Николай Ссорин-Чайков - Топография счастья
Когда Роза, двадцатилетняя малайская женщина, собиралась замуж за своего малайского друга, она обратилась в салон Надивы с четким представлением о том, что ей хотелось бы надеть на свадьбу. Розе был нужен традиционный малайский костюм для основной части церемонии, но при этом она знала, что классический цвет султаната — золотой — ей не подойдет. Надива согласилась: когда свадебный помост, занавески и костюмы выполнены в золотом цвете, все выглядит желтым, и единственное, что можно различить на фотографии, это глаза и волосы. Роза решила взять костюм модного в 2009 году зеленого цвета; более того, она рассчитывала отыскать платье цветочной modiflkasi, которое заприметила на свадьбе своей лучшей подруги и которое ей очень понравилось. Между тем жених Розы выбирал из костюмов, традиционных для Мингкабау, и остановился на пурпурном, который, по его словам, был «очень хорош» и напоминал наряды его родителей, распространенные в Париамане, на Западной Суматре. Помимо этого, Роза попросила найти для нее особое платье, которое она видела у другой своей подруги, — на сей раз скроенное по образцу с Западной Явы. В нем ей понравились прежде всего цветы и modiflkasi; только увидев это платье на свадьбе, она сразу же справилась, в каком салоне его заказали. Эти поиски и привели Розу и ее жениха к Надиве, с которой они затем подписали контракт на обслуживание всей свадьбы.
Я спросил у Надивы и ее брата Фадли, нормально ли, что люди заказывают те костюмы, которые они видели на других женихах и невестах. В европейской и американской мысли и литературе, добавил я, считается, что надевать уже ношенную кем-то одежду — позорно. Сестра из произведения Уолдорфа «А kid on the Comstock» клянется «скорее умереть старой девой, чем надеть уже ношенное свадебное платье» (Waldorf 1968:45); а героиня-антисемитка Джил из романа Тёрстона, столкнувшись с перспективой зарегистрировать брак, говорит, что «ее жених едва ли смог бы сильнее навредить их любви, чем предложив ей надеть ношеное свадебное платье, заказанное у какого-то еврея-портного с Уайт-чепел-роуд» (Thurston 1919: 161)[431].
Ответ Надивы на мой вопрос показал, что в случае с pribumi это довольно запутанная проблема. Поскольку ее семья владела свадебным салоном, Надива и ее родня могли позволить себе надеть новые наряды, однако затем они все же переодевались в костюмы из ассортимента салона. Как она объяснила, наряжаться всем одинаково неприемлемо — не с точки зрения Надивы и ее сестер, а с точки зрения их родителей. Если бы гости стали рассматривать фотографии со свадьбы одной из дочерей, они бы сразу заметили, что остальные одеты точно так же, и решили бы, что финансовое положение семьи плачевное. Таким образом, потребление одних и тех же благ воспринимается скорее как признак бедности, нежели, скажем, как признак хорошего вкуса. Такое отношение, тем не менее, является скорее исключением, поскольку очень немногие семьи владели свадебными нарядами и могли использовать их как свою собственность. Подавляющее большинство тех, кто обращался в прокат, смотрят на дело по-другому: надевая костюм, который они видели на родственнике или на одном из друзей, они демонстрируют, что в состоянии выбрать вещь того же качества и потратить на это не меньше денег, чем другие.
В силу указанных обстоятельств и в соответствии с примерами, приведенными Розой, выбор костюма того же покроя, цвета или modifikasi, что и у других, представляется желательным. Конечно, многие пары приходят в салоны с ясным представлением о том, что им требуется, и часто без труда указывают, на какой свадьбе они присмотрели ту или иную modifikasi. Чтобы удовлетворить конкретный запрос, владелец салона либо использует возможности всего синдиката салонов, либо убеждает клиента в необходимости дополнительных трат, показывая новые или необычные модели из имеющихся в наличии. На самом деле даже покупатели новых костюмов все равно берут за образец то, что видели на других свадьбах — например, за пределами города. Поэтому принятое решение не абсолютно произвольно (см. Walsh 2005); оно укоренено в социальных связях и демонстрирует явное стремление сочетать стиль, которому подражают, с практическими требованиями, такими как доступные цены и удобство. Конечно, «ритуал быстрого переодевания» облегчает выбор: каждая смена костюма позволяет комбинировать modifikasi, а благодаря этому появляется относительная свобода потребительского выбора.
В своей работе «Мир товаров» (1996), которая в конце 1970-х годов открыла тему потребления для антропологии, Мэри Дуглас и Бэрон Ишервуд отмечают две особенно устойчивые черты потребительской практики, важные для нашего случая. Во-первых, они рассматривают символический аспект потребления в качестве основного. Возможность обсуждать с другими продукт потребления, поскольку о нем существует коллективное знание (авторы приводят в пример спортивные игры и журналы), является важным каналом коммуникации, через который устанавливаются и поддерживаются социальные связи. Конечно, в случае со свадьбой жених и невеста (неподвижно, с молчаливым достоинством восседающие на свадебной софе) не могут принимать участия в обсуждении, но это не исключает обсуждений в ходе приготовлений к торжеству, а также постфактум, когда фотоальбом — зримый след потребительского выбора (документирующий и выставляющий этот выбор напоказ и в любой момент могущий стать предметом обсуждения) — дает визуальный повод для воскрешения в памяти всех имевших место взаимодействий.
Второй момент, который подмечают Дуглас и Ишервуд, состоит в том, что потреблением руководит желание сформировать то, что эти авторы называют «связью» (linkage): «потребность потребителя в благах является выражением более прямой потребности, состоящей в стремлении приобщиться к остальным потребителям» (Douglas, Isherwood 1996: 118–119). По контрасту с теориями соревновательного потребления, согласно которым совершение потребительских выборов, аналогичных выборам других, выражает соперничество либо стремление «не уступить Джонсам», Дуглас и Ишервуд подчеркивают, что в приведенных ими примерах можно видеть противоположную тенденцию — к созданию социальности (sociality). Как иначе установить отношения с Джонсами, спрашивают они (Douglas, Isherwood 1996: 90), если не через стремление быть с ними наравне? Это стремление к соотносительности может как помогать потреблению, так и препятствовать ему, ведь подобное поведение нивелирует потребительские различия. Это положение иллюстрируется рядом этнографических примеров. Так, они обращаются к исследованию Денниса и др. (1956), проведенному в шахтерском городке Йоркшира. Исследование показало: стремление поддерживать социальные связи, избегая при этом социальной стратификации, вело к тому, что шахтеры предпочитали тратить излишек зарплаты на алкоголь и азартные игры. Это позволяло им выделять на семейные расходы одинаковые суммы — по их выражению, «платить налог жене», в результате чего все домашние хозяйства в среднем находились на одинаковом уровне материального достатка (Douglas, Isherwood 1996:123–126). Тоже наблюдалось и с потреблением телефонных услуг в Великобритании, что оказалось направлено на синхронизацию потребительского поведения людей. Те, кто не имел друзей с телефонами, и сами были не склонны покупать телефон; и наоборот, потребители, которые покупали телефонный аппарат по той причине, что он позволяет экономить время, подталкивали своих знакомых последовать их примеру (Douglas, Isherwood 1996: 92).
Такого типа взаимозависимость обнаруживается и в том, как молодожены на Кепри выбирают свадебные костюмы и фотосъемку церемонии. Выбор наряда лишь отчасти определяется соображениями вкуса и модных тенденций. Большую роль при этом играет соотнесение своего выбора с выбором других потребителей свадебных товаров и услуг.
Примером тому служит следующая история. Однажды несколько женщин обратились за советом к пожилой малайке по имени Сити, чья дочь Нурул два года назад вышла замуж. Угостив своих знакомых сладким чаем и фруктами, Сити перешла к демонстрации фотоальбома со свадьбы Нурул. На первых фотографиях были запечатлены досвадебные ритуалы: омовение Нурул настоянной на цветочных лепестках водой и украшение ее рук хной (тут Сити одобрительно заметила, что все мероприятия осуществлялись в строгом соответствии с традиционными малайскими обычаями — adat; гостьи, тоже малайки, одобрительно кивали). Затем перешли к дневной церемонии. Одна за другой следовали фотографии Нурул и ее мужа в яванской, малайской, бугинезской и «западной» одежде (последний вариант состоял из смокинга для мужа и шокирующего розового платья для жены).
«Ого, отличные наряды!» — воскликнула одна гостья, попросив Нурул взглянуть на фото и уточнить, какой именно вариант цветочной modifikasi был на бугинезской юбке её дочери. «Спасибо, — ответила та. — А как вам вот такой вариант? Хорош, не правда ли? Это то, что моя сестра выбрала на свою свадьбу. Когда я его увидела, то подумала, что хочу выйти замуж в таком же, что хочу быть похожей на Эку». Она обвела глазами комнату, чтобы найти Эку, и они обменялись улыбками. Сити, наблюдая эту сцену, добросердечно рассмеялась. «Эти сестры всегда были близки! — провозгласила она. — Ничего удивительного нет в том, что Нурул хотела надеть ту же modifikasi, что и Эка. А вот на этот посмотрите, — и она указала на волнистую полосу на рукаве яванского костюма. — Его надевала школьная подруга Нурул!»
