Сдвиги. Узоры прозы Nабокоvа - Жужа Хетени
172
О мотиве собаки у Набокова см. работу О. Найгаарда (О. Nyegaard). Его исследования на основе тех же очевидных цитат приводят к совершенно другому выводу, чем мои. Автор выражает мнение, что повторение общепринятого в критической литературе основного свойства творчества Набокова, тезиса о его двоемирии, его угнетает [Nyegaard 2005].
173
Использование популярного источника в данном случае вполне релевантно именно для исследования распространенных, популярных коннотаций и поверий.
174
«Der Hund hat eine merkwurdig tiefe Beziehung zum Tode. Monate bevor mir der Hund Problem geworden war, plotzlich horte ich einen Hund in einer ganz ei-gentumlichen, mir neuen, durchdringenden Weise bellen, und hatte im gleichen Momente unwiderstehlich das Gefuhl, dab gerade im Augenblick jemand sterbe <…> Der Hund handelt, als ob er die eigene Wertlosigkeit fuhlen wiirde; er lafit sich vom Menschen schlagen, an den er sich gleich wieder herandrangt, wie stets der bose Mensch an den guten. Diese Zudringlichkeit des Hundes, das Hinauf-springen am Menschen ist der Funktionalismus des Skiaven. In der Tat haben Menschen, welche rasch fur sich zu gewinnen suchen, und doch zugleich so sich schiitzen gegen Angriffe, Menschen, die man nicht abschiitteln kann, Hundegesi-chter, Hundeaugen. Hier erwahne ich zum ersten Male jene groBe Bestatigung meines Gedankensystems. Es gibt wenige Menschen, die nicht ein oder mehrere
Tiergesichter haben; und jene Tiere, denen sie ahneln, gleichen ihnen auch im Benehmen» [Weininger 1910]. Последнее сравнение людей с животными особенно характерно для набоковского подхода.
«Собака удивительно глубоко соотнесена со смертью. За несколько месяцев до того, как меня стала занимать собака как проблема, внезапно я услышал, как собака лает очень своеобразным, всепроникающим образом, который был для меня новым, и в тот же момент у меня возникло непреодолимое чувство, что кто-то сейчас умирает <…> На самом деле люди, которые стремятся быстро победить, но в то же время защищают себя от нападений, люди, от которых невозможно избавиться, имеют собачьи морды и собачьи глаза. Здесь я впервые упоминаю об этом прекрасном подтверждении моей системы мышления. Некоторые люди обладают не одним, а несколькими лицами животных; и те животные, на которых они похожи, похожи на них также и поведением».
175
См. еще украинские издевательские антисемитские и антикатолические стишки: «Жид, лях и собака – все вира однака», «Ксендз, жид та собака – усе вири однака», «Невира и собака – то една присмака» [Успенский 1996:149]. Эти стишки, по свидетельству С. Дубнова, были реальными основами для жестоких расправ: гайдамаки вешали рядом еврея, поляка и собаку. В русско-еврейской литературе собака прочно связана с образом еврейской судьбы, верного слуги, но бездомного и голодного (см. у Л. Леванды «Горячее время»), образ появляется уже у Гейне, см. [Hetenyi, 2008а: 69–70].
176
Исследование фразеологизмов со словом собака объединено в раздел «Языческий субстрат обсценного мира» [Успенский 1996].
177
Историческая параллель опричнины, несомненно, вошла в образ верной сторожевой собаки Руслана Г. Владимова. Любопытно при этом отметить роман В. Сорокина «День опричника». Сорокин придает опричнине важное политическое и историческое значение (Писатель Владимир Сорокин: «Мой “День опричника” – это купание авторского красного коня» // Известия. 25 августа 2006). В одном из интервью он говорит: «В “Дне опричника” я ставлю художественно-исторический эксперимент на бумаге: “Что будет с Россией, если она вдруг решит отгородиться от всего мира?” – и далее, рассказывая о себе, отмечает: —…мы живем деревенской жизнью, надо воспитывать собак. У нас щенки, уиппеты. <…> Для нас щенки – как маленькие дети <…> лучше собаки нет друга. Она посмотрит в глаза – и все сразу ясно…» (официальный сайт В. Сорокина srkn.ru., интервью 11.09.2006).
178
Уже в древнейшие времена, в персидско-ассирийской мифологии собака была помощником против злых сил: Митра, умирающий и воскресающий персидско-ассирийский бог солнца, изображен побеждающим быка при помощи верной собаки.
179
Эту последнюю фразу я выбрала некогда в качестве эпиграфа к моей статье о «Собачьем сердце» М. Булгакова [Hetenyi 1990].
180
В западной иконографии утвердился вариант «Золотой легенды» Иакова Ворагинского [Мифы народов мира 1982: 604].
181
Смесь некоторого пафоса и иронии окружает фигуры политических борцов-эмигрантов в романе. Ирония – выражение скептического отношения Набокова к политической деятельности, а пафос – выражение уважения и умиления к бывшим коллегам отца.
182
У алхимиков было выражение «волк с Востока, собака с Запада». Последняя проводит мертвых через испытания и великие воды, а также через сталкивающиеся между собой горы. В алхимии Артефий (Artefius «Clavis Sapien-tiae») говорит о «хоросанской суке» и «армянском псе», как о двух базовых принципах Великого Делания – Меркурии и Сере философов. Имя Артефиуса, первого алхимика, изложившего идеи Аристотеля и Платона, созвучно Орфею (Orfeus), сама книга является латинским переводом арабского текста XII века; настоящее имя автора неизвестно. Любопытно, что мифологический Орфей укрощал своей музыкой зверей. См. о предположительной связи Artephius и Orpheus в [Austin 1937].
183
Дантов код в «Защите Лужина» обсуждается в главах «Мост через реку…» и «Идеальная нагота».
184
Борзой назывались в России такие разные породы собак, как сильный азиатского и ирландско-шотландского происхождения волкодав, так и изящный, тонкий уиппет, и миниатюрная итальянская левретка. Очевидно, несколько охотничьих и пастушьих пород собак объединены общим названием (притом что существует и самостоятельная порода русской борзой собаки).
185
Это поддержано и восклицанием рассказчика «Довольно!», подобным гётевскому «Остановись, мгновение!».
186
В английском тексте белая борзая переведена «а Russian wolfhound» что вызывает ассоциативную связь понятий смерти и России. Борзыми в целом называют охотничьих собак, способных охотиться без помощи человека.
