Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков
Неспроста Вожеватов упоминает о тульских пистолетах. Пистолеты, произведенные на Тульском заводе, что называется, ширпотреб, и хвастаться им может только тот, кто и понятия не имеет о роскоши.
Еще нагляднее претенциозность Карандышева проявляется в сцене обеда, который он дает перед свадьбой для избранных гостей. Паратов говорит о качестве вин, поданных за столом: «…Есть ли возможность глотать эту микстуру, которую он вином величает. А Робинзон – натура, выдержанная на заграничных винах ярославского производства, ему нипочем. Он пьет да похваливает, пробует то одно, то другое, сравнивает, смакует с видом знатока…» Правда, под конец и Робинзон не выдерживает («Я отравлен, я сейчас караул закричу»).
На этих винах «ярославского производства» стоит задержаться. Поддельные дешевые напитки в изобилии изготовлялись в Ярославле и в городке Тверской губернии Кашине. Иногда эти «напитки» разливались в бутылки без этикеток, а «ярлыки» наклеивались по желанию покупателя уже прямо в лавке. Именно такое вино и подается у Карандышева. Он «вино хотел было дорогое покупать, в рубль и больше, да купец честный человек попался: берите, говорит, кругом по шести гривен за бутылку, а ерлыки наклеим какие прикажете!». По этому поводу уместно будет вспомнить эпизод из путевых очерков «Волга и волгари» (1894) А. Субботина: «Кто не слыхал анекдота о том, что когда один проезжающий чрез Кашин, заехав к знакомому купцу и не застав дома, спросил о нем сына, то получил в ответ: «Тятька в погребе хереса размадеривает»». На какой-нибудь мещанской или чиновнической пирушке кашинские напитки и могли еще быть выпиты без замечаний, но гости Карандышева, знающие толк в еде и винах, конечно же сразу угадали подделку.
У нас остается еще Робинзон – «в плаще, правая пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок». Здесь уже важно не столько качество и фасон одежды, сколько манера носить ее. Робинзон – провинциальный актер-пьяница. Он был подобран Паратовым на острове в голом виде в компании с загулявшим купчиком. Подобрал его Паратов не из сочувствия, а от скуки: попутчик Робинзона, фигура дикая и малоинтересная, остался на «необитаемом острове». Робинзона же Паратов «одел с ног до головы в свое платье, благо у меня много лишнего».
Надо полагать, что Робинзон ниже Паратова ростом. В противном случае вряд ли бы ему удалось закидывать полу на плечо. Актер своего рода пародия на Карандышева, который тоже склонен покрасоваться. Только возможностей у Робинзона еще меньше, нежели у жениха Ларисы, вот он и ограничивается тем, что носит плащ на манер героя романтической драмы и пьет гомерическими дозами.
Перейдем теперь к женскому костюму. Лариса «одета богато, но скромно». Это уже своего рода характеристика. Истинно светская дама не позволяла себе ничего экстравагантного, кричащего, так что Островский дает понять, что его героиня, хотя и не принадлежит к аристократии, обладает врожденными вкусом и тактом. В материнском доме, понятно, эти качества ей не от кого было перенять.
Как же могла выглядеть молодая девушка с хорошим вкусом в 1878 году? Разумеется, это всего лишь предположение, но все же попробуем воссоздать, что называется, типовой наряд этого времени. Платье сшито «из темного шелкового фая [75] и блестящего мягкого шелка. Удлиненный лиф – кираса из фая на тафтяной подкладке – тесно облегает фигуру. Лиф застегнут спереди на мелкие пуговицы. <…> Прямая узкая юбка из блестящего шелка обшита внизу гофрированным воланом из той же материи». [76] Заканчивалась юбка шелковым треном. [77]
К платью полагаются туфли на высоком, но не тонком каблуке. Поскольку платье доходит до полу, туфли почти не видны, хотя мода требовала, чтобы туфли были под цвет платья или же популярного тогда бронзового оттенка.
Даже при идеальной фигуре женщины ходили в корсете. Корсет иногда нашивали и мужчины – записные франты или светские офицеры.
«Порядочные» женщины не появляются в обществе и на улице без перчаток. Женские перчатки могли быть светлыми, цветными (только не ярких тонов), замшевыми или шелковыми. Модные журналы того времени чаще всего упоминают о светло-желтых или палевых замшевых перчатках, застегивающихся на две-три пуговки.
Трость при прогулке дамам заменяет зонтик, обычно цветной, обшитый кружевом или бахромой. Ручка зонтика изготовлена из дорогого дерева или кости, панциря черепахи, серебра. Зонтик служит не для защиты от дождя: светская женщина, если уж очень нужно, в непогоду выезжает в крытом экипаже. Зонтик раскрывается при ярком солнце. (Загар для светского человека неприличен и, считалось тогда, вреден для здоровья.) В прочих случаях его просто держат в руках.
Завершает дамский туалет непременная шляпка. Фасоны шляпок настолько разнообразны и причудливы, что описать их просто не представляется возможным. Упомянем только, что при отделке шляпок употребляются страусовые перья и искусственные цветы.
Едва ли платье Ларисы снабжено турнюром: [78] он почти уже вышел из моды, как и кринолин. Во всяком случае, молодые девушки уже стараются обойтись без турнюра.
А вот ограничение юных особ в драгоценностях по-прежнему остается в силе. Узенькое колечко, маленький кулон на тонкой золотой цепочке да небольшие серьги изящной работы – максимум того, что могла себе позволить светская девица.
Другое дело женщина в летах. У нее и бижутерии побольше, и стоимость украшений выше. Но вообще-то хороший тон предписывал не злоупотреблять драгоценностями, дабы не уподобляться купеческим женам, отличавшимся страстью к дорогим и массивным ожерельям, кольцам, брошкам, серьгам.
Надо думать, что Харита Игнатьевна в этом отношении соблюдает меру. И объясняется это не столько ее вкусом, сколько расчетом. В глазах «покровителей» она стремится выглядеть особой «недостаточной» (Кнуров: «…Состояние небольшое, давать приданое не из чего…»).
У Островского сказано, что Харита Игнатьевна «одета изящно, но смело и не по летам». Это может означать приблизительно следующее. Огудалова придерживается самой последней моды, что для матери семейства не совсем кстати. «После 1875 года вкусы изменились. Дамы стали стремиться к тому, чтобы их фигуры казались как можно стройнее; вследствие этого в моду вошли платья princesse совершенно обтянутые вплоть до колен, где они стягивались при помощи внутреннего шнура. Благодаря этим платьям дамам приходилось не ходить, а подпрыгивать. Всевозможные складки и плиссе плотно прилегали к юбке наверху и расходились внизу». [79]
Таким образом, те, кто хотел следовать моде, волей-неволей должны были вырабатывать семенящую походку, что у женщин в возрасте выглядело, понятно, несколько комично.
Если одежда персонажей охарактеризована в пьесе настолько подробно, насколько это позволяло пространство ремарок, то интерьеру Островский уделяет меньше внимания. Он ограничивается самыми общими указаниями для режиссера: «Комната в доме Огудаловой; две двери: одна, в глубине, входная; другая налево от актеров; направо окно; мебель приличная, фортепьяно, на нем лежит гитара».
Лаконичность эта продиктована тем, что драматург имеет в виду, так сказать, типовое жилище того времени. В интерьере второй половины XIX века господствует эклектичность. «Среди предметов меблировки этого времени можно встретить и «русский стиль», и «готику», и «Луи кэнз», и подражание манерам французского мебельщика Ш. Буля и английского – Чиппендейла, причем нередко в произвольном сочетании на одних и тех же предметах с мотивами других периодов и стилей. О художественных вкусах мебельных производств свидетельствуют издававшиеся в то время для широкого городского потребителя альбомы рисунков «модной мебели», из которых черпали сведения о «стилях» и предприятия, и отдельные ремесленники». [80]
Таким образом, комнаты в доме Огудаловой каждый режиссер мог обставить по своему разумению.
И все же некоторые общие принципы здесь должны быть соблюдены. Понятно, что в уездном городе, в доме небогатой вдовы не приходится ожидать каких-либо мебельных раритетов. Комната, где происходит второе действие пьесы, просто должна соответствовать стандартам тех лет.
На окнах и дверях висят занавесы, выполненные из плотных темно-зеленых или коричневых тканей. Занавески расшиты узорами и снабжены многочисленными кисточками или шариками из того же материала. Стулья имеют мягкую обивку, преимущественно светлых тонов. Чтобы оберечь стулья от выгорания на свету и от пыли, их накрывают полотняными чехлами, которые при гостях снимаются. Пол теперь устилают коврами; ковры как настенное украшение остаются только в кабинетах. По углам или вдоль стен расставлены недавно вошедшие в моду фикусы и рододендроны. Почти обязательной принадлежностью гостиной становятся ширмы (складывающаяся перегородка из двух или трех обтянутых материей деревянных рам на петлях). Ширмы украшаются орнаментом или рисунком. Присутствие ширм еще как-то оправдано в спальной или туалетной, в гостиной же их роль чисто декоративная.
