По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина
* * *
Прошло несколько дней – тянулись будни войны; позади осталось несколько сражений, в которых русские солдаты проявили «храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем», – и вот после одного из таких сражений, где Кутузов атаковал и разбил французскую армию генерала Мортье, князь Андрей Болконский едет с известием об этой победе к австрийскому двору.
Толстой очень подробно рассказал о столкновении князя Андрея с Жерковым. И – в трёх строчках – об участии Болконского в битве: «Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей». Позже князь Андрей будет вспоминать, «как содрогается его сердце, и он выезжает вперёд рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятерённой радости жизни, какого он не испытывал с самого детства».
Больше мы ничего не узнаём об этом сражении, да и не нужно; мы уже поняли главное: там, где проверяются душевные силы человека, князь Андрей радостно напряжён; он ведёт себя точно так, как мы ждём от него. Но вот о чём хочется задуматься: кажется, он легче справляется с собой в бою, чем в буднях; это чувство испытывает позднее и Ростов; в сражении всё ясно: позади – свои, впереди – чужие; а в буднях всё переплетается, и трудно бывает понять, кто свой, кто чужой и где главные враги.
Вот он скачет в Брюнн к австрийскому двору с известием об одержанной русскими победе. Он радостно возбуждён, взволнован, многое перенёс за сутки, настроен торжественно. Но австрийский двор вовсе не так обрадован победой русских, как представлялось князю Андрею. Здесь вступают в действие иные силы, иные стремления, «дипломатические тонкости», как говорит князь Андрей, и он чувствует, что «весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта».
Совсем недавно мы слышали срывающийся голос юного Ростова: «…я не дипломат. Я затем в гусары и пошёл, думал, что здесь не нужно тонкостей…» Князь Андрей и старше, и опытней, и умнее Николая Ростова: они очень разные люди – первая же встреча между ними приведёт к ссоре и едва не кончится дуэлью. Но оба они пришли на войну с чистыми помыслами и поэтому становятся похожи друг на друга, сталкиваясь с той силой неестественного, несправедливого, которую оба не могут и не хотят понять.
Дипломат Билибин объясняет князю Андрею то, что ему непонятно. Какая радость а в с т р и й с к о м у двору от победы р у с с к и х войск, когда австрийские генералы один за другим подвергаются полному поражению? Оказывается, и здесь живут и диктуют свою волю те законы, от которых князь Андрей бежал из петербургского света.
Недаром здесь, в Брюнне, среди дипломатов оказывается Ипполит Курагин – ненавистное Болконскому воплощение гостиной Шерер. Правда, он «был шутом в этом обществе», но его слушают, не гонят, он спокойно ждёт наград и повышений по службе…
Встреча с австрийским императором разочаровала князя Андрея – он не успел толком рассказать о сражении, он увидел равнодушие к тому общему делу, интересами которого жил в последние месяцы; можно было закричать на Жеркова, но если император союзной Австрии относится к войне почти так же, как Жерков, – что делать тогда?
Вернувшись к Билибину, князь Андрей узнаёт то, «что уже знают все кучера в городе» и что неизвестно во дворце: французы приближаются к Брюнну.
Зная положение русских войск, Андрей мгновенно понимает, что несёт с собой это известие: «значит, и армия погибла: она будет отрезана». Вот когда наступает час, ради которого он покинул отца и беременную жену.
Известие о безнадёжном положении русской армии «было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею… ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе!»
Билибин уговаривает его – очень разумно, с точки зрения здравого смысла, – не возвращаться в армию Кутузова, где его ждёт «или поражение и срам», или мир, если он будет заключён. «Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами…» – толкует Билибин.
«– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: „Еду для того, чтобы спасти армию“».
– Mon cher, vous etes un heros, – сказал Билибин».
Кто из них прав? Да, рассуждения Билибина совершенно справедливы, и положение русской армии безнадёжно, и незачем князю Андрею ехать, но сам же Билибин, вопреки всякому здравому смыслу, признаёт: «Мой милый, вы герой». Потому что умение поступать вопреки здравому смыслу, повинуясь только голосу своей совести, только чувству долга, своей ответственности перед людьми, страной, армией – это умение и называется героизмом.
«А ежели ничего не остаётся, кроме как умереть? – думал князь Андрей уже в дороге, направляясь навстречу русской армии. – Что ж, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Вот что имел в виду старик Болконский, когда взвизгнул: «коли узнаю, что ты повёл себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно!» Эти трудные, эти гордые люди превыше всего ставят честь, своё мужское и человеческое достоинство. Отказавшись ехать с Билибиным и направляясь к армии Кутузова, князь Андрей ведёт себя как сын Николая Болконского. В штабе Кутузова, куда явился, наконец, князь Андрей, каждый тоже ведёт себя согласно своему характеру. Красавец Несвицкий «перевьючил себе всё, что… нужно, на двух лошадей… Хоть через Богемские горы удирать». А Кутузов, озабоченный, стоит с Багратионом на крыльце, не видя и не слыша Болконского.
«– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг».
И князь Андрей, ещё не понимая, что происходит, знает одно: не станет он удирать с Несвицким.
«– Ваше превосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона», – говорит он
