Дэвид Дрю - Майя. Загадки великой цивилизации
В период с 1524 по 1527 год грубый и жестокий подчиненный Кортеса лейтенант Педро де Альварадо в ходе варварских и кровопролитных кампаний покорил города-государства Киче, Какчикель и несколько маленьких крепостей в высокогорье Гондураса. При поддержке племен, ненавидевших майя, используя тот же принцип, что и Кортес — «разделяй и властвуй», — его способный ученик де Альварадо сначала натравил Какчикель на Киче, а затем спокойно разобрался с самим Какчикелем. После высокогорья пришла очередь равнинных майя.
На этот раз оставить свое имя в скрижалях истории выпало Франсиско де Монтехо, кстати, участнику экспедиции Грихальвы 1518 года. Он не участвовал в нападении на Теночтитлан, так как отбыл на родину с грузом награбленных ценностей, предназначавшихся королевской казне и лично королю Карлу V. Так называемая «королевская доля» составляла пятую часть добычи — золота, серебра, мозаики и красивых благородных перьев. Это были не только трофеи, отняты у народов, живших по берегам Мексиканского залива, но и дары, преподнесенные Монтесумой Кортесу в надежде предотвратить захватнический поход испанцев на Теночтитлан. В тот груз входили и некоторые сокровища, отнятые у майя на Юкатане, — например, книги с листами из обработанной коры деревьев, скорее всего, они попали к испанцам на острове Косумель. Среди них оказался и знаменитый «Дрезденский кодекс» — самая информативная из четырех дошедших до нас книг майя, названная так по месту современного хранения.
Доставив королевские сокровища в Испанию, Монтехо затем провел семь лет в ожидании специального разрешения на свои собственные завоевания в Новом Свете, а также соответствующего титула. В конце концов ему присвоили титул аделантадо Юкатана (от исп. adelantado — «первопроходец»). По сути Монтехо получил лицензию, индульгенцию и даже своеобразный заказ на захват и освоение богатств полуострова. Причем это разрешение на эксплуатацию заморских земель можно было передать по наследству своим отпрыскам. Чем не дворянский титул?
Две страницы из Дрезденского кодекса. Страница справа — колонка с так называемыми венерианскими таблицами (эфемеридами)
Мечта о завоевании «своей» Америки вылилась в 20 лет лишений и разочарований. Монтехо, в отличие от Кортеса и Альварадо, не умел создавать коалиции и временные альянсы и использовать противоречия, возникавшие в стане врага. «Свою» конкисту он начал в 1527 году, высадившись на многострадальном острове Косумель и на северо-восточном побережье Юкатана. Некоторые майя сразу же оказали жестокое сопротивление новым захватчикам, другие просто спрятались в густых джунглях. Несмотря на то, что вожди майя сдались испанцам без слов, их «подопечные» выходили из джунглей лишь для нападений на испанские гарнизоны, которые оставил Монтехо. В следующем году он покинул восточное побережье и перебрался на западное, где, на месте прибрежного торгового поста майя Шикаланго, основал Саламанку (по названию своего родного города). Это был первый испанский населенный пункт, основанный на Юкатане. В начете 1530-х годов экспедиция основала вторую базу, на этот раз в Кампече. В течение нескольких лет люди Монтехо строили дороги и укрепления, оживляя монотонный и скучный ландшафт Юкатана, а также налаживали дружеские связи с многочисленными местными царьками. Сын Монтехо, Франсиско-младший, на некоторое время захватил крупный город майя Чичен-Ицу, превратившуюся к тому времени обезлюдевший город-призрак, поглощенный джунглями. Покорение майя в этих местах стало казаться делом малоперспективным, не сулящим никаких особых материальных приобретений. Усердная и не обещавшая мгновенного обогащения работа здесь, на Юкатане, выглядела нелепой, особенно после новостей и слухов, доносившихся откуда-то с далекого юга. В южноамериканских Андах начала свою фантастическую эпопею команда Франсиско Писсаро. Любопытно, что первый контакт с инками произошел так же, как и с майя: люди Писсаро перехватили торговый плотик, дрейфовавший неподалеку от того побережья, где сейчас находится Эквадор. К изумлению испанцев, плотик был нагружен драгоценными металлами. Стало ясно, что империя инков куда как богаче, чем империя ацтеков, и вскоре люди Монтехо ринулись на поиски Эльдорадо. К 1535 году на Юкатане не осталось ни одного испанца. Сам же шестидесятисемилетний Монтехо, одряхлевший и уставший, отошел от дел и ни о каких авантюрах уже не помышлял.
В тех землях нет ни единой речушки, хотя есть озера; холмы там скалистые и безводные. Вся земля покрыта хилым кустарником, и она такая каменистая, что не найти ни одного квадратного фута почвы. Золота открыто не было, и вообще ничего такого, из-за чего можно было бы разбогатеть. Местные жители большей частью распутнее и коварнее, чем где бы то ни было в уже открытых землях. При этом они еще не убили ни одного христианина в честном бою, а только исподтишка. Ни разу они еще не объявили войны, и всего добиваются хитростью.
После того как в 1540 году Монтехо-младший возобновил завоевание Юкатана, люди, которые за ним последовали, уже не питали никаких иллюзий относительно новых открытий. Все, на что они рассчитывали, — поработить коренное население, поселиться в укрепленных пунктах и жить за счет порабощенных. По видимости, с 1515 года, если не раньше, у испанцев появился грозный союзцик. Сами того не ведая, они развязали против коренных народов Америки настоящую биологическую войну: азиаты, многие тысячелетия назад пересекшие Берингов пролив и расселившиеся по всей Америке, совершенно лишились иммунитета против болезней, свирепствовавших в Старом Свете. Над юкатанскими майя раздался погребальный звон — на испанских каравеллах вместе с конкистадорами прибыла оспа, а вместе с корабельными крысами — чума. К 1547 году, всего за тридцать лет, население Юкатана сократилось на три четверти. Деморализованные, изнуренные, подавленные постоянным натиском испанцев и эпидемиями, майя сдались. В1542 году среди руин древнего города Тихоо испанцы основали будущую столицу Юкатана — Мериду. Дальше больше — в 1546 году Тутуль Шиу, правитель Мани (самого могущественного государства того времени на северо-западе) установил теплые отношения с испанцами и даже принял христианство. За ним последовали многие другие, и, даже несмотря на короткую вспышку сопротивления на востоке, к концу 1547 года вся северная часть полуострова была завоевана окончательно.
Осев всерьез и надолго на завоеванных землях, испанцы — конкистадоры и просто поселяне — отнеслись к культуре порабощенных народов без всякого любопытства (разве что в случае крайней административной необходимости). Куда больший интерес к искусству коренных жителей Америки неожиданно проявился за тысячи километров — в Старом Свете. Гуманисты, антиквары, схоласты и простые обыватели Европы XVI века, затаив дыхание, слушали романтические истории о покорении далеких, загадочных земель. Главную интригу создавали, конечно, многочисленные артефакты, подобные тем, что привез Монтехо. Текстиль, изделия из перьев, маски, инкрустированные бирюзой, орнаменты из золота — все это увидел и оценил Альбрехт Дюрер в 1520 году на выставке в Брюсселе. «Никогда еще за все прожитые мной дни я не видел ничего, что так радовало бы мое сердце, как эти вещи. Я увидел среди них прекрасные произведения искусства, которые заставляют восхищаться утонченностью и гениальностью народов, населяющих неведомые земли».
В эпоху Возрождения не только появился интерес к изучению классической античности, но и возникла мода на ее символику и артефакты. По всей Европе в парках, замках и дворцах принцев, аристократов и нуворишей поселились бесчисленные статуи Венер, Аполлонов и Гефестов. И вот нежданно-негаданно возникла Америка… Не мифология из бесконечно далеких времен, а вполне осязаемая, хотя и географически отдаленная, реальность. Теперь, на волне любопытства и моды на все необычное, среди сильных мира сего стало принято заводить нечто вроде «коллекции курьезов», или кабинета редкостей. Туда в кучу сваливали раковины, останки рептилий, камни-самоцветы, чучела экзотических животных, гигантские зубы — в общем, те предметы, которые трудно классифицировать, но которыми можно было похвастаться перед гостями.
В бассейне Карибского моря в самом начале грабительского этапа (в 1492-1520-е годы) испанцы вели себя как грубые, алчные и жестокие пришельцы, прибывшие лишь для того, чтобы намыть золота и, превратившись в нуворишей, вернуться на родину. Считалось, что к местным жителям нужно относиться как к рабам или как к балласту. Либо они помогают намывать золото, либо мешают. «Индейцы ходят голые, не испытывая никакого стыда. Они грубые, жестокие и бесчувственные… у них нет ни ремесел, ни искусств, ни нормальных человеческих манер», — повествуется в одной из хроник. То есть, на средневековый взгляд завоевателей, это были полулюди-полуживотные, годные лишь для рабского труда; дикари, попрятавшиеся в густых лесах на задворках цивилизации. Тем не менее острая нужда в новых рабах и ресурсах гнала конкистадоров в глубь Месоамерики, где они, в конце концов, открыли для себя майя и ацтеков. К своему изумлению, здесь они столкнулись с высокоорганизованными обществами, строившими города, занимавшимися торговлей и сельским хозяйством и имевшими большинство атрибутов, характерных для настоящей государственности.
