Ольга Муравьева - Как воспитывали русского дворянина. Опыт знаменитых семей России – современным родителям
Обратим внимание, что Жуковский не собирается как-то успокоить мнительного мальчика, объяснить, что его здоровье не вызывает опасений. Он убежден, что подобное поведение «неприлично», стыдно, и никакого снисхождения здесь быть не может.
В воспоминаниях Е. Мещерской описывается, как после революции 1917 года они с матерью поселились в рабочем поселке, где княгиня устроилась на работу поварихой. В первую ночь им пришлось спать на голом полу, подложив под голову доски. Девочка почти не спала и к тому же занозила себе ухо. Когда утром мать вытаскивала ей занозу, Катя громко расплакалась, даже не от боли, а «от нашей нищеты, причины и смысл которой были мне непонятны, плакала потому, что наше будущее представлялось мне безнадежным. «Я не знала, что у меня дочь такая плакса, — почти равнодушно сказала мать. — (…) Откуда такое малодушие?.. Чтобы я больше никогда не видела ни одной твоей слезы…» Потом, когда Катя часто не спала и знала, что мать сейчас тоже «мучается воспоминаниями», девочка до боли кусала себе язык, «чтобы не заговорить и не расплакаться в жалобах».
Может показаться, что эти примеры слишком мало связаны друг с другом. Между тем связь есть, хотя ее и трудно четко обозначить.
Все эти столь разные ситуации сформированы общим «силовым полем» этических требований, которые выводили любые проявления трусости, малодушия, слабости за рамки достойного поведения.
Результаты такого воспитания сказывались подчас в поступках, которые в другой культурной среде выглядели бы позерством.
В. Н. Карпов, вспоминая о жизни харьковского студенчества в 1830–1840-е годы, отмечает: «Так как дворянство того времени держало знамя своего достоинства на достаточной высоте, то общий тон, даваемый им, не мог не влиять и на молодежь из бедного сословия, вырабатывая в ней сознание собственного достоинства». В качестве доказательства он приводит следующий эпизод. Богатый помещик, предводитель дворянства Бахметьев прислал на имя ректора университета 500 рублей (по тем временам сумма значительная) с просьбой разделить их в качестве единовременного пособия между тремя беднейшими студентами. Было вывешено соответствующее объявление, но никто на него не откликнулся. Тогда сама администрация выбрала трех беднейших студентов; их пригласили к ректору, который долго уговаривал их принять деньги, но получил решительный отказ. «— Бедный тот, кто лишен всяких способностей, кто хронически болен и потому бессилен противостоять напорам жизни! — заявили студенты. — А мы, господин ректор, не бедны, если признаны целым университетом достойными быть студентами. При этом мы здоровы и сильны». Присланные деньги были переданы в благотворительное общество…
Екатерина Мещерская свидетельствует: «Рожденная в роскоши, слыша с детства со всех сторон разговоры о нашем богатстве, привыкшая к большому штату слуг, вежливых и предупредительных, не знаю почему, я не впитала в себя идей, приписываемых нашему привилегированному сословию, и ни у меня, ни у брата, ни у кого из моих сверстников не было в крови той иждивенческой психологии, которую я впоследствии встречала и сейчас иной раз встречаю у нашей молодежи». Как видим, нравственный облик человека формирует не уровень материального благосостояния, а уровень этических требований. Пусть нам не покажутся преувеличением признания Кати Мещерской: «И когда в первый же вечер, придя с работы, моя мать принесла мне свой ужин, мне показалось, что я получила звонкую пощечину». Вскоре, нарушив запрет матери, Катя устроилась в школу преподавать музыку своим сверстникам. Рассерженной матери она твердо заявила: «Не сердитесь на меня, прошу вас! Вы все еще считаете меня ребенком, а я ведь все, все вижу! И ваши страданья. Ну поймите вы меня: я сама должна зарабатывать себе на хлеб!»
Мы не должны представлять себе этих людей некими суперменами. Просто они были приучены превозмогать по мере сил страх, отчаянье и боль и стараться не показывать, как это трудно. Для этого требовалось не только мужество, но и безукоризненное умение владеть собой, которое достигалось путем длительного и тщательного воспитания.
Глава 7 Сдержанность и самообладание
«Превыше всего человеку нужно иметь volto sciolto е pensieri stretti (открытое лицо и скрытые мысли. — итал .)»
Честерфилд. Письма к сыну
Герой романа Бульвера-Литтона «Пелэм, или Приключения джентльмена» охотно делится с читателями своими наблюдениями над жизнью светского общества.
«Я неоднократно наблюдал, — пишет он, в частности, — что отличительной чертой людей, вращающихся в свете, является ледяное, невозмутимое спокойствие, которым проникнуты все их действия и привычки, от самых существенных до самых ничтожных: они спокойно едят, спокойно двигаются, спокойно живут, спокойно переносят утрату своих жен и даже своих денег, тогда как люди низшего круга не могут донести до рта ложку или снести оскорбление, не поднимая при этом неистового шума». Пелэм всегда немного утрирует и насмешничает, однако здесь он недалек от истины. Совершенно в том же духе поучает своего сына граф Честерфилд: «Человек, у которого нет du monde [10], при каждом неприятном происшествии то приходит в ярость, то бывает совершенно уничтожен стыдом, в первом случае он говорит и ведет себя как сумасшедший, а во втором выглядит как дурак.
Человек же, у которого есть du monde, как бы не воспринимает того, что не может или не должно его раздражать.
Если он совершает какую-то неловкость, он легко заглаживает ее своим хладнокровием, вместо того чтобы смутившись, еще больше ее усугубить и уподобиться споткнувшейся лошади».
Эти рассуждения хорошо иллюстрирует эпизод из романа Стендаля «Красное и черное». Жюльен Сорель, который совсем не умел ездить верхом, отправился кататься с молодым маркизом Норбером де ля Моль и тут же свалился с лошади прямо в грязь. Когда за обедом маркиз спросил, как они прогулялись, Норбер поспешил ответить какой-то общей фразой, но Жюльен вступил в разговор и с юмором рассказал о своей неловкости и падении посреди улицы.
Его поведение вызвало одобрение знатоков светского этикета. «А из этого аббатика будет прок, — сказал маркиз академику. — Провинциал, который держится так просто при подобных обстоятельствах, да это что-то невиданное, и нигде этого и нельзя увидеть! Да мало того, он еще рассказывает об этом своем происшествии в присутствии дам!»
«В светской жизни, — объяснял Честерфилд, — человеку часто приходится очень неприятные вещи встречать с непринужденным и веселым лицом; он должен казаться довольным, когда на самом деле очень далек от этого; должен уметь с улыбкой подходить к тем, к кому охотнее подошел бы со шпагой».
Лев Толстой в «Детстве», характеризуя отца Николеньки, отмечает: «Ничто на свете не могло возбудить в нем чувства удивления: в каком бы он ни был блестящем положении, казалось, он для него был рожден. Он так хорошо умел скрывать от других и удалять от себя известную всем темную, наполненную мелкими досадами и огорчениями сторону жизни, что нельзя было не завидовать ему».
Умение скрывать от посторонних глаз «мелкие досады и огорчения» считалось обязательной чертой воспитанного человека. К. Головин, вспоминая о князе Иване Михайловиче Голицыне, считавшемся «одним из лучших украшений петербургских гостиных», пишет: «Его неутомимая любезность никогда не становилась банальной и никогда не уступала место раздражению». Между тем все знали, что князю «было от чего раздражаться», — жизнь его вовсе не была гладкой и беззаботной.
Характерно замечание, которое делает маркиза своей дочери в романе Стендаля: «Вы чем-то недовольны, (…) должна вам заметить, что показывать это на бале нелюбезно».
В духе этих требований дворянского ребенка воспитывали с раннего детства, настойчиво и порой жестко.
Подобный эпизод отмечен в записках Порошина, наставника будущего императора Павла I. Десятилетний Павел так хотел пораньше лечь спать перед завтрашним маскарадом, что почти плакал от нетерпения.
Его воспитатель Никита Панин проводил мальчика в спальню, но строго отчитал его за несдержанность и рекомендовал сделать то же другим наставникам. Порошин наутро постарался показать великому князю всю «непристойность его поступка», с чем мальчик виновато согласился.
