Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя - Ксана Бланк
Голос рассказчика вводится местоимением первого лица в начале повести:
Он решился идти к Исакиевскому мосту: не удастся ли как-нибудь швырнуть его в Неву?.. Но я несколько виноват, что до сих пор не сказал ничего об Иване Яковлевиче, человеке почтенном во многих отношениях.
Местоимение первого лица многократно возникает в финале:
Я здесь не в том смысле говорю, чтобы мне казалось дорого заплатить за объявление: это вздор, и я совсем не из числа корыстолюбивых людей. Но неприлично, неловко, нехорошо! И опять тоже – как нос очутился в печеном хлебе и как сам Иван Яковлевич?., нет, этого я никак не понимаю, решительно не понимаю! Но что страннее, что непонятнее всего, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю (51).
В начале повести рассказчик совершенно серьезен, тогда как в конце его голос, сливаясь с голосом автора, наполняется иронией.
Намекая на общеупотребительные идиомы, устойчивые словосочетания и поговорки, Гоголь обращает внимание читателя на то, что все эти выражения утратили свой первоначальный смысл, превратились в словесные клише и окаменевшие фразы, от механического употребления ставшие избитыми и ходульными.
Употребляя устойчивые выражения в прямом, а не переносном значении, Гоголь создает эффект «остраннения», описанный В. Б. Шкловским в статье «Искусство как прием» (1917). По Шкловскому, прием остраннения состоит в том, чтобы задержать внимание на некоем привычном предмете и сделать этот предмет необычным и странным, выведя его восприятие «из автоматизма». Делая знакомые идиомы непривычными и странными, Гоголь создает нечто большее, чем просто комический эффект. Остранняя идиоматические выражения, он освежает наше восприятие языка.
В результате гоголевский «Нос» становится повестью не столько о майоре Ковалеве, сколько о русском языке. Разрушение целостности человеческого тела напрямую соотносится с разрушением целостности идиоматических выражений. Абсурдности содержания соответствуют несообразности стиля. В самом конце повести происходит полное разложение языка, речь рассказчика становится бессвязной: «А, однако же, при всем том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, может даже… ну да и где ж не бывает несообразностей?.. А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают» (75).
Характерной чертой идиом служит их особая роль в организации повествования. Идиоматические выражения часто функционируют в качестве оценочных средств, авторских комментариев [Moon 1992]. В устных повествованиях типичная модель «наблюдение плюс комментарий» несет коммуникативную функцию и поэтому часто используется в рассказах о повседневной жизни и анекдотах. Лингвист Майкл Маккарти отмечает:
Оценочные замечания повествователя призваны предотвратить неприятный вопрос «ну и что?» («Почему я должен слушать этот рассказ? Что в нем интересного/особенного/ забавного?»). Равным образом свою оценку событий привносят и слушатели, высказываясь об общих достоинствах рассказа, его воздействии на них, и т. д. Оценка – не просто дополнение к рассказу; без нее нет повествования, только сухое изложение фактов [McCarthy 1998: 134].
Употребление идиом рассказчиком не только создает эффект остраннения, но и выполняет как номинативную, так и коммуникативную функцию, обозначая отношение говорящего к описываемому лицу или событию.
Оценочная функция идиоматических выражений позволяет рассказчику повести высказывать дополнительные замечания о персонажах, их действиях, событиях. Например, выражение «поднять нос» намекает на высокомерие Ковалева; фраза «нечист на руку» подчеркивает, что цирюльник вороват и поэтому мог украсть нос майора. Выражение «хотел уехать в Ригу» указывает, что попытка носа отправиться в Ригу связана с его (или его владельца) пьянством и т. д.
Следует сказать еще об одной функции фразеологизмов в «Носе»: языковая игра в «Носе» превращается в то, что формалисты называли «мотивировкой» главного события сюжета. Посредством фразеологизмов предлагаются по крайней мере шесть возможных причин исчезновения носа.
1. В исчезновении носа виноват Иван Яковлевич. Спрашивая цирюльника, чисты ли его руки, Ковалев намекает, что тот нечист на руку, то есть склонен к воровству. Предположение о виновности цирюльника усиливается отсылкой рассказчика к поговорке «знает кошка, чье мясо съела», применяемой к человеку, чье поведение свидетельствует, что он осознает свой проступок.
2. В исчезновении носа виновата штаб-офицерша Подточина. В письме к Ковалеву она отрицает свое намерение «оставить его с носом», но Ковалев убежден, что именно она наняла колдовок, чтобы ему навредить. Сама фамилия «Подточина», перекликающаяся с поговоркой «комар носа не подточит», намекает, что злодеяние совершено безупречно.
3. Ковалев сам виноват в пропаже собственного носа, поскольку, поглощенный мыслями о своем социальном статусе, он с пренебрежением взирал на других людей. Человеческое высокомерие образно выражается идиомой «ходить задрав нос», означающей «важничать». Выражаясь метафорически, нос сбегает, потому что Ковалев задирает его слишком высоко.
4. В исчезновении носа виноват слуга Ковалева, Иван. Ковалев рассуждает: «Может быть, я как-нибудь ошибкою выпил вместо воды водку, которою вытираю после бритья себе бороду. Иван, дурак, не принял, и я, верно, хватил ее» (65). В этой фразе традиционное сказочное имя Иван-Дурак понимается буквально. Будучи дураком, слуга не справляется со своими обязанностями.
5. В исчезновении носа виноват черт. Одиннадцать выражений со словом «черт», которые употребляет Ковалев, можно свести к двум основным: «черт возьми» и «черт знает что». Гоголь наделяет эти выражения буквальным смыслом. Как бы отвечая на призыв Ковалева «черт возьми», черт забирает его нос. Слова майора «черт знает что» подразумевают, что истинная причина происходящего известна только злому духу.
6. Наконец, во всех этих событиях виноват петербургский туман, дважды упомянутый в повести. В конце первой и второй глав Гоголь пишет: «Но здесь происшествие совершенно закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно» (52). Туман мешает увидеть происходящее как в буквальном, так и фигуральном смысле. Выражение «напускать/ напустить туману, наводить/навести туману» означает «запутывать что-либо, вносить неясность во что-либо» (ФСФ), то есть скрывать истинное положение дел[12]. Туман мешает ясно видеть; он застилает глаза как в переносном, так и в прямом смысле. Сам Петербург, в котором так много воды – рек, каналов и дождей, –
