Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке
Традиционной потехой всей царской семьи служили попугаи и другие комнатные птицы. Попугаев привозили иностранцы в дар государю. Например, в 1613 году английский купец Фабиан Ульянов поднес Михаилу Федоровичу попугая в железной клетке, а в декабре 1620-го года английский посол князь Иван Ульянов Мерик — двух индийских попугаев. Попугаи забавляли царя даже во время деловых встреч, о чем свидетельствует челобитная дьяка Булгака Милованова: 10 апреля 1622 года, придя по делам в государевы покои, он лишился шапки, которую поклевал попугай. Михаил Федорович, конечно же, пожаловал ему новый головной убор взамен испорченного, но про себя наверняка повеселился по сему курьезному поводу. Попугаи были всеобщими любимцами, для них даже пекли специальные лепешки.
Алексей Михайлович продолжил эту традицию. Он заказывал птиц иноземным купцам (в 1654 году Андрей Виниус и Иван Марсов доставили из-за границы трех попугаев, а еще один умер, не перенеся дальней дороги). В 1667 году государь узнал, что в Новоиерусалимском монастыре живут попугаи бывшего патриарха Никона, отправленного в дальнюю ссылку, и приказал привезти их во дворец. Правда, были доставлены только два попугая — серый и зеленый; остальные вроде бы не дожили до переселения в царские хоромы. Царь неоднократно дарил птиц супруге. В 1650-х годах у царицы Марии Ильиничны жили пять попугаев.
Канарейки были практически у всех членов царской семьи. Их тоже либо принимали в дар от иностранцев, либо покупали в Охотном ряду по довольно высоким ценам (за шесть — восемь рублей). Например, у царевича Алексея Алексеевича была канарейка, «которая на руке поет», подаренная голландскими и гамбургскими купцами. В дворцовых покоях также висели клетки с менее экзотическими птицами: соловьями, снегирями, щеглами, перепелками и пр. Мелких птах часто помещали в одну клетку на два — четыре яруса. Из документов Оружейной палаты известно, что в 1669 году для царских хором было сделано десять проволочных клеток для домашних птиц.
Царица Евдокия Лукьяновна, слывшая среди придворных «простушкой» из незнатного рода, выросшей в полях и лесах, как будто даже подтверждала эту репутацию своими потехами. У нее в покоях обитали лесные зверушки. В 1628 году для царицыных горностая и белки были куплены медные цепочки, а для последней еще и колокольчик.
При Алексее Михайловиче придворных домрачеев и трубников потеснили «верховые богомольцы», певшие духовные стихи и рассказывавшие «старины». Вместе с ними в особых теремах жили и царские «дураки» — шуты, а также «карлы». (Впрочем, карликов и других шутов держали все члены царского семейства. Как отмечает И. Е. Забелин, царевен практически безотлучно сопровождали их любимые карлицы.) Алексей Михайлович заботился не только о «верховых карлах», но и о их семействах. Для первых на Казенном дворе постоянно шилось платье. Так, в апреле 1674 года для Петра Бисерова были сшиты суконный кармазинный кафтан с серебряными позолоченными пуговицами и шапка. Когда карлик Петр Гаврилов умер, то его мать и сестру государь определил в богадельню царицы Марии Ильиничны, располагавшуюся у Боровицких ворот.
Среди тихих игр Алексей Михайлович отдавал предпочтение шахматам, коих у него было великое множество. Он и детей своих приучал к игре в шахматы и шашки. Так, по указу царя в апреле 1672 года в покои царевича Федора были отправлены две шахматные доски «писаны по золоту цветными красками». Вообще Алексей Михайлович очень внимательно следил за потехами своих отпрысков: игрушки для них делали лучшие мастера, а расписывали ведущие художники Оружейной палаты. Показательна в этом плане история с созданием потешной лошадки. В Оружейной палате сохранилось более десятка документов, связанных с изготовлением в 1673 году игрушечной лошадки для годовалого царевича Петра, покрытием ее белой кожей с шерстью, созданием драгоценной сбруи (уздечка была из серебра с чернью). Всё, что окружало царских детей, должно было быть красивым. По требованию Алексея Михайловича даже стрелы для игрушечных луков золотили мастера Оружейной палаты. Ведущий живописец Иван Салтанов параллельно с росписью нового царского дворца в Коломенском в 1672 году должен был раскрашивать пять барашков, двух козликов и две булавы для царевича Федора!
Страница «Букваря» Кариона Истомина с литерой «Ш» и изображением шахматной доски. 1694 г.Федор Алексеевич, воспитанный на потехах и увеселениях отца, также любил и шахматы с шашками, и комнатных птиц. Еще в бытность его царевичем в его покоях жили канарейки в двух клетках и попугай. В1678 году по его повелению были изготовлены три большие клетки для попугаев и пять канареечных. В 1680-м у часового мастера Ивана Яковлева были куплены для государя три канарейки вместе с клеткой. Птицы в клетках служили для царского увеселения и в загородных дворцах. Известно, что в Преображенском в 1671 году в покоях Федора висела птичья клетка «о четырех житьях», то есть на четыре яруса. Были в Преображенском и попугаи; по документам 1692 года известно, что для подъема и спуска клеток были сделаны две медные «векши» (блока).
По наследству от отца Федору Алексеевичу достались не только 8200 икон, поднесенных Алексею Михайловичу монастырями и частными лицами, но и разные диковины, в том числе сосуд из нефрита по цене шесть тысяч рублей! У царя было несколько комплектов шахмат, от дорогих и изысканных до самых обыкновенных. Федор интересовался различными техническими новинками. — у него имелись заграничный компас в «костяном кожушке», увеличительные стекла и другие приборы, как правило, подаренные послами и посланниками европейских стран. Вынужденный подолгу не покидать своих покоев, Федор Алексеевич значительно больше, чем его отец и дед, был привержен к тихим «утехам» и «отдохновениям».
«Ловы»
Охота, в отличие от народных потех, считалась занятием царским. Охота на медведей и лосей была опасным делом, достойным настоящих мужчин. Именно ей отдавал предпочтение Михаил Федорович, пока позволяло здоровье. В Кремле держали «дворных» медведей, и порой царь любил посмотреть, как псари устраивают медвежью травлю, загоняя зверя. Иногда эта потеха кончалась трагически. Так, 11 сентября 1620 года псари Кондратий Корчмин и Сенька Омельянов «тешили государя дворными медведями гонцами», но не сладили со зверем, и он «изъел у Кондрашки руку, а у Сеньки изъел голову». Сохранилось множество известий о том, что государь жаловал смельчаков, выходивших на поединок с медведем, давал деньги «на лечбу» ран от медвежьих лап и зубов, дарил новые кафтаны взамен изодранных зверем. Видимо, Михаилу Федоровичу очень нравилось наблюдать, как псари и стрельцы, вызвавшиеся потешить государя, ловко орудуют вилами и рогатинами, нападая на медведя или защищаясь от него. Государь не забывал об охоте даже во время «Троицына хода» на богомолье и сына начал сызмальства приучать к медвежьей потехе. Например, в 1631 году в селе Тайнинском во время первой остановки по дороге к Троице стрелец Андрей Прох развлекал царя и двухлетнего царевича Алексея борьбой с медведем (правда, вряд ли эта потеха была кровавой — она представляла собой скорее игру).
Михаил Федорович охотился и на других зверей. Так, в 1637 году, будучи по меркам того времени уже немолодым (ему перевалило за сорок), царь «тешился» охотой на лося, оставив «беречь Москву» боярина князя Ивана Андреевича Голицына, князя Андрея Васильевича Хил-кова и окольничего Степана Матвеевича Проестева. Любил он и соколиную охоту, хотя и не так страстно, как его сын. Во всяком случае, в 1631 году придворный потешник Иван Лодыгин развлекал государя и его сына соколами. Не тогда ли маленький царевич Алексей полюбил эту забаву, да так, что оставался верен ей всю жизнь?
Царь любил упражняться в стрельбе из лука и пистолета по мишеням, особенно по колпакам и шапкам своих слуг. Находилось много желающих угодить государю и подставить свой головной убор под его стрелы. Все знали, что испорченный колпак обернется щедрым пожалованием. Весной 1636 года семилетний царевич Алексей начал подражать отцу в стрельбе по колпакам; правда, для его забавы головной убор был не снят с головы придворного, а куплен в Колпачном ряду.
К охоте на крупного зверя наследника престола стали приучать после совершеннолетия. В 15 лет он уже ходил на медведя, причем делал это довольно часто. В 1644 году царевич пригласил на медвежью охоту датского королевича Вальдемара, жившего тогда в Москве в качестве жениха царевны Ирины Михайловны. Обычно охотились с длинной, в человеческий рост, рогатиной. Нужно было вонзить рогатину точно в горло поднявшегося на дыбы зверя и держать, пока он не ослабеет от потери крови. Если же медведь двигался на четырех лапах и бросался всем телом, охотнику надо было попасть рогатиной в медвежью грудь. Только очень смелый и уверенный в своих силах человек мог совершить короткий, без замаха, но очень мощный удар рогатиной.
