По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина
Но, как бы ни было, из всех людей на земле он выбрал образцом для себя Пьера – того, кого любил и кому верил его отец, с кем бы он был вместе.
И Пьер выделяет его среди всех детей: «Мы совсем не видались с тобой. Мари, как он похож становится…
– На отца? – сказал мальчик, багрово вспыхнув и снизу вверх глядя на Пьера восхищёнными, блестящими глазами».
Всё, что говорит Пьер, остаётся в его душе, «он не проранивал ни одного слова из того, что говорил Пьер, и потом с Десалем и сам с собою вспоминал и соображал значение каждого слова Пьера».
О чём же говорит Пьер? Денисов расспрашивает его «то о только что случившейся истории в Семёновском полку, то об Аракчееве, то о Библейском обществе». Мальчик, забытый в своём уголке, слушает, «Денисов, недовольный правительством за свои неудачи по службе, с радостью узнавал все глупости, которые, по его мнению, делались теперь в Петербурге…» Даже Николай, расспрашивая Пьера о петербургских делах, невольно подогревает любопытство мальчика. Да ещё Денисов кричит: «Ох! Спустил бы опять молодца нашего Бонапаг’та! Он бы всю дуг’ь повыбил».
Почему они так говорят? Чем они недовольны?! И что думает обо всём этом учёный, умный и добрый дядя Пьер?
Пьер считает, «что обязанность всех честных людей противодействовать по мере сил.
– Что ж честные люди могут сделать? – слегка нахмурившись, сказал Николай. – Что же можно сделать?»
Николай, как и всякий ограниченный человек, считает, что подростку – для его же блага – лучше не слышать, о чём спорят взрослые.
«– Зачем ты здесь?
– Отчего? Оставь его, – сказал Пьер».
И, оставшись с большими в кабинете, Николенька услышал: «…всё гибнет. В судах воровство, в армии одна палка: шагистика, поселения, – мучат народ; просвещение душат. Что молодо, честно, то губят!..»
Пьер говорит это в декабре 1820 года, когда изнурённый лихорадкой Александр Пушкин томится в кишинёвской ссылке, когда Павел Пестель по ночам думает над рукописью «Русской правды», по всей армии слышатся разговоры о восстании, всколыхнувшем Семёновский полк, а стихотворение Рылеева «К временщику» уже пошло по рукам, и люди учатся думать, читая эту злую сатиру на Аракчеева.
В Петербурге честные люди собираются, чтобы содействовать просвещению и благотворительности. Пьер считает: «Цель прекрасная и всё, но в настоящих обстоятельствах надо другое… пусть будет не одна добродетель, но независимость и деятельность».
Пьер ненавидит Аракчеева, но, кроме того, он боится народного бунта. «Мы только для того, чтобы завтра Пугачёв не пришёл зарезать и моих и твоих детей, и чтобы Аракчеев не послал меня в военное поселение…»
Мальчик Николенька не думает ни об Аракчееве, ни о Пугачёве; его волнует справедливость. «Бледный, с блестящими, лучистыми глазами», он напоминает о себе:
«– Дядя Пьер… вы… нет… Ежели бы папа был жив… он бы согласен был с вами? – спросил он.
Пьер вдруг понял, какая особенная, независимая, сложная и сильная работа чувства и мысли должна была происходить в этом мальчике во всё время его разговора, и, вспомнив всё, что он говорил, ему стало досадно, что мальчик слышал его. Однако надо было ответить ему.
– Я думаю, что да, – сказал он неохотно и вышел из кабинета».
Николай твёрдо знает, что Николеньке «вовсе тут и быть не следовало».
Пьеру тоже «стало досадно, что мальчик слышал его», – но в нём живёт то редкое, естественное чувство правдивости по отношению к детям, которое рождает настоящих воспитателей. Пусть неохотно, но он отвечает мальчику правду.
И вот Николенька видит сон, которым кончается сюжетная часть романа Толстого (в эпилоге есть ещё вторая часть, философская, но последнее событие в книге – сон Николеньки). «Они с дядей Пьером шли впереди огромного войска… Впереди была слава… Они – он и Пьер – неслись легко и радостно всё ближе и ближе к цели. Вдруг нити, которые двигали их, стали ослабевать, путаться; стало тяжело. И дядя Николай Ильич остановился перед ним в грозной и строгой позе…»
Потом Пьер превратился в отца; отец ласкал и жалел Николеньку, но «дядя Николай Ильич всё ближе и ближе надвигался на них. Ужас обхватил Николеньку, и он проснулся».
Этот сон можно толковать по-разному; конечно, он навеян сегодняшними разговорами, но в нём, кроме того, – вся душевная работа замкнутого мальчика за долгие месяцы.
Что будет с этим мальчиком через пять лет – в декабре 1825 года? Как может сложиться его судьба, если он честен и умеет думать, если он верит Пьеру и мечтает о славе, как его дед – под Измаилом, отец – под Аустерлицем? Куда может привести судьба чистого, самоотверженного мальчика 1806 года рождения, наследника лучших людей русской интеллигенции?
Его отец и дед живут в нём; и он, сам того не зная, живёт их духом. «А отец? Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы даже он был доволен…» (Курсив Толстого. – Н. Д.)
Так думает князь Николай Андреевич Болконский – в Сибири он перестанет быть князем, потому что царь лишит декабристов дворянства, но везде он останется Болконским, и князь Андрей пройдёт с ним и с Пьером Сенатскую площадь, тюрьму и каторгу – почётный путь русского дворянина.
3. И снова…
Старинная пословица говорит: нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Это будет уже другая река – она течёт, движется, меняются её берега; и вода, и небо над ней каждую секунду становятся иными. Человек тоже меняется – каждое прожитое мгновенье рождает в нём новый опыт, новую мысль, новое чувство.
Нельзя дважды войти в одну и ту же книгу. Если это настоящая книга, она движется и растёт вместе с нами.
«Война и мир» – из тех книг, которые нельзя перечитывать; её каждый раз читаешь заново и открываешь для себя Наташу и Пьера, князя Андрея и мальчика Николеньку, Кутузова, Долохова, капитана Тушина… Заново открываешь себя самого, потому что книга эта всякий раз рождает новые мысли.
В самом её названии – вся жизнь человеческая: ВОЙНА и МИР. Это книга о рождении и смерти, о любви и горе, о счастье и страданиях, о молодости и старости, о чести, благородстве, о серьёзности и
