По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина
До сих пор судьба благоприятствовала графу, но теперь она стала к нему сурова: «Из-за угла показался конный разъезд французских уланов» – и граф был взят под конвой. В нём заподозрили лицо значительное, и, кроме того, все видели его гигантскую физическую силу, поэтому к нему приставили ещё четырех уланов сверх нормы.
На долю графа выпало ещё много испытаний. Его судили как поджигателя. Он предстал перед самым жестоким из французских маршалов – Даву; на его глазах расстреляли пятерых арестованных, а он стоял шестым…
Но, конечно, всё кончается хорошо: граф освобождён из плена русскими партизанами; жена его умерла, и он может теперь жениться на любимой; в эпилоге мы видим крохотного сына на громадной ладони графа; все приключения кончились; впереди – покой и радость…
Почему же Толстой не написал приключенческого романа, а написал «Войну и мир»? Неужели он не мог писать иначе – но успел же он придумать все эти хитросплетения судьбы Пьера Безухова, ведь все они взяты из его романа!
Он действительно не мог писать иначе.
Чтение, увлекательное только по событиям, сменяющим одно другое: спор из-за наследства – завещание – богатство – свадьба – дуэль – плен – расстрел – спасение – опять свадьба – такое чтение приятно и интересно всем, но необходимо оно только неразвитому уму. Лучшие образцы приключенческой литературы – скажем, «Три мушкетёра» – непременно несут в себе не только смену событий, но и то, что трогает наши чувства, нравственные идеалы. Мы любим д’Артаньяна не потому только, что он победил во многих дуэлях, перехитрил Ришелье и привёз королеве её подвески.
Мы любим д’Артаньяна прежде всего потому, что он был честным человеком и верным другом, умел любить, защищал достоинство женщины, был благороден, смел и добр. Без всех этих качеств д’Артаньян не был бы нам так дорог.
Но ещё дороже – видеть, как человек становится честен, смел и добр, следить за тем, как он сам создаёт себя, воспитывает себя. Неразвитому уму это может показаться скучным – нужна немалая душевная работа, чтобы научиться видеть увлекательное в том, как формируется человек.
Лев Толстой писал не для тех, у кого неразвитый ум. Он умел придумывать острые, захватывающие сюжеты – мы видим, что умел. Но книги, в которых главное – внешняя увлекательность, были для него литературой второго сорта.
Он писал свои книги не для того, чтобы просто развлечь нас. Ему хотелось, чтобы мы учились думать и чувствовать, чтобы мы узнавали в его героях себя и сверяли себя с ними, чтобы наша жизнь становилась глубже и значительней; он своими книгами стремился сделать нас богаче.
Поэтому у него Пьер, проходя все свои тяжкие испытания, прежде всего думает. Поэтому у него Пьер вовсе не всегда героичен, чаще он смешон, нелеп, совершает ошибки и кается в них. Поэтому у него Пьер…
Но вернёмся к его приключениям.
11. Пьер Безухов
Ещё в самом начале наполеоновского нашествия что- то новое, непривычное начало происходить в душе Пьера – а движения души волнуют Толстого больше, чем дуэли, пожары и даже войны.
Когда дворяне и купцы собрались для встречи с царём, Пьер наивно мечтал, что царь будет с ними советоваться. Надежды его не оправдались: царю были нужны деньги от купцов и крепостные от дворян, а мнения их не требовалось. И тем не менее Пьер чувствовал в себе и в других силы, способные принести пользу России, и в душе его всё ярче разгорался тот огонь, который сначала привёл его к намерению убить Наполеона, потом заставил поехать на Бородинское поле, а вернувшись оттуда, обдумать и пересмотреть всю свою жизнь.
На поле сражения Пьер удивлял солдат своим бесстрашием. Но он боялся – несколько раз его охватывал панический ужас. Он знал, что бояться стыдно, и старался преодолеть свой страх. Только на постоялом дворе в Можайске, очутившись в безопасности, Пьер отдался своему страху: в полусне чудилось ему, что «с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлёпанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его».
Стараясь освободиться от страха, Пьер думает о солдатах, которые «всё время, до конца были тверды, спокойны…»
Никогда раньше Пьер не задумывался о том, что чувствуют и как живут люди, которых принято называть простыми. Поздним вечером после Бородинского сражения, когда он встретил трёх солдат, накормивших его и проводивших до Можайска, привычная мысль пришла ему в голову. «Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. «Нет, не надо», – сказал ему какой-то голос».
Так впервые пришла ему мысль о возможности ч е л о в е ч е с к и х отношений между ним и солдатами. На постоялом дворе в Можайске он думал уже о том, что они – Толстой выделяет это слово курсивом – «они ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей».
И вот Пьер приходит к тому, о чём много думал и сам Толстой, что отразилось в его повести «Казаки», написанной до «Войны и мира», что преследовало его все последние годы жизни, много позже работы над «Войной и миром».
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя всё это лишнее, дьявольское, всё бремя этого внешнего человека?»
Всю ночь, просыпаясь и сквозь сон, Пьер решал для себя этот вопрос: как ему, графу Безухову, приобщиться к жизни народа. Может быть, в эту ночь он сделал свой первый решительный шаг к декабризму. Но путь его нелёгок и непрост, потому что он – не герой приключенческого романа, а человек со своей единственной жизнью, в которой много раз бывает и страшно, и стыдно, и больно, и радостно.
Да, Пьер ушёл из дома, спрятавшись одновременно от графа Растопчина, французских солдат и посланца Элен. Но главное, от чего он ушёл, – от своей прежней жизни, заполненной ненужными делами и людьми; ушёл к внутренней свободе, к новой естественной жизни, которая, как ему казалось, могла начаться сейчас, когда всё вокруг сломано и сдвинуто со своих мест.
В приключенческом романе автор может не показывать читателю, как изменяется характер его героя. Мы с радостным удивлением узнаём в
