Владимир Винокуров - Введение в феноменологию религии
То, что окружает сакральный центр – это его собственное проявление – иерофания (М. Элиаде), образующая все многообразие исторических религий, представлений и переживаний. Отношение этих трех концентрически организованных областей описывается понятием «корреляция». Дивинация как раз и выступает одной из возможностей установления корреляции между областями проявления священного. Другой возможностью осуществить связь трех областей является священнодействие – ритуал, принцип которого «обмен» силами, то есть для того чтобы получить, необходимо отдать. Это принцип жертвоприношения.
С тем, что между всеми окружностями существует корреляция, по мнению Ф. Хайлера, связан тот факт, что невозможно создать чисто духовную религию, исключающую священные предметы, хотя попытки к тому были неоднократные. Иными словами, для религии оказывается справедливым положение теории познания: нет ничего в духовном такого, что до этого не было в чувственном. Религия проявляет себя во внутреннем единстве трех сфер – предметов, представлений и переживаний.
С утверждениём этого единства связан еще один элемент, играющий значительную роль как в религии, так и в магии – чудо. Од на ко в феноменологии магия и религия различаются. Первая, прежде всего – техника, которой можно обучиться, она основывается на неких, пусть и непонятных для большинства, но все же законах; это нечто, постоянно сопоставляемое с наукой, – либо сверхнаука, либо протонаука, преднаука, донаука. Магия для одних – эзотерическая собственность узкого круга посвященных, для других – пустая фантастическая теория и деятельность, но общее в оценке – расчетливый характер такой деятельности. Из-за него магия лишена собственно религиозного элемента – благоговейного страха перед святым, иными словами, в ней отсутствует иррациональный компонент, который Р. Отто и называл нумен. Это разделение религии и магии, конечно, слишком механическое, их феномены проникают друг в друга, и только в идеале, в пределе это, по-видимому, действительно так, и маг должен преодолеть страх, выполняя свою операцию.
Хороший портрет жреца – мага дает А. Тахо-Годи. Исследуя орфические гимны в связи с мистериями античности, она замечает: «В орфических гимнах мы как бы снова возвращаемся к первобытному миру, но только участники действа отнюдь не давние гомеровские герои, наивно, простодушно и настойчиво умоляющие о помощи божественного покровителя, а участники орфического сообщества последних веков античности, от лица которых говорит ученый, поэт (может быть, и жрец), философски и художественно изощренный, знаток таинственных божественных имен, не произносимых вне круга посвященных».[56] О неразглашении элевсинских таинств прямо предупреждает, устанавливая их, Деметра, в посвященном ей V гомеровском гимне: «Об них [таинствах. – В. В.] ни расспросов делать не должен никто, ни ответа давать на расспросы».[57] Как поясняет последствия нарушения запрета Апулей, «одинаковой опасности подвергаются в случае такого дерзкого любопытства и язык и уши».[58]
§ 4. Структура священного мира в феноменологии Фридриха Хайлера и концепция четырех миров в каббале школы Ицхака Лурии
Ключевое понятие феноменологии религии Фридриха Хайлера, понятие структуры священного мира, можно сопоставить и сравнить с одним из ключевых космогонических представлений каббалы – концепции четырех миров. Следует отметить, что речь не идет о генетическом родстве этих концепций, то есть не предполагается, что космогония Ицхака Лурии (Рабби Ицхак Лурия Ашкенази, 1534–1572) и его школы оказала сколь-нибудь существенное влияние на формирование феноменологии Фридриха Хайлера, тем более на его понимание структуры священного мира. Целью является топологическое сопоставление основных фигур, одна из которых представляет структуру священного мира в феноменологии Хайлера, другая космогоническую концепцию каббалы. Отношения, которые мы попытаемся вскрыть, являются отношениями проекции, или, по выражению Анри Пуанкаре, качественной геометрии, где каждой точке одной фигуры ставится в соответствие точка другой фигуры, тем самым обе фигуры становятся топологически однородными или подобными.
Основанием данной попытки сравнения является то, что и Хайлер, и космогоническая модель каббалы представлены в идеограмматической форме, то есть используют одну из форм рисуночного письма, соединив словесное описание с наглядным схематическим изображением, тем самым не только описывают соответствующие модели, но и показывают их, используют форму языка, который не только именует предмет, но и показывает его.
Рассматривая космогоническую модель каббалы, Хайлер замечал, что она основана на взглядах Филона, неоплатоников, неопифагорейцев и гнозиса. В космогонии Лурии все порождается из бесконечного света: «прежде, чем были созданы создания и сотворены творения, простой высший свет заполнял всю реальность» (Ицхак Лурия, «Эц Хаим» (Древо жизни).[59]
Это Безграничное и Беспредельное Пребывание не поддается описанию и лишь гипотетически разделено на три части: Эйн – Все; Эйн Соф – Беспредельный Единый и Эйн Соф Аур – Беспредельный Свет. Смысловые части, составляющие имя этого высшего простого света, следующие: AIN (Айн) – отрицательная частица «не» (ничто), SVP (Соф) – конец, предел, следовательно AIN SVP (Айн Соф) – бесконечное, беспредельное, AVR (Аур) – свет. Этот свет не собирается в центре и не исходит из него, но уходит, освобождая пространство, которое хотя и круглой формы, но тем не менее без центральной точки: «место этого пространства было круглым со всех сторон».[60]
Понятие бога чисто мистическое: бог невидим, непознаваем, не имеет атрибутов, что выражается формулой AIN SOPH («без конца»). Бог показывает себя в целом ряде потенций – в десяти Sphirot («сферы»), которые представляют собой внутри божественный процесс в единстве и влияют друг на друга. Эти сферы собраны в «прачеловеке» (adam qadmon), т. е. в небесном прообразе человека. Из этого духовного мира сфер, называемого «миром излучения» (olam hacasilut), вытекает в соответствии с эмманистическим учением о сотворении «мир творения» (olam ha-bria), в котором царит «присутствие» (skina) бога. Из этого мира происходит, в свою очередь, «мир образования» (формирования) (olam ha-jsira), ангелы и злые космические духи, а из этого мира – «мир изготовления» (именуемый также миром действия) (olam ha-asijja), к которому относится материальный мир, находящийся в постоянном изменении и потому являющийся кажущимся миром.
Приведенная выше концепция создания четырех миров, по мнению авторитетного комментатора «Эц Хаим» Бааль Сулама (Рав Йегуда Лейб Алеви Ашлаг (1884–1954)) может быть изображена как четыре концентрических кольца: «эти 4 стадии как 4 окружности, одна в другой, подобно оболочкам луковицы, где центральный круг – это стадия 4, ее окружает стадия 3, а ее окружает стадия 2, а ее окружает стадия 1».[61]
Однако в некотором смысле структура священного мира Хайлера оказывается противоположной мирам каббалы, в последней ближе всего к центру оказывается последняя стадия космогенеза – собственно материальный мир, в то время как у Хайлера ближе к центру круг священных переживаний. Соединение фигур обоих концепций и даст нам наглядный образ compositum oppositorum (композиция контрастов или соединение противоположностей).
В сакральной геометрии фигура, в которой точка центра одного круга находится на окружности другого круга, получила название Vesica Piscis (лат. – рыбий пузырь).[62] Граница одного круга проходит через центр другого круга и наоборот. Область пересечения двух окружностей образует фигуру, напоминающую зернышко миндаля, называется мандорлой (от ит. Mandorla – миндаль).[63] В свою очередь, «образ зернышка» в истории религии связан не только с культом плодородия, но и с культом мертвых. Все исследователи культа мертвых сходятся в одном – мертвых почитали и боялись. Довольно рано «культ мертвых» соединился с «культом плодородия», создав основу «культа предков». И в этом соединении многие авторы видят корни основного религиозного переживания – страха и удивления одновременно. Страх связан со смертью, удивление и радость – с рождением.[64] Но страх перед мертвыми связан еще с одним мотивом – страх перед тем, что они могут нанести визит живым, поэтому магический круг охраняет живых от мертвых. Фигура, полученная соединением двух окружностей, напоминает не только «зернышко», но и «яйцо».
Ярчайшее выражение этой идеограммы понимания связи жизни и смерти мы находим в ритуальной практике и в древнейших, или восходящих к древности верованиях и мифах. Так, согласно верованиям этрусков, умерший человек становился яйцом, что можно видеть на изображениях ритуального пира, на котором покойный изображался с яйцом в руке, демонстрируя собравшимся свое новое пребывание. Судя по всему, яйцо еще не оплодотворено, поэтому для того, чтобы родиться заново, необходим акт оплодотворения, что отражено во многих мифологических космогониях о мировом яйце, и, как следствие, погребальный культ сочетался с оргиастическим культом (или приобретал сексуально-магический характер).[65]
