Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом - Татьяна Шишкова
КУЛЬТУРНЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ
15 мая 1945 года, менее чем через неделю после подписания капитуляции Германии, советские фильмы демонстрировались в Берлине в 21 кинотеатре — за один этот день их посетило 22 тысячи зрителей, 16 мая — уже в 25 кинотеатрах, за день было дано 62 сеанса. Полковник Мельников, составлявший информационную сводку о мероприятиях в столице Германии, жаловался, что кинотеатров можно было открыть и больше, но не во все районы подавалось электричество, да и количество фильмов, имевшихся в распоряжении СВАГ, было ограниченно. Реакция местного населения на советские фильмы была неоднозначной. Во время просмотра «Чапаева» несколько немцев покинули зал после сцены с «расстрелом психической атаки белых». В другой раз, когда в одном из фильмов было показано, как немецкие солдаты убивали русских детей, зал покинула почти половина зрителей80. Но по большей части интерес к советским фильмам — особенно к развлекательным, таким как «Волга-Волга», «Цирк», «Василиса Прекрасная», — был велик, даже несмотря на то, что первое время они демонстрировались без какого бы то ни было перевода.
11 мая в Берлине состоялся концерт Красноармейского ансамбля песни и пляски. Зал кинотеатра «Колизей» был переполнен, выступление советской труппы встречали продолжительными аплодисментами. 14 мая комендант Берлина генерал Николай Берзарин встречался с представителями немецкой культуры, чтобы обсудить восстановление культурной жизни в городе81. 17 мая в Шарлоттенбурге был закончен ремонт драматического театра на 400 мест и камерного театра на 300 мест. Еще через несколько дней был открыт концертный зал на Мазуриналлее, в котором предполагалось давать концерты оркестра Берлинской оперы и балета. В полностью разрушенном бомбардировками Дрездене уже 6 июня состоялся концерт филармонического оркестра, а 1 июля прошло первое послевоенное выступление знаменитого «Кройцкора», дрезденского хора мальчиков82. К концу 1945 года в советской оккупационной зоне в Германии работало 104 театра, 1263 кинотеатра, 167 варьете. Даже англичане с восхищением и завистью отмечали, что размах культурной активности в советской зоне и преданность советских людей культурной миссии вызывали всеобщее возбуждение и создавали ощущение, что там происходит что-то новое и интересное83.
Германия должна была стать своего рода витриной новой советской культурности. Пока в американской зоне оркестр Вагнеровского фестиваля в Байрёйте использовали для исполнения популярных мелодий и развлечения американских солдат, советские военные возлагали венки к могиле Гете, а советские оккупационные власти обсуждали исполнение Чайковского и Бетховена на открытии нового концертного зала и отправляли делегацию к престарелому драматургу Герхарду Гауптману, чтобы предложить ему стать лицом культурного обновления Германии84. Политсоветник СВАГ рекомендовал маршалу Жукову после посещения Веймара в кратчайшие сроки отреставрировать домик Гете за счет советской администрации и передать его городским властям — внимание советских оккупационных властей к памяти великого немецкого писателя не должно было остаться не замеченным мировой общественностью85. Начальник отдела культуры СВАГ Александр Дымшиц писал в воспоминаниях, что в послевоенный Берлин он прибыл со списком мастеров немецкой культуры, которых надеялся разыскать, чтобы «сказать им добрые слова уважения и любви, помочь в работе»86. Таким же искренним защитником культуры предстает Дымшиц и в воспоминаниях немецкого журналиста Ханса Боргельта, утверждавшего, что для всех нуждавшихся в культуре голодные послевоенные годы стали в действительности «золотыми»87. Даже те, кто встречал советскую оккупацию враждебно, отмечали ее зацикленность на культуре: «Со всей страстью добиваются обновления духовной жизни. „Культура! — говорят наши победители с Востока. — Мы уважаем культуру! Для нас нет ничего более важного и неотложного, чем щедрая поддержка культуры“», — записывала в дневнике в феврале 1946 года журналистка Рут Андреас-Фридрих88.
«Советский генерал может на память цитировать Пушкина своим друзьям и подчиненным, какой-нибудь полковник, прошедший сквозь огонь и медные трубы, не сочтет малодушным пролить слезу во время трогательного момента в кинокартине или драме» — такими представляло советских военнослужащих Краткое руководство для офицеров вооруженных сил США, выпущенное в 1945 году89. Неравнодушие к культуре занимало важное место в предложенной в этом документе характеристике советских людей: отмечалось, что многие офицеры имеют большую начитанность в русской и иностранной литературе, знакомы с музыкальной и театральной классикой и всегда готовы с удовольствием подискутировать на эти темы. Руководство было составлено с целью помочь американцам найти общий язык с советскими союзниками и исполнено расположения к ним: советские люди представали тут именно такими, какими их хотела видеть советская пропаганда. Советский военнослужащий в Европе должен был представлять не только Красную армию, но и все государство, его успехи и достижения, он выступал примером того нового человека, воспитанием которого так усердно занималась советская власть на протяжении 1930‐х годов. Советская пропаганда тратила немалые ресурсы на то, чтобы в любом красноармейце житель Европы видел великого освободителя, спасителя европейской цивилизации и проводника в будущее. Как сочетались с этим постоянные эксцессы с участием советских военнослужащих? Ответ очевиден: плохо.
На протяжении лета 1945 года главноначальствующий СВАГ Георгий Жуков старательно пытался решить проблему неприемлемого поведения советских военнослужащих. В директиве от 30 июня командующему составу было предписано прекратить поощрять преступное поведение подчиненных и в течение трех-пяти дней восстановить порядок и прекратить грабежи, насилие и произвол по отношению к местному населению90. Среди немецкого населения весть о директиве вызвала панику: говорили, что Жуков дал советским войскам три дня на разграбление Германии91. Не считая паники, эффект от распоряжения был незначительный: за следующий месяц заметного изменения ситуации не произошло, и 3 августа последовал новый приказ. В нем советским военнослужащим запретили расквартирование в частных домах, общение с немцами было строго ограничено, а к нарушающим дисциплину предписывалось применять строгие меры вплоть до привлечения к судебной ответственности. К проблеме разгула советских военнослужащих Жуков подходил как практик — с известной долей цинизма. Произвол и беспорядки подлежали искоренению не потому, что были неприемлемы сами по себе, а потому, что были невыгодны в послевоенных условиях, когда перед советской администрацией встала задача завоевать доверие и уважение со стороны немцев. «Вы сами понимаете, — заявлял Жуков на совещании командиров СВАГ в августе 1945 года, — что во время войны
