Наталья Шишова - История и культурология

Начавшаяся революция показала, что самодержавие в очередной раз опоздало с реформами «сверху». Витте считал необходимым пойти на определенные уступки. Манифест 17 октября 1905 г., подготовленный С. Ю. Витте, и комплекс практических мер, осуществляемых в развитие этого акта, внесли серьезные изменения в государственный строй России. Манифест провозгласил начало буржуазного конституционализма, но вызвал резкую критику со стороны как демократических сил, так и правящих кругов. Правительство Витте оказалось между двух огней и в апреле 1906 г. подало в отставку. А 9 июля 1906 г. была распущена I Государственная Дума под тем предлогом, что депутаты «уклонились в не принадлежащую им область». Однако II Государственная Дума (1907) оказалась еще более радикальной по составу. После того как Дума отвергла правительственную программу реформ, царизм взял курс на пересмотр ряда положений Манифеста 17 октября. 3 июня 1907 г. II Государственная Дума была также распущена. Одновременно с этим вводилось новое положение о выборах. Эти действия получили название «государственного переворота», так как явились грубым нарушением положений Манифеста 17 октября. Переворот положил начало третьеиюньской политической системе. Главным архитектором ее был П. А. Столыпин[46].

В своей программной речи (март 1907 г.) Столыпин заявил: «Отечество наше должно превратиться в государство правовое». Прекрасно понимая необходимость экономической модернизации России, он в отличие от Витте сосредоточил усилия не на промышленности и финансах, а на аграрном вопросе, доказывая, что общинные порядки тормозят развитие сельского хозяйства.

Столыпин настоял на немедленном проведении царского указа[47], означавшего коренной поворот в аграрной политике самодержавия. По этому указу крестьяне получали право выйти из общины, закрепить свой индивидуальный надел в частную собственность. Государство оказывало всяческое содействие частным владельцам. Губернские и уездные землеустроительные комиссии использовали все методы — от пропаганды реформ до прямого давления на сельские сходы. Излишки надельной земли отдавались «укрепленцам» либо бесплатно, либо по номинальной цене.

Возможность превратиться в полноправных хозяев земли привлекала многих крестьян. Вместо разрозненных полосок крестьянин получал землю в одном месте — так называемый отруб. Часть таких владельцев покидала деревню и селилась на хуторах. По крылатому выражению премьер-министра, правительство делало ставку «не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных». Частная собственность была призвана стать лучшим противоядием революционным настроениям. Составной частью аграрной реформы являлась переселенческая политика в Сибирь и Казахстан из европейской России[48]. Столыпинская реформа также неоднозначно была встречена в обществе.

В объективно-историческом плане реформа носила прогрессивный характер. Она проводилась «сверху», но не шла вразрез с естественными процессами в российской деревне, была нацелена на создание высокоэффективного фермерского хозяйства. Но Столыпину удалось лишь отчасти реализовать свои планы. Реформа проводилась бюрократическим аппаратом, способным загубить любую идею на корню. Широкомасштабные замыслы требовали значительного времени («двадцать лет покоя», по словам Столыпина) — это время было потрачено царизмом еще в пореформенную эпоху.

Кроме того, реформаторы не учли живучести общинных порядков, стремления к уравниловке у общинных крестьян. Но главный недостаток реформы — нетронутым осталось помещичье землевладение.

Столыпин предполагал принять ряд законов, обеспечивающих права личности. Он также предлагал создать международный парламент — прообраз Лиги Наций и ООН.

Анализ программы Столыпина показывает, что при всей ее прогрессивности произвести преобразование России мыслилось в рамках старой бюрократической системы. Суть реформ сводилась к усилению исполнительной власти и созданию новых министерств. Столыпин понимал, что даже эти умеренные преобразования натолкнутся на сопротивление консерваторов. Проекты Столыпина не были даже обнародованы, так как 1 сентября 1911 г. он был смертельно ранен в Киевском городском театре.

Последнее десятилетие существования самодержавия пришлось на период, когда страна окончательно встала на капиталистические рельсы. Царизм продемонстрировал различный подход к экономической и политической модернизации России. Политическая модернизация отставала от изменений в экономической сфере. Противоречивость этого процесса была традиционной для России. В исторически сжатый отрезок времени (1905–1914) повторилась знакомая схема: сначала отрицание самой возможности реформы, затем вынужденные реформы в условиях социально-политического кризиса и, наконец, свертывание реформы после стабилизации обстановки. Самодержавие сделало шаг по пути превращения в конституционную монархию, но сам этот шаг был половинчатым — правительственный лагерь не допустил к реальной власти даже умеренных либералов, перекроил избирательный закон в соответствии со своими интересами, постоянно нарушая и без того урезанные права законодательных учреждений. Крайне правые блокировали серьезные реформы, добивались реставрации неограниченного самодержавного правления, утверждали, что их программа отражала желание монархически настроенного народа. Эту иллюзию разделяли царь и царица. Самодержавие подошло к краху, даже не осознавая глубины кризиса, охватившего страну.

На рубеже XIX и XX вв. начался новый этап эволюции русского либерализма, в котором возникло новое течение. На позиции либерализма перешли некоторые представители народничества, «легального марксизма» и «экономисты». Интеллигенция внесла в либеральную политику и идеологию элементы демократизма и социального реформаторства, но либеральный лагерь продолжал оставаться аморфным и разделенным на ряд течений и направлений. Процесс смены старого земского либерализма новым буржуазным растянулся на целый ряд лет и не был завершен вплоть до 1917 г.

На рубеже веков наметился процесс взаимного сближения наиболее передовых земских деятелей конституционного толка с интеллигенцией. Лидеры нового либерализма П. Б. Струве и П. Н. Милюков предлагали создать единый фронт представителей либерализма и социал-демократии и таким образом «сложить костяк» широкой конституционной партии, политическая программа которой выражала бы мнение «всего образованного русского общества, всей русской интеллигенции».

Революция 1905–1907 гг. ускорила этот процесс. После издания Манифеста 17 октября 1905 г. поляризация сил в оппозиционном лагере усилилась: были созданы две общероссийские буржуазные партии — кадеты[49] и октябристы[50], которые активно действовали до 1917 г. Общая численность их не превышала тогда 50–60 тыс. человек[51].

В ноябре 1912 г. состоялся съезд «молодой» московской прогрессивно настроенной буржуазии. А. И. Коновалов, С. Н. Третьяков, А. С. Вешняков, П.П. и В. П. Рябушинские предприняли попытку создать новую партию и выработать ее тактику. Однако их замыслы не были реализованы до конца, и политическое влияние «прогрессистов» было сравнительно незначительным.

Идеологи либерализма считали капитализм наиболее оптимальным вариантом общественного развития, но выступали за эволюционное развитие общества. Кадеты полагали, что революция была бы подлинным несчастьем для России.

В рамках концепции капиталистического прогресса между кадетами и октябристами имелись разногласия. Более радикальная и демократическая часть кадетов защищала интересы общебуржуазного развития страны. Октябристы отражали интересы крупной буржуазии и предлагали умеренные и постепенные реформы. Но обе партии выступали за реформирование государственной власти, установление конституционно-монархического строя, сохранение «единой и неделимой России».

Политическим идеалом кадетов была парламентарная конституционная монархия английского типа. Программа октябристов носила более консервативный характер: они выступали против парламентаризма, за сохранение имущественного и образовательного цензов, ценза оседлости при выборах в Думу, местное самоуправление и суд. В обеих программах большое внимание уделялось решению социальных проблем. Идеологами либерализма была разработана программа экономических реформ, реализация этих мероприятий создала бы необходимые условия для капиталистической системы хозяйства.

Подчеркивая, что с революцией «умные государственные люди вообще не борются, П. Б. Струве считал, что единственная разумная тактика состоит в том, чтобы овладеть революцией в самом начале… и вдвинуть ее в русло закономерной социальной реформы» [2].