Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро
Восполните несовершенства наши,
Из одного лица создайте сотни
И силой мысли превратите в рать.
В 1599 году Шекспир, начав с «Генриха V», в нескольких пьесах переосмысляет события национальной истории; порвав с традицией прошлого, он неоднократно подчеркивает: наше восприятие истории изменилось. Поэтому для него необычайно важно, чтобы публика помнила обе пьесы — и старую, и новую. «Генрих V» — выдающаяся хроника Шекспира, и очень непростая для понимания — зрители убедились в этом, посмотрев спектакль и невольно сравнив его с пьесами вроде «Знаменитых побед», в которых о суровых реалиях войны нет ни слова.
Слепое восхваление героического прошлого Англии, явленное в «Знаменитых победах» и сполна отражавшее дух той эпохи, во времена Шекспира уже не выдерживало никакой критики. В 1599-м, говоря о знаменитом вторжении Генриха V во Францию, нельзя было не вспомнить о военной кампании Эссекса в Ирландии. Мысль об Ирландии пронизывает пьесу, определяя (как и многое другое) новизну шекспировской трактовки и позволяя предположить, какие проблемы волновали тогда драматурга.
Ирландская тема подчас проникает в пьесу самым неожиданным образом — скажем, королева Франции, которая до этого никогда не видела своего будущего зятя, Генриха V, приветствует его такими словами: «So happy be the issue, brother Ireland[2], / Of this good day and of this gracious meeting» («Да будет так же счастлив, брат король, / Свидания приятного исход…»). Ошибается совсем не королева, взволнованная встречей, а сам Шекспир, явно имевший в виду выражение «brother England» (во всех современных изданиях теперь пишут именно так). Примечательно, что Шекспир неверно указывает национальность как раз тогда, когда речь идет о брачном союзе английского короля и французской принцессы; размышления о национальной принадлежности и чистоте крови сопровождают пьесу с начала и до конца (этот же вопрос очень занимал и авторов, писавших о сложных отношениях Англии и Ирландии).
В «Генрихе V» Шекспир касается Ирландии крайне редко, подобных эпизодов немного (например, мимолетное упоминание об ирландских кёрнах и болотах). Когда Гауэр, английский офицер, рассуждает о солдате с бородой, «подстриженной на манер генеральской», автор подразумевает клинообразную бороду графа Эссекса (и зрители это отлично понимали); тем самым Шекспир сознательно сокращает дистанцию между эпохой Генриха V и современностью. Драматург не скрывает тягот солдатской жизни, очевидно имея в виду содержание войска Эссекса в Ирландии: «Близка зима; растут в войсках болезни» (III, 3). Сценическая ремарка в шестой сцене третьего акта — «Входит король и его бедные солдаты (poor soldiers)» — звучит как нельзя более актуально и указывает на плохую экипировку английских солдат в Ирландии.
Размышления о грядущей военной кампании в Ирландии появляются лишь в финале хроники. Шекспир призывает зрителя ненадолго покинуть мир театральной условности и задуматься не о судьбе Генриха V, а о ближайшем будущем — о том дне, когда народ выйдет на улицы Лондона приветствовать графа Эссекса, «полководца королевы», вернувшегося из Ирландии. Это особенная сцена — ни в одной другой своей пьесе Шекспир больше не выходит за пределы театральной условности в попытке вернуть зрителя к сегодняшнему дню:
Теперь покажет
Вам всем прилежная работа мысли,
Как Лондон буйно извергает граждан.
Лорд-мэр и олдермены в пышных платьях,
Как римские сенаторы, идут;
За ними вслед толпой спешат плебеи
Навстречу Цезарю-победоносцу.
Так было бы, хоть и в размерах меньших,
Когда бы полководец королевы
Вернулся из похода в добрый час —
И чем скорее, тем нам всем отрадней! —
Мятеж ирландский поразив мечом.
Какие толпы, город покидая,
Его встречали б! Но вполне понятно,
Что многолюдней встреча короля.
Он в Лондоне; французы умоляют,
Чтоб оставался в Англии король.
Вмешался в дело даже император,
Чтобы наладить мир. Теперь опустим
Событья, что произошли пред тем,
Как наш король во Францию вернулся.
Перенесем его туда. Поведал
Я обо всем, что в эти дни свершилось.
Простите сокращенья мне и взор
Направьте вновь на Францию в упор.
( V, Пролог )
Когда зритель переносится в другие времена и видит триумфальное шествие Генриха V, затем Юлия Цезаря, затем графа Эссекса, снова Генриха V, — в его сознании стираются границы эпох. В Прологе к пятому акту Шекспир взывает к патриотическим чувствам лондонцев — всем зрителям хочется, чтобы время шло быстрее, и ирландская кампания поскорее закончилась.
Однако, если мы вчитаемся в текст, станет ясно, что в словах Хора звучит беспокойство, и вот почему. Цезарь, упомянутый в Прологе, вошел в Рим с тайной мыслью о том, что республикой вновь будет править один человек; он, однако, недолго упивался успехом (трагической смерти императора Шекспир вскоре посвятит трагедию «Юлий Цезарь»). Аналогия, собственно, лежит на поверхности — долгожданное возвращение Эссекса, поразившего мечом «мятеж ирландский», вызывает такие же опасения, как и вхождение Цезаря в Рим. В отличие от Генриха V, Эссекс, как и Цезарь, был лишь героем войны — противники жаждали его низвержения, опасаясь, как бы он не взошел на престол. Зная, что граф «мечтает стать главнокомандующим» и «видя его растущее неповиновение королеве, которой он стольким обязан», враги Эссекса, подозревали, что «он задумал что-то ужасное» (Уильям Кемден). Вероятно, они лишь утвердились в своих догадках, когда сторонники Эссекса заявили, что граф «королевских кровей: предки его прабабушки, Сесилии Девере, урожденной Буршье, — Томас Вудсток и Ричард, граф Кембриджский», и потому «благодаря такой родословной у него гораздо больше оснований» унаследовать корону после смерти Елизаветы, «чем у любого другого претендента на престол».
При условии, что Шекспир знал о происхождении Эссекса, эпизод из «Генриха V» с Ричардом, графом Кембриджским (предателем, который польстился «на горсть ничтожных
