Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова - Парамонов Борис Михайлович
Ну, вот такие баллады писала Одоевцева. Считается, что это от нее пошла в ранней советской поэзии мода на баллады, подхватил эту моду Николай Тихонов, потом Багрицкий подключился.
И. Т.: А в других поэтических жанрах она себя пробовала?
Б. П.: Не без этого. Но получалась разбавленная Ахматова. У Одоевцевой помимо баллад есть только одно запомнившееся стихотворение, очень коротенькое:
Нет, я не буду знаменита. Меня не увенчает слава. Я – как на сан архимандрита На это не имею права. Ни Гумилев, ни злая пресса Не назовут меня талантом. Я – маленькая поэтесса С огромным бантом.И. Т.: Это очень мило.
Б. П.: Именно так, другого и не скажешь. Этот ее бант вообще в историю русской литературы вошел: на всех своих фотографиях молодых она его демонстрирует.
И. Т.: Это еще песенку Вертинского напоминает:
Я маленькая балерина, Всегда нема, всегда нема, И скажет больше пантомима, Чем я сама.Б. П.: О нет, Одоевцевой было что показать помимо бантов. Собираясь говорить о ней, я сделал интересное открытие: она, оказывается, писала очень неплохую прозу. И первый же ее рассказ похвалил не кто-нибудь, а Бунин. Известно его письмо Винаверу, в котором он писал: «Кто такая Ирина Одоевцева? Пожалуйста, передайте ей мой привет и скажите ей, что хочу с ней познакомиться». И приписка: «Я слышал, что она прелесть какая хорошенькая».
И. Т.: Одоевцева вспоминает также, что, когда ее познакомили с Буниным, он очень внимательно ее разглядел, обратив особое внимание на ноги.
Б. П.: Ну, Одоевцева еще в Петербурге привыкла к знаменитым поэтам и писателям. Так о ее прозе. Она имела немалый успех, переводилась на иностранные языки. До войны она три романа написала: «Ангел смерти», «Изольда» и «Зеркало», после войны еще один – «Оставь надежду навсегда». Тоже поначалу в переводах вышедший и только потом по-русски. Этот последний слабее других: Одоевцева решила написать роман о советской жизни, и это, конечно, сказалось на качестве: жизни советской тридцатых годов и потом послевоенной она не знала, не без клюквы получилось. Но ведь перевели, прочитали, понравилось.
В одном из постсоветских уже изданий Одоевцевой, где собрана ее проза (рассказы и романы), даны выдержки из отзывов иностранной прессы на переводы ее романов. Ну вот такие например:
«Манчестер Гардиан»:
Трудно сказать, что прекрасней в этой на редкость прекрасной книге. «Ангел смерти» так нежно и тонко написан, что его можно сравнить только с самыми воздушными рассказами Кэтрин Мэнсфилд. «Таймс»:
Изысканный и очаровательный аромат романа нельзя передать словами. Книга очень умна и очень интересно построена. Каждая фраза полна трагикомического смысла… «Гастония Газетт»:
На книге Одоевцевой лежит безошибочная печать очень большого таланта. Мы даже осмеливаемся поставить ее на один уровень с Чеховым. Никакая похвала не кажется нам чрезмерной в отношении ее книги…
Каково! И ведь не только с Кэтрин Мэнсфилд сравнивают, но и с самим Чеховым. Сочиняя такие романы и вызывая такую прессу, очень недурно жила в эмиграции Ирина Одоевцева.
И. Т.: Да ей и без литературы хорошо поначалу жилось. У нее был богатый отец, остзейский немец, уехавший в Ригу к своей недвижимости. Настоящее имя самой Одоевцевой Ираида Густавовна Гейнике, Одоевцева – это девическая фамилия ее матери, которую она взяла псевдонимом. В 1931 году ее отец умер, оставив дочери немалое наследство. Одоевцева и Георгий Иванов купили виллу в курортном Биаррице и вели вполне светскую жизнь, устраивали турниры бриджа – самое что ни на есть светское занятие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Б. П.: Такая жизнь длилась до войны. В войну немцы виллу изъяли, устроив в ней штаб, а потом союзная авиация ее разбомбила. Кончилась хорошая жизнь, доживать Одоевцевой и Георгию Иванову довелось в богадельнях. Но Ирина Владимировна и тут нашлась – уехала в перестроечный Советский Союз, так что остаток жизни провела опять в комфорте. Вокруг нее кучковались питерские поэтессы, которым она много чего интересного рассказала о своей молодости, и до меня эти разговоры доходили, но это, что называется, off record.
Вернемся к литературе, к ее художественной прозе…
И. Т.: Борис Михайлович, а все-таки, что вы сами скажете о ее мемуарах?
Б. П.: Мемуары Одоевцевой не избегли обычных ошибок этого жанра, они излишне беллетризованы, она записывает разговоры, происходившие полвека назад. Иногда, впрочем, делает это искусно: мне понравилось то, что она написала об Андрее Белом, – очень похоже на то, как сделала это Цветаева в мемуаре о Белом «Пленный дух». Такое совпадение не случайно и говорит о правде воспроизведенного образа. Вообще же, героем первого тома («На берегах Невы») является, бесспорно, Гумилев, а второго тома («На берегах Сены») – Бунин. Очень хорошо в первом томе Мандельштам описан – он был очень смешливым, когда Одоевцева его знала.
Во втором томе рассказана жуткая история об Адамовиче, друге семейства Одоевцевой – Иванова. У Адамовича за границей была богатая тетка замужем за англичанином, и она дала им – всем троим – крупную сумму для покупки квартиры в Париже, чтобы Адамович жил с ними, что возражений не вызвало. И вот Адамович эти деньги проиграл в Монте-Карло. Он умолил Одоевцеву продолжать игру, уверяя, что у нее счастливая рука. И действительно, Одоевцева в течение недели или двух отыграла эти деньги, играя осторожно по маленькой. Что ни говорите, а звезда Ирины Владимировны была счастливой.
Но вернемся к художественной прозе Одоевцевой. Я приводил уже отзывы иностранных критиков, сейчас дам русские. Первым – тот же Адамович:
Сущность «Ангела смерти» в какой-то неопределенной «иррациональности», его насквозь проникающей. Наш мир, наша земля, наши люди – и все-таки «не совсем то». Не наше дыхание. Умение Одоевцевой ей никогда не изменяет. Но ее отталкивает жизнь, не дает ей окончательно к себе приблизиться. Как будто слишком плотен для нее земной воздух и ей суждено только витать и летать над ним.
Повторяю, мне кажется, в этом главная прелесть романа. Но и, если быть к этой стороне его малочувствительным, надо было бы признать в нем большие достоинства: вкус, простоту, которую только самый неопытный глаз примет за небрежность, свободу, точность… Можно было бы указать, что такие лукаво-беспечные, наивно-жестокие, невинно-порочные подростки еще не знакомы нашей литературе и что это новая в ней тема, достойная пристального внимания…
Ну а уж коли речь зашла о невинно-порочных подростках, то неизбежно появление еще одного рецензента – Набокова. Правда, он пишет не об «Ангеле смерти», а о втором романе Одоевцевой – «Изольда». Приведем его текст полностью.
Главные действующие лица этого романа: Лиза, брат ее Николай, их мать, двое материнских любовников (еврей Рохлин, по прозванию Кролик, и Борис) и двое Лизиных поклонников (англичанин Кромуэль и Андрей). Лизе четырнадцать лет, Андрею шестнадцать, Николаю, по-видимому, столько же, да и Кромуэлю не больше, так как он еще учится в среднеучебном заведении Итоне.
Знаменитый надлом нашей эпохи. Знаменитые дансинги, коктейли, косметика. Прибавьте к этому знаменитый эмигрантский надрыв, и фон готов.
На пляже в Биаррице молодой Кромуэль читает книгу «Тристан и Изольда». Вдруг… «Прямо на него шла Изольда… Большие, светлые, прозрачные глаза внимательно смотрели на море, будто ожидая чего-то» (знакомое, увы, читателю ожидание). Автор топит какую-то девочку и в общей суматохе очень ловко знакомит Кромуэля с «Изольдой», которую на самом деле зовут Лизой. Кромуэль знакомится и с братом Лизы, причем с бухты-барахты спрашивает его, играет ли он в поло, теннис, футбол, крикет. Такой англичанин пахнет клюквой. К тому же он итонец, а у итонцев спортивный наскок считается моветоном. Далее фабула развивается так: все возвращаются в Париж – Кромуэль, Лиза, Николай, мать, ее толстенький и несчастный Кролик, которого она разоряет и не любит. В Париже Кролик продает женины серьги, и на эти деньги Лизина мать уезжает с Борисом в Ниццу.
Аналогичная история происходит и в детском мире. За счет Кромуэля кутят Лиза, Николай и Андрей, и в конце концов итонец остается без сантима. Но у него есть мать, у матери же есть драгоценности. Николай и Андрей, которым нужны деньги для «современного» разгула, убеждают Кромуэля мать ограбить: деньги, дескать, нужны для конспиративной поездки в Россию. Влюбленный в Лизу Кромуэль крадет драгоценности, после чего Николай и Андрей его убивают. Николая с жемчужным ожерельем ловят в Брюсселе, а Андрей и Лиза в течение первой ночи любви кончают самоубийством.
Все это написано, как говорится, «сухо», – что почему-то считается большим достоинством, – и «короткими фразами» – тоже, говорят, достоинство. Да, я еще забыл сказать, что Лиза учится в парижском лицее, где у нее есть подруга Жаклин, которая наивно рассказывает о лунных ночах и лесбийских ласках. Этот легкий налет стилизованного любострастия (очень много о Лизиных коленках) и некоторая «мистика» (сны об ангелах и пр.) усугубляют общее неприятное впечатление от книги.
