «Устав и Программу КПСС признаю и обязуюсь выполнять». Людей, которые бы искренне верили во все эти сказки, практически нет, система натужно пытается эксплуатировать несмышленую молодежь, засылая ее с большой помпой и показухой то на БАМ, то на еще какую-нибудь «стройку века», и оставляя там без человеческих условий жизни. Газеты, радио и телевидение забиты «Ленинскими университетами миллионов», «Трудовыми рапортами ударников пятилетки», «Вестями с полей», «Хрониками трудовых вахт» и прочей подобной чепухой, от которой хочется напиться, что большинство и делает. Нормальный труд забыт, к работе отношение как к обязательному отбыванию положенного срока, скучному и бесцельному.
Это были мрачные, какие-то предгрозовые годы. Полно предчувствий, что несоответствие между словом и делом в проводимой в стране политике должно закончиться чем-то печальным. Чем именно, никто тогда предсказать не мог, но все шептались: куда мы катимся? Почему так стремительно отстаем от Запада? Везде невиданный ажиотаж вокруг качественных иностранных товаров: мебели, одежды, телевизоров, магнитофонов, просто купить практически ничего путного невозможно, везде очереди, списки, каждое утро надо бегать в магазин отмечаться, ловить момент, когда «выкинут» товар. Лучше живут те, у кого есть связи в торговле, кто может что-то достать, договориться, замолвить словечко. Слово «коррупция» еще под запретом, но фактически она уже расцвела пышным цветом. При реальном социализме важны реальные блага!
Что в таких случаях нужно, чтобы взбодрить страну? Масштабное шоу или маленькая победоносная война. А можно и то, и другое в одном флаконе. И вот, вместо обещанного наступления в 1980 году коммунизма, СССР готовится к проведению в 1980 году ХХ летних Олимпийских игр в Москве, а в конце 1979 года советские войска входят в Афганистан.
В связи со всеми этими событиями офицерам КГБ прибавили зарплату. Мы, молодые лейтенанты, только что выпущенные из 4 факультета ВКШ КГБ, сразу же получаем оклад 250 рублей, а это довольно много по советским меркам того времени. Выпускник обычного института, попадая на должность младшего научного сотрудника в каком-нибудь НИИ, как правило, получает 120-130 рублей. Но наш оклад состоит из двух частей: оклад по должности (130 руб.) и оклад по офицерскому званию (120 руб.), хотя военной формы в управлениях КГБ не носят.
Вот в таких условиях начиналась моя офицерская военная служба, хотя, конечно, «военного» в ней было очень мало. Больше все это походило на работу в обычном НИИ, в котором за счет специально подобранного состава сотрудников и относительно высоких окладов еще была иногда какая-то осмысленная работа, очень сильный коллектив математиков и обязательное отбывание на рабочем месте с 9 до 6.
Глава 1. Спецуправление
В КГБ начала 80-х годов было три управления, так или иначе связанных с криптографией и испытывавших потребность в выпускниках 4 факультета Высшей школы КГБ: 8 Главное управление, 16 не Главное, а просто управление, и управление правительственной связи, УПС без всякого номера и главности. Распределение обязанностей было такое.
УПС – эксплуатация шифровальной аппаратуры на правительственных линиях связи, чаще всего – на спецмашинах, на которых члены Политбюро ЦК КПСС со страшной скоростью проносились по Рублевскому шоссе, на спецлиниях, связывающих Кремль с дачами на Черном море и в других местах. Про УПС многие узнали после путча 1991 года, когда оно оперативно отключило все каналы спецсвязи у Горбачева, изолированного в Форосе.
16 управление – дешифровальная служба, взлом шифров наших потенциальных противников, а также ненадежных друзей-союзников и просто всех тех, кто не придает должного значения криптографии.
8 Главное управление – обеспечение безопасности всех отечественных линий, где используется шифрованная связь, т.е. та криптографическая сила, которая должна была противостоять могучему американскому АНБ – агентству национальной безопасности, занимавшемуся сбором шифрованной информации по всему миру и взломом нестойких шифров. 8 ГУ КГБ СССР состояло из трех больших подразделений – управлений А, В и С, из которых управление А отвечало за безопасность дипломатической переписки, управление В – за безопасную выработку ключей и своевременное обеспечение ими всех нуждающихся, а управление С – Спецуправление – за все остальное: за контрольный криптографический анализ старых шифров, за разработку новых перспективных шифров, за инженерно-криптографическую защиту, за нормативную базу при работе с шифрами, за связь с промышленностью и прочая, прочая, прочая.
Вот здесь, в Спецуправлении, началась в 1979 году моя офицерская служба в КГБ, которая там же драматически и закончилась в 1993 году, не дотянув нескольких месяцев до заветных общих 20 лет выслуги, дающих право сравнительно молодому человеку 37 лет от роду на получение офицерской пенсии. Но, право, получать в 37 лет сравнительно высокую (по советским меркам!) офицерскую пенсию не за боевые заслуги, не за какие-то выдающиеся достижения, а за работу фактически в обычном НИИ, часто просто за просиженные штаны, за безропотность и послушание, в нашей стране несколько стыдно.
