Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго
Между тем из всех этих арифметических действий следует весьма далекий от всякой арифметики вывод: внутренняя напряженность стиха, обусловленная мыслью о возможной смерти лирического героя, подчинена гармоническому началу стихотворения, выразившемуся в созвучии всех его трех строф, а это значит, что не уничтожение жизни – главная тема стихотворения; есть здесь нечто, стоящее выше смерти.
В стихотворении А. С. Пушкина, как мы помним, важнейшим «тематическим» элементом оказалась его первая строка, своим звучанием максимально приближающаяся к идеальному среднему уровню произведения: «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит»; она дала развитие как первой, так и второй частям стихотворения. У Ф.-Г. Лорки такой строки нет. Зато к среднему уровню (черная жирная линия нашего графика) приближаются все три первые строфы. А это значит, что тема раскрывается не в какой-либо отдельной строке, а только в целой строфе, даже во всех трех строфах стихотворения, поскольку все они почти одинаково приближены к его идеальному среднему уровню звучности.
Вернемся, однако, к последней строке-строфе, благодаря которой образуется своеобразная кольцевая форма стихотворения: «Cuando yo me muera», и сопоставим ее звучание с образным строем произведения. Очевидно, что в этой области мы встречаемся с постепенным «пространственным» переключением нашего внутреннего взора из-под земли («bajo la arena» – буквально: «под песком»), через поверхность земли («entre los naranjos у la hierbabuena» – «между апельсиновыми деревьями и мятой») – ввысь, к небу («en una veleta» – «во флюгере»), ибо флюгер может быть виден только на фоне неба. «Veleta» – закономерно возникающий символ, так как он венчает собой «пространственное» движение, и с другой стороны – это весьма внезапный поворот в стихотворении, поскольку «veleta» в сочетании с «enterradme» появляется все же неожиданно. Свежесть и красота этого образа-символа проявляется также в ассонансном звучании строки «en una veleta», сочетающей напряженные e с бархатными u и a. «Veleta» в стихотворении Лорки – символ вечного, полного и гармоничного слияния с природой, символ неиссякаемого движения, неуничтожимости жизни.
Заключительная строка ни в коей мере не отменяет этот мотив и не окрашивает стихотворение в элегические тона. Последний стих – самый звучный в произведении; его уровень звучности (5,73) оказался выше лексически совпадающих с ним стихов за счет его абсолютной эмоциональной открытости и графической разбивки стихотворения. Наш график обнаруживает не только четкость ритмического рисунка произведения, но и значение его последней строки, которое выразилось в ее эмоционально-смысловой сгущенности итога, а вовсе не в элегической грусти. График показывает повышение уровня звучности стиха к финалу. Для элегии, напротив, как мы уже говорили, характерно обратное движение: постепенное падение звучности. И это понятно: глубокая грусть тиха. Звучность, напротив, соответствует эмоциональной яркости переживаний, в основе которых могут лежать и радостные, и трагические мотивы.
В стихотворении Ф.-Г. Лорки, этом лаконичном, стройном и удивительно музыкальном шедевре его лирики, нет обреченности и пессимизма, но есть высокая трагедия человеческого существования, есть глубокая связь человека с миром, с неиссякаемостью и неуничтожимостью движения и жизни. Смерть в этом контексте не означает простого небытия, а означает полное слияние со всем подземным, наземным и высшим миром. Вот почему последняя строка стихотворения – «!Cuando yo me muera!» – выделена Лоркой в отдельную строфу и выражена восклицательным предложением. Здесь одновременно и смысловой, и музыкальный аккорд: строка эта не только возвращает нам лейтмотив стихотворения, но и преобразует его в широком, вольном и высоком звучании. В целом же, удивительно четкая звуковая организация стихотворения – свидетельство проявляющейся в поэзии тонкости и глубины музыкального чувства и музыкального мышления великого поэта Испании.
Итак, мелодия стиха несет на себе смысловую нагрузку независимо от того, на русском или на испанском языке написано то или иное стихотворение. А между тем это вовсе не родственные языки, и принадлежат они к разным группам, славянской и романской. Рассмотрим теперь пример английского стиха (германская группа языков), чтобы убедиться, что это явление свойственно всей европейской поэзии.
В нашей работе принята следующая градация английских звуков по принципу их возрастающей звучности: «1» – пауза; «2» – p, t, k, θ, f; «3» – s, ſ, ʧ, h; «4» – g, d, b, z, ʒ, ð, ʤ, dz; «5» – r, l, m, n, j, w, ŋ, v; «6» – безударный гласный; «7» – ударный гласный.
How sweet I roam’d from field to field
And tasted all the summer’s pride,
‘Til I the prince of love beheld
Who in the sunny beams did glide!
He shew’d me lilies for my hair,
And blushing roses for my brow;
He led me through his gardens fair,
Where all his golden pleasures grow.
With sweet May dews my wings were wet,
And Phoebus fir’d my vocal rage;
He caught me in his silken net,
And shut me in his golden cage.
He loves to sit and hear me sing,
Then, laughing, sports and plays with me;
Then stretches out my golden wing,
And mocks my loss liberty.
(William Blake. «Song»)
Приводим перевод этого стихотворения:
Как хорошо мне было бродить по полям
И вкушать всю прелесть лета,
Пока я не увидел бога любви,
Который плыл в лучах солнца!
Он дал мне лилии для волос
И цветущие розы для чела;
Он повел меня через свои прекрасные сады,
Где растет все, что приносит
