Бриллианты и булыжники - Борис Николаевич Ширяев
«Наша страна», Буэнос-Айрес,
2 мая 1953 года, № 172. С. 6–7
От составителей
Писатель и журналист Борис Николаевич Ширяев (1889–1959) становится в последние годы всё более известным читающей публике в России. Первым россияне прочли его свидетельство о ГУЛАГе – автобиографический роман «Неугасимая лампада» (Нью-Йорк, 1954). Эта прекрасная книга выдержала многочисленные переиздания. Самым значимым из них стала публикация возрожденного Соловецкого монастыря, на землях которого молодой советской властью был создан Соловецкий Лагерь Особого Назначения, куда, среди многих других, попал и будущий автор книги.
Стали известны и многие факты из его непростой и насыщенной событиями биографии. Особо удачной находкой оказался очерк о жизни Ширяева, написанный его вдовой, Ниной Ивановной, урожденной Капраловой (этот очерк и комментарии к нему можно прочесть в вышеупомянутой публикации Соловецкого монастыря). О Ширяеве писали в предисловиях к переиздаваемым книгам и в прессе. Особо хочется выделить очерк Н. Л. Казанцева, многолетнего редактора выходящей в Аргентине старейшей газеты русского зарубежья «Наша страна», идейно и творчески близкой Ширяеву, с которой писатель плодотворно сотрудничал много лет (см. «Наша страна», 1 февраля 2014, № 2981 [192]).
Кратко определить основные вехи жизни и деятельности Ширяева можно следующим образом: уроженец Москвы, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, доброволец на Первой мировой и Гражданской, каторжанин на Соловках, ссыльный в Воронежской области, журналист в Средней Азии, преподаватель литературы в Ставрополье, редактор нескольких газет на оккупированном немцами Юге России, а также в Казачьем Стане на Севере Италии, эмигрант, известный писатель и журналист, публиковавшийся во многих ведущих журналах и газетах русского зарубежья.
Казалось бы, в Россию теперь должен был хлынуть поток неизвестных литературных произведений плодовитого и талантливого автора. Этого, однако, не произошло: читателю-россиянину по сути дела еще предстоит открыть творчество Ширяева.
Несколько лучше обстоит дело с мемуарами и эссе: в 2007 г. издательство «Алетейя» переиздало замечательную книгу Ширяева «Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол», где он описал – документально, но со значительной долей здорового юмора и даже иронии – трагические перипетии послевоенной русской эмиграции (тогда ее называли «новой» эмиграцией, теперь за ней закрепился термин «вторая волна»).
Как и другие дипийцы, Ширяевы стремились покинуть красивое, но ненадежное итальянское убежище. Это удалось сделать лишь жене и сыну, переехавшим в США, сам же писатель скончался от туберкулеза на 72 году жизни в Сан-Ремо и был похоронен там же. Однако именно в Италии творчество Бориса Николаевича расцвело особенно ярко: помимо романов и повестей, он писал статьи, рецензии, памфлеты, фельетоны и прочие произведения малых жанров. Часть их, посвященная жизни русских эмигрантов в Италии, была нами собрана в книге «Италия без Колизея» (СПб.: Алетейя, 2014) – таковой сам автор в свое время не издал, но желал издать и указывал в соответствующих очерках – Из цикла «Италия без Колизея».
Пока в российские издательства находят свой путь крупные сочинения писателя, мы решили – при поддержке того же издательства «Алетейя» – издать еще один сборник статей Ширяева, разбросанных по многочисленной эмигрантской периодике и никогда прежде не публиковавшихся в России.
Из различных направлений его журналисткой деятельности и эссеи-стики нами было выбрано, пожалуй, основное, и на наш взгляд наиболее актуальное для современного российского читателя – о русской литературе.
Проба литературоведческого пера Ширяева произошла в Соловецком лагере, а оттачивалось оно уже в ссылке в России и затем в эмиграции. Дабы избежать цензуры, первоначально он писал в научно-популярном жанре, демонстрируя при этом значительную широту интересов и глубокую эрудицию. Значительный филологический опыт он приобрел во второй половине 30-х гг. во время преподавания русской литературы в школах и педагогических институтах в Ставрополе и Черкесске.
О той поре сохранилось уникальное свидетельство ученика Ширяева:
«Он любил вспоминать свое детство и юность, жизнь в родной Москве, университет, отца-профессора и его библиотеку, особенно – годы учебы и странствий за границей. Реже говорил об ужасах Первой мировой войны, участником которой был и совсем скупо о тяжких годах после революции, о личной трагедии, о страшных Соловках, о неусыпном внимании к себе и постоянной опеке советской власти. Но как рассказывал – живо, ярко, увлекательно! Такими же интересными были и его уроки. Планов он не признавал. Никогда их не писал. В класс приходил с томиком Пушкина или Лермонтова. Сам очень любил стихи и прививал эту любовь нам, школьникам. Больше говорил, чем спрашивал. Слушали его, раскрыв рты, позабыв обо всем на свете, самые хулиганистые ученики»[193].
Вне сомнения, уже тогда у него сформировался свой взгляд на классику, отличный от общепринятых трактовок советской школы, и который ему в полной мере удалось выразить в эмиграции и даже еще ранее – в итальянском Казачьем Стане, весной 1945 г., где он также преподавал литературу. Об этом рассказывает сам Ширяев в «Дневнике капитана Петрова» (1950), представляя себя в третьем лице:
«Руслитературу, вернее выборки из нее читает ротмистр Ш-в. Этот кроет сплеча: всё, чему нас в десятилетке учили, вверх дном летит. Молчалин у него – тип положительный, работник, скромный строитель России, а Чацкий – болтун, бездельник; Герцен – саботажник русского прогресса, Некрасов – шваль, а Горький – бесталанный писатель… Однако, подумаешь, пожалуй, – верно… А Шолохова нашего любит и считает, что “Тихий Дон” – обвинительный акт большевизму»[194].
Следующий важный этап Ширяева как филолога и литературоведа – работа в 1946 г. над книгой «Панорама современной русской литературы»[195], подготовленной по заказу венецианского издателя на итальянском языке. Книга, опубликованная под его наиболее часто используемым псевдонимом того времени «Алексей Алымов», получила признание в университетских кругах Италии, в том числе, и как учебное пособие для студентов-славистов. При издании книги ее автору пришлось идти вопреки тогдашнему благодушному отношению итальянской интеллигенции к советской действительности. Ширяев так вспоминает о своем первом печатном литературоведческом труде:
«– Не могли бы вы, профессоре, сказать это мягче, немножко сгладить ваши примечания? – Это говорит издатель Монтворо. Перед ним – листы перевода. Его глаза еще более мягки и грустны, чем обыкновенно. <…> – Смотрите, какое впечатление создают ваши биографические сведения: Гумилев расстрелян, Клюев погиб в концлагере, Есенин повесился, Маяковский застрелился…
– Ну, и что же?
– Такую книгу не будут покупать! И самое название главы “Гибель поэтов”?… Разве это возможно?
– Все факты верны, дотторе. Не могу же я заставить расстрелянного Гумилева второй раз умирать от тифа или холеры?
– Но это
