Константин Крылов - Нет времени

Не знаю, изменится ли что в будущем. Я буду считать, что подвижки в этом вопросе имеются, когда увижу русскую книгу с широкими полями и высокими, узкими, устремлёнными вверх буквами-окнами, открытыми на восток.

Проклятая свинья жизни

Сергей Витицкий. Бессильные мира сего. СПб.: Амфора, 2003

Это у вас получилась художественная правда.

Роман «Бессильные мира сего» был опубликован в журнале «Полдень, XXI век», издающемся в Петербурге и продающемся неизвестно где, — во всяком случае, в книжных лавках обоих столиц его не бывает совершенно, а немногочисленные читатели этого дефицитного издания обычно приобретают его каких-то «конах» или сразу «у издателей». Издательство «Амфора» сделала текст доступным простому человеку с улицы, за что ей, «Амфоре», большое человеческое спасибо.

Несколько слов об авторе. Поскольку псевдоним раскрыт прямо на обложке книги («С. Витицкий, настоящее имя Борис Стругацкий»), то и мы не будем делать вид, что не знаем, кто это там скрывается под атласной баутой. С другой стороны, псевдоним всё же уместен, и вот почему: после смерти старшего брата Борис Натанович оказался в несколько двусмысленном, но по-своему удобном положении литературной вдовы — вроде как «надеждымандельштам» от фантастики. Со всеми прилагающимися статусными прикоколдышами: действительным и почётным членством в полусотне литературных жюри, периодическими выступлениями в газетах и «по ящику», публичным салоном с кругом восторженных почитателей разного уровня доступа к телу — и, конечно, хорошо продуманными воспоминаниями о великом покойнике. С этой ролью Борис Натанович справляется вполне успешно. Но ограничиваться ею всё же не хочет. То, что выходит за пределы означенной роли, называется «Витицкий», и должно рассматриваться отдельно, а не как «Братья Стругацкие light».

Что ж. После неудачного дебюта (предыдущий роман, «Поиск предназначения», вышел вялым и невнятым) и восьмилетнего молчания писатель Витицкий написал очень хорошую книгу.

Сначала о предсказуемо хорошем. Критики наверняка примутся хвалить язык романа — и будут правы. «Такого сейчас не делают», даже со скидками на обстоятельства: большинству отечественных литераторов приходится либо гнать по два-три романа в год, либо преподавать русскую словесность где-нибудь в Мичигане — и все это вредит качеству выделки словечек… Хорошая проза. Начиная с фирменных фенечек — описания темноты, грязи, моросящего дождя и обледеневшей дороги в классическом стиле АБС, — и кончая блестяще отыгранными реалиями девяностых (в которых путаются и на которых спотыкаются литераторы вдвое моложе Бориса Натановича). Умело приготовленный, вкусный текст с нужным количеством тимьяна и горьких трав.

Сюжет довольно прост. Фоном идет конец девяностых — начало двухтысячных. Место действия — городок Петербург. В городе обитает компашка людей со сверхспособностями: один умеет стопроцентно чуять ложь, кто-то — управлять насекомыми, кто-то — убивать взглядом, еще один — влиять на настроение масс. Образовались сверхчеловечки обычным для нашей фантастики способом: в результате гебешных экспериментов над людьми. Как-то выжили, дотянули до свержения соввласти. Тут бы им и…

Дальше, по идее, должен был бы начаться то ли Булгаков, то ли фильм про Бэтмена. Группа лиц с паранормальными способностями должна, по всем законам жанра, стать невидимой, но неодолимой властью. Воландовой шайкой скакать по городу и миру, строя всех строем и творя суд и расправу — или, наоборот, встать невидимым щитом, утверждая добро и справедливость.

А вот ни хрена подобного.

Жизнь у сверхчеловеков собачья. И другой не предвидится. Один продаёт свой талант за гроши (смачно выписано, как работодатель вознаграждает его на шестьдесят баков двадцатками, на которых тот покупает солёную сёмужку нарезкой, да бутылку джина — устроить дома скромный пир). Другой сидит в своей грязной конуре и развлекается безнаказанными убийствами на расстоянии. Третий — обслуживает богатых родителей, выискивая у их детишек врождённые таланты… А человечка, способного вертеть мировой историей, местные бандюганы принуждают «сделать» питерские выборы — при помощи щипцов для колки орехов.

При этом сверхлюди прекрасно осознают всю унизительность своего положения, но изменить его не могут, да и не особо трепыхаются. Всё, чего они хотят — так это как-нибудь прожить, не испытывая физической боли и острого чувства голода. И раз за разом капитулируют, сталкиваясь с двумя слепыми, но неодолимыми силами века сего — Баблом и Мочиловом, пачкой у.е. и щипцами, раздавливающими пальчики… И над всем этим висит тяжёлым облаком Самый Главный Страх: страх перед НИМИ, перед «начальниками», перед властью и особенно перед всемогущими спецслужбами, которые их создали, и которые в любой момент могут их почикать «как Тарас Бульба сынулечку». В результате цена всем их умениям оказывается одна: маленькая подачка и увесистый пинок. Что прекрасно понимают и они сами, и их окружение, их эксплуатирующее, запугивающее, харчащееся и жиркующее, а им, таким замечательным, кидающее объедки и не скупящееся на пинки.

У сверхнедочеловеков, впрочем, есть своего рода духовный отец с красивым именем Стэн Аркадьевич Агре (имя и фамилия — наверное, из романов А. Грина, серединка «узнаваемо чья»). Этот подвижник обладает сверхредким и сверхценным талантом: пробуждать в людях сверхспособности, начиная от простых физико-математических и кончая упомянутой выше парапсихологией. Вроде бы этот-то должен как-то устроиться поприличнее. Увы, всё то же самое. «О проклятая свинья жизни!»[294]

Разумеется, во всём этом можно увидеть мизантропический изыск. Отнюдь не верная оценка: напротив, Стругацкий здесь беспощадно точен. Потому что он знает, о чём говорит.

Ибо его книга, по сути дела, посвящена судьбе постсоветской интеллигенции — судьбе жалкой, мерзкой и к тому же целиком и полностью заслуженной.

А было так. К концу шестидесятых — началу семидесятых в Советском Союзе выросла новая элита: учёные, инженеры, «работники умственного труда». Исторической родиной их были ВПК, Минсредмаш, и отчасти спецслужбы. Однако детишки получились тупые и неблагодарные: осознав себя и свои классовые интересы, они первым делом отреклись от родителей, вообразив себя не детьми чугунных богов социализма, а невесть откуда взявшимися жемчужными зёрнами в советской навозной куче, потерянными царевичами, нежными европейцами в грубой восточной стране. И начали исподтишка гадить, а потом и крушить отчий дом — в меру сил и способностей. Рассчитывая на то, что «при других порядках» именно им будет принадлежать в этой стране всё — власть, деньги, вкусная сёмга и юные самочки с тугими сисярами. А на месте райкомо-обкомовского царства восстанет свободная республика учёных и писателей… Таков был тот топорный либерализм, которым наша интеллигенция безнадёжно прельстилась.

Немалую роль в этом прельщении сыграли и лично братья Стругацкие. Разочаровавшись в коммунистических идеалах, столь успешно воспеваемых ими в ранний период творчества, они довольно скоро сориентировались в конъюнктуре, отрастили себе в кармашках большие кукиши, обличили «тоталитаризм» и воспели умного и весёлого» «Изю Кацмана». Ну а самым что ни на есть апофеозом и духовным завещанием АБС стала пьеса «Жиды города Питера» — настоящий пир духа для тех, кто понимает.

Но вернёмся к нашим баранам. Молитвы интелей были услышаны, и царство свободы и вкусной сёмги таки наступило. Однако именно те, кто его больше всего желал, оказались главными пострадавшими: одни (чиновники и бандиты) прекрасно устроились и при новых порядках, а другим (простым людям) было нечего терять, кроме своих жалких сбережений. Эти же потеряли всё, начиная с работы (наука прикрылась, кино кончилось, книжечки писать стало невыгодно) и социального положения — и кончая любимым мировоззреньицем.

Последний раз голос «мыслящей прослойки» был востребован в 1993-м: кому-то надо было подписывать письма начальству с требованиями крови защитников Верховного Совета. После этого прослойку перестали пользовать вообще: появились «политтехнологи», которые взялись за обслуживание интересов оного начальства (или желающих стать начальниками), взялись с огоньком, с умом и талантом, а главное — без претензий на душеводительство.

У остатков интеллигенции осталось ровно две мировоззренческие опоры: бескрайний цинизм (мотивированный чувством раздавленности и убитости), да всё тот же либерализм, проросший сквозь извилины, как поганый сорняк. Основные занятия — ныть, бухать, и прислуживать за маленькие деньги в каком-нибудь «офисе». От былого величия осталось лишь ощущение раздавленности и убитости.