Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго
Обратимся, однако, к мелодии стихотворения. См. график № 11. При всем том, что строфы звучат почти на одном уровне, звучность строк далеко не одинакова. Ближе всего к среднему уровню звучания находятся строки: «тихия дом в белоцветните вишни» (5,00), «Ах, непроблясвайте в моя затвор» (5,00) и «хорът на ангели в дните предишни» (5,00). Что касается первой и третьей из приведенных строк, ясно, что в них выражена главная для стихотворения тема дома: в первой дан образ дома, в третьей говорится о том, чем этот дом был в жизни автора. Таким образом, и в болгарском стихотворении тематически важные строки обладают самой характерной для всего произведения звучностью.
Правда, этого нельзя сказать о стихе «Ах, не проблясвайте в моя затвор», обладающем средней звучностью, но не являющимся самым характерным с тематической точки зрения. Но ведь он не представляет из себя также никакой смысловой цельности: что не должно мерцать мы узнаем только из следующей строки «жалби далечни и спомини лишни». Из этого следует необходимое уточнение: музыкальная значимость строки обусловлена ее смысловой значимостью. И вместе с тем, звучность этого стиха не случайна: она подготавливает высокое звучание строки «жалби далечни и спомини лишни», с которой составляет смысловое единство. Вообще, подчеркиваем: звучность строки не формальна, а двусторонне связана с лексической семантикой текста. И если мы в качестве единицы отсчета берем строку, это вовсе не значит, что, разбирая мелодию стиха, нам следует ограничиваться этой строкой и игнорировать реально существующую лексикосемантическую связь между строками.
Высоко звучит и в первой и во второй строфах стих «жалби далечни и спомени лишни» (5,16 и 5,20 единиц звучности), а также стих «сън е бил, сън е бил тихия двор» (5,23), – это трагические строки.
Обусловливающее эту трагедию положение автора, напротив, дано в низком звучании: «за съем заключеник в мрачен затвор» (4,89); здесь – однозначно отрицательная эмоция. Промежуточное положение между низким и средним уровнями звучности занимают строки «Моята стража е моят позор» (4,96); «моята казън са дните предишни!» (4,92) и «Ах, не пробуждайте светлия хор» (4,92), но самого низкого уровня достигает строка «шъпот и смях в белоцветните вишни» (4,79). Почему? Ведь здесь нет отрицательной эмоции, напротив… Да, но может ли «шъпот» не быть тихим, разве ш, п и т, снижающие звучность строки, не характеризуют и само явление – шепот, т. е. намеренно обеззвученный разговор? Низкое звучание не всегда предполагает отрицательные эмоции, оно может выражать и тишину или интимность переживания.
И вот все эти переливы мыслей и настроения, заключенные в поэтической строке, составляют общее звучание строфы и целого стихотворения, образуя ту полифонию звуков, которая есть не что иное, как смыслообразующая мелодия поэтической речи.
График № 11
Из приведенного материала становится ясно, что уровень звучности стиха соотносится с эмоционно-смысловой наполненностью строки, строфы и всего стихотворения. Вместе с тем, будучи смыслообразующим фактором, мелодия играет в поэзии и важную композиционную роль.
Простейший пример:
All look and likeness caught from earth,
All accident of kin and birth,
Had pass’d away. There was no trace
Of aught on that illumined face,
Upraised beneath the rifted stone
But of one spirit all her own; —
She, she herself, and only she,
Shone through her body visibly.
(S. T. Cleridge. «Phantom»)
Весь земной облик
Вся случайность рождения
и принадлежность к роду
Исчезли. Отсутствовал след
Чего бы то ни было на этом озаренном лице,
Явившемся из-под треснувшего камня,
Кроме всей ее души; —
Она, она сама и только она
Явственно светилась сквозь тело.
(С. Т. Кольридж, «Призрак»)
В основе этого маленького романтического стихотворения Кольриджа – традиционное противопоставление двух начал: земной и случайной жизни и вечной жизни души. Композиционно стихотворение также делится на две части: первую, где речь идет о том, чего нет в облике возникшего перед лирическим героем призрака, и вторую, где речь идет о том, каков этот призрак. Последнее раскрыто в трех заключительных строках стихотворения. С точки зрения метрики эти стихи объединены одной общей особенностью: в отличие от точного ямба первого стиха и пиррихиев следующих четырех стихов, здесь мы встречаемся с утяжеленными стопами. Однако смежная рифма соединяет строку «But of one spirit all her own» с предшествующей, пятой, строкой стиха и разрушает четкость границы между обеими частями стихотворения. Какова же ее роль? Может быть, рифма здесь просто формальна и со смыслом не связана? Кстати, этот стих отделен от двух заключительных строк и синтаксически. Почему?
Обратимся к мелодии стиха (см. график № 12).
Оказывается, что первая часть стихотворения (5 строк) – ниже среднего уровня звучности, вторая часть, напротив, образует высокое звучание: ведь речь идет о существе личности любимой («spirit») и о преодолении смерти. Строка «But of one spirit all her own» соответствует второй части стихотворения и в то же время, являясь из трех последних строк самой низкой по звучанию, по-своему связывает обе части стихотворения, чему соответствует и функция смежной рифмы «stoneown». С точки зрения лексической семантики текста важно то, что синтаксически выделенные две последние строки, и особенно первая из них, – знаменуют эмоциональный подъем, нашедший свое отражение и в трижды повторенном «she», и в мелодии всего стихотворения. Такова в общих чертах полифония этого маленького шедевра. Мелодия стиха, как видим, вполне соответствует композиции произведения.
График № 12
Еще пример, на этот раз из современной кубинской поэзии – стихотворение Элисео Диего:
Entristecen las telas escogidas,
las indeferensas ropas de los muertos,
retratos en la sala. Tu sentida
pamela negra bajo un sol desierto.
Desolada muchacha en la marina —
el absoluto puňo del maestro
y el levantado cuello que termina
por un dobles sinceramento diеstro.
Los alejados ojos aun ardiendo
con aguella orfandad
