Иван Полуянов - Деревенские святцы
Былому увлечению хорами свидетель церковь святителя Амвросия в Новодевичьем монастыре Москвы. Ее построил Борис Годунов рядом со дворцом для сестры Ирины, вдовы царя Федора Иоанновича.
Голубой полумрак под сводами, покрытыми настенной живописью. Огоньки лампад тепло и многоцветно высвечивают ризы, каменье образов, позолоту иконостаса.
Летний запах горячего воска свечей, душистого ладана… И сладкоголосье хора, музыка, очищающая душу до причастности к чему-то великому, для чего мала наша Вселенная!
22 декабря — Анна.
В устных календарях — темный день.
Зимы первенец, хмурень и ветрозвон: при нем вьюги, вихри легки на подъем, а когда солнышко проглядывает, за весь месяц на пальцах перечтешь. Глаз снегами тешит, на окнах ледяные травы пишет, ухо морозом рвет, да все-таки внук октября. Не зарекайся, что взамен стужи не подпустит грязь, не двинет колесить по полям на пегой лошадке!
Сходится и так, что гром грохочет, дождь поливает…
В чем не произойдет оплошки, так в том, за что день Анны прозван темным для устных численников, застолбивших самую длинную ночь годового круга. День нес приметы:
«Опока (куржевина) на деревьях — к урожаю».
«Волки стадятся».
В степях они сошлись свадьбы играть.
На Севере глубокий снег понуждает серых к поиску добычи семейными сообществами, при переходах использовать дороги.
Припозднился в пути, торопись к жилью: «Анна, гони лошадей!»
Темь. Храпят взмыленные кони, мечут в передок саней ошметья снега из-под копыт. Далеко дрожащие огни изб, близко стелются в дикой скачке звери. Гони… «Анна, гони лошадей!»
23 декабря — Мина, Ермоген, Евграф и Иоанн, Стефан и Ангелина.
Приметы, обряды к ним отсутствуют — зачем вставлять в строку? Думается, нужно — как подробность сельского быта, когда деревня сосредоточивала миллионы икон. Киот красного угла, божница с лампадой содержали иконы Спаса, Богородицы, Николы Угодника, святых, тезоименных хозяевам дома и т. д.
Выходит замуж девица, ей непременно доставалась икона Божией Матери либо святой, в честь которой невеста наречена. Такой иконой родители благословляли дочь на новую жизнь. Помимо «благословляющего образа» северянкам вручали «запостельный образ» — икону, водружавшуюся над брачным ложем молодых. Поэтому сегодняшняя именинница могла внести в дом мужа как приданое икону своего ангела, просветительницы Сербии XV века святой Ангелины.
24 декабря — Даниил, Никон, Лука.
К дню Анны урок — проведать зимующих пчел. Сегодня кур покорми, хозяйка, из правого из рукава: раньше будут нестись!
«Обычай старше закона». От людей отставать негоже. Не по обычаям, то по привычке, а исполняй заветы старины.
Нельзя пропустить, что случалось обманываться и календарям. Нетерпение оставить позади темные дни подстегнуло крылатую молву:
«Варвара ночи урвала, дню притачала».
Забегала вперед Варюха на целую неделю…
25 декабря — Спиридон.
В устных календарях — солноворот.
С него, никак не раньше, велся отсчет прибыли дня «на гусиную лапу», «на куриный шаг». С него всерьез «солнце на лето, зима на мороз».
Степенные деды обменивались мнениями:
«На Спиридона с утра солнечно — весной не торопись с ранним севом».
— Верно-верно! Сей, на то взирая, когда пасмурно. С утра в день-Спиридон небо в заволоке — сев средний будет удачлив, вечер пасмурный — поздний сев оправдается.
У кого сады, полагалось яблони трясти с приговором на прибыль света, на благополучную зимовку деревьев: «День-Спиридон, подымись вверх!» Ликованьем, кликами, песнями провожала детвора закат солнца:
Солнышко, повернись!Красное, разожгись!Красно солнышко, в дорогу выезжай!Зимний холод забывай!
В древности возжигали «живой», полученный трением огонь. Отголоском этого обычая позднее выступил обряд катания горящего колеса с горы. Колесо — символ солнца, космоса, бесконечности движения:
Колесо, гори, катись,С весной красною вернись!
Вижу родную деревню, ее дома и березы, нашу избу в усторонье, тремя ее окнами к Магрину бору, на исполинские сосны у гумна и дедову охотничью лыжню.
Моя бабушка, Агния Игнатьевна, в памяти хранила россыпи сказок, бывальщин, строй множества обрядов. По духу, по сути ей обязаны появлением эти календарные обзоры.
Не катали у нас колеса. Прошлое заслонялось новью и не скажу, строго ли соблюдался у нас также обет двенадцати поленьев: белокорые, березовые в день по одному откладывали — в сочельник печь топить, кашу варить.
26 декабря — Евстрат, о ком пометка, что он «солнышку рад».
«Солнышко в рукавицах (туманное) — к холоду».
«От солнца ноги (лучи пучками вниз) — на морозы, хвост (пучки вверх) — к вьюге».
«Солнце с ушами — на морозы…»
Евстратов день увлекал к прилежности в наблюдениях, заставляя вспомнить августовских погодоуказчиков. Будто бы двенадцать суток выверяют ход по годовому кругу: от погоды 26 декабря зависит январь, 27 декабря строит погоду февраля, 28 декабря — марта.
«Евстрат солнышку рад», а ребятня деревенская?..
Лес как околдован, стежки-дорожки запуржило. Дугой согнуты гибкие черемухи, ивы вмерзли вершинами в суметы, перегораживают пути проведать Городишну-реку, ее берега, луга-наволоки.
Недоступен Магрин бор, за вьюги, морозы поседелый. Зайцы из него ночью выбегают к огородам, тетеревье осыпает березы поклевать почек.
Плетешься, бывало, на гумно, ресницы склеиваются, так жжет стужа, спирая дыхание; глаза слепнут, так сверкает, искрится вокруг.
Снег в густом накрапе, у скирд соломы, кладей льна сплошная путаница, разве что дедушка разберется, чьи следы — ласок, горностаев или мышей, но, наверное, всех разом.
Вдруг хлопанье крыльев: выпустило гумно птиц, хвосты на просвет красные.
Куропатки…Полевые куропатки!
За ними с истошными воплями вылетели крикуньи сойки, хохлатые, с голубым оплечьем, потом брызнули врассыпную воробьи. Сколькой живности давали гумна зимой приют и пропитание!
Ступишь за ворота, и обнимет потемень. Не скоро различишь на стропилах осиные гнезда. Бабушка говорит, что осы в гумне — к урожаю, что Евстрат дня прибавляет на пядень. А дедушка сказывал: раньше парни учились плясать «оттоп», «сударушку», «восьмерку» в гумнах, коли святки на носу.
Пока некому плясать, ужо я подрасту. Дивья сойкам, воробушкам: ишь, сердятся, раз их пугнул. В темечко бы клюнули, да на мне во какая шапка! Нечего разоряться, ишь, прижились на даровом-то!
Все декабри детства отложились у меня в один день — радостный, солнечный, со слепящим сиянием снегов, с лесом, окованным стужей, когда вылетели в трепете крыльев из темного провала гумна серые куропатки…
27 декабря — Калинник.
Чему он соответствовал, знать, в веках утратилось, а что-то значил, если устные численники ему уделили строку нерукотворную.
На мерзлой калине розовые свиристели, на ольхах чечетки, в городах на колокольнях, куполах церквей серые вороны.
Им наши стужи — светлый рай, гостьям зимним из края полярной ночи!
28 декабря — Трифон Печенгский, Кольский.
Еще один пример, что и окраины Руси имели своих святых покровителей.
К Коле отношение было настороженное у приезжих. Перво-наперво по природным условиям. Залив, простоявший зиму открытым, мог вдруг весной льдами запереть промысловые суда. «Кольская губа — что московская тюрьма» — крылатая молва поморов, видать, не раз ждавших у моря погоды. Народ отпетый заносило в Колу: «Человека убить — что кринку молока испить». «Кто в Коле три года проживет, того на Москве не обманут».
А земледельцы глубинной Руси длили пророчества по приметам:
«Иней на деревьях — к урожаю овса».
«Гладкий снег на полях — к недороду».
На пядь к весне ближе, и о чем у пахаря думушки, если не о хлебушке!
Различие между холодами оттеняли завзятые природознаи.
29 декабря — Аггей.
Пришел Аггей с морозом, когда «воздух зябнет, инеем сеет». Ну, «зима за морозы — мужик за праздники»! Смекала деревня: «Коли утром на Аггея большой мороз, то он простоит до Крещенья». «Если на деревьях иней, святки будут теплые».
30 декабря — Данила.
Гнетет стужа: «На Данилу топи печку, чтобы на два дня тепла хватило».
Поздним вечером молодежь жгла костер. Распалится жарко пламя, в огонь бросали трех снежных кукол: быстро костер погасится тающим снегом — святки-колядки выстоят при ведреной ясной погоде; тлеют поленья — лютые морозы, метели, чего доброго, помешают веселью.
Снежных кукол потому три, что с ветхозаветным пророком Даниилом в духовных святцах соединялась память по отрокам Ананию, Азарию, Мисаилу. Лет триста назад в храмах Вологды, Великого Новгорода, Москвы разыгрывалось «Пещное действо» про то, как царь Навуходоносор изваял себе монумент для поклонения подданным. Кто смеет уклониться, тому казнь в «пещи» — печи раскаленной. Троих юношей, отказавшихся исполнить приказ, низринули в оную, да ангел спас, ибо грех поклоняться, яко Богу, земным владыкам.
