Евгений Деменок - Вся Одесса очень велика
Обидела ли его эта слава – или, наоборот, он обрадовался возрождению хотя бы в таком виде памяти об отце, которого горячо любил – мы уже не узнаем. Евгений Шмидт вёл замкнутый образ жизни и так и не стал своим в кругу эмигрантов – для «белых» он был слишком «красным», для «красных» – слишком «белым». В Париж он перебрался именно из-за конфликтов с пражскими эмигрантскими кругами. Нуждался, брался за любую работу, жил в одиночестве. В последние годы он провёл в приюте «Маленькие сёстры бедных» на улице Сен-Жак. Евгений Петрович Шмидт-Очаковский умер 25 декабря 1951 года и похоронен в общей могиле. Место его захоронения неизвестно.
Две экранные встречи Ильфа, Петрова и Праги были гораздо более оптимистичными.
Более того – самая первая экранизация «Двенадцати стульев» была именно чехословацко-польским проектом. Вышедший в 1933 году одноимённый фильм был снят чешским режиссёром Мартином Фричем и поляком Михалом Вашиньским, а роль Кисы Воробьянинова сыграл известный чешский актёр, директор Театра комедии Власта Буриан. Роль Остапа Бендера (в фильме это антиквар Камил Клёпка) сыграл польский актёр Адольф Дымша, а весь сценарий был адаптирован под европейские реалии – чехи и поляки не поняли бы тогда, что такое экспроприация имущества. Сюжет был таким. Пражский парикмахер Фердинанд Шуплатко получает письмо, в котором сообщается, что умершая в Варшаве тётушка оставила ему огромное наследство. Он бросает всё и уезжает в Польшу, по дороге истратившись в пух и прах. Но… в пустом доме он находит только двенадцать старых стульев, которые, недолго думая, сдаёт в антикварный магазин. Той же ночью Фердинанд находит записку от тётушки, в которой говорится, что сто тысяч долларов спрятаны ею в одном из стульев. Он бросается к антиквару, но уже поздно – стулья распроданы поштучно. Фердинанд рассказывает антиквару о спрятанном сокровище, они решают действовать совместно и отправляются на поиски стульев. Увы, безуспешно – главный стул попал в детский приют, и найденные в нём деньги пошли в пользу сирот как вклад анонимного пожертвователя.
Ильф и Петров знали об экранизации – во время своего первого визита в Варшаву в январе 1934 года они присутствовали на показе фильма; после сеанса их неоднократно вызывали на сцену. Авторы встретились тогда с Адольфом Дымшей – он рассказал об этой встрече в своём интервью «Литературной газете» в 1960 году.
Кадры из чехословацкой экранизации романа «Золотой телёнок»
Роман «Золотой телёнок» был экранизирован в Чехословакии в 1970 году – через два года после самой первой, канонической советской экранизации с Сергеем Юрским в главной роли. В чехословацком прокате фильм вышел под названием «Командовать парадом буду я», режиссёром фильма стал Ярослав Мах. Действие было перенесено в шестидесятые, Остап стал шофёром и сменил имя на Фолька, а Корейко получил имя Альфонс Дртилек. И, хотя все герои получили свои собственные чешские имена, сюжет адаптировать уже не пришлось – к тому моменту чехи на собственном опыте узнали о «прелестях» социализма.
Вообще история экранизаций романов Ильфа и Петрова в достаточной степени курьёзна. После чешско-польской экранизации «Двенадцати стульев» фильмы по роману были сняты в Германии (1938 (!) год), Бразилии (1957), на Кубе (1962) и только после этого в СССР (1966). Роман был экранизирован в США, Германии, Австрии и даже в Иране. «Золотой телёнок» был в первый раз экранизирован в 1968 году – через тридцать семь лет после выхода романа. После СССР фильмы по роману были сняты в Чехословакии и Венгрии. Почему же быстро ставшие классическими романы были экранизированы в Советском Союзе с таким опозданием? Они ведь и сегодня кажутся многим очень «советскими» и «идеологически выдержанными». Отчего же такая задержка?
На самом деле Ильф и Петров ходили по тонкому льду.
«Ильф и Петров, два необычайно одарённых писателя, решили, что если взять в герои проходимца авантюрной складки, то, что бы они ни написали о его похождениях, критиковать их с политической точки зрения всё равно будет невозможно…
В итоге Ильф с Петровым, Зощенко и Олеша ухитрились опубликовать несколько безупречных по качеству литературных произведений, пользуясь этим принципом, давшим им полную независимость, поскольку их персонажи, сюжеты и темы не подлежали политической трактовке. До начала тридцатых это им сходило с рук», – сказал Владимир Набоков в 1966 году в интервью Альфреду Аппелю.
До начала тридцатых… Опубликованный в 1928 году и моментально ставший популярным роман «Двенадцать стульев» серьёзная критика впервые заметила… через год. Это молчание объясняется просто – менялась политическая конъюнктура, и роман не «вписывался» в неё. Более того, первые рецензии в газете «Вечерняя Москва» и журнале «Книга и профсоюзы» были откровенно разгромными. Эти рецензии и молчание критиков крупных столичных литературных журналов – «Красной нови», «Октября», «Нового мира», при всём при том, что книга мгновенно разошлась на цитаты, были настолько оглушающими, что сподвигли Осипа Мандельштама и Юрия Олешу заступиться за авторов. Помимо политической конъюнктуры (борьба с Троцким, Бухариным и т. д.), немалое влияние на такую странную реакцию критики оказало и увольнение со всех постов друга и покровителя авторов Владимира Нарбута – именно он был главным редактором журнала «30 дней» и издательства «Земля и фабрика», в которых был напечатан роман. Наконец, 17 июня 1929 года в «Литературной газете» была опубликована статья Андрея Тарасенкова «Книга, о которой не пишут», начинавшаяся фразой: «Коллективный роман Ильфа и Петрова, как правильно отметил Ю. Олеша в своей недавней анкете в «Вечерней Москве», незаслуженно замолчан критикой». По сути, эта статья стала официальной «справкой о благонадёжности» для книги. Что сыграло свою роль в таком резком изменении отношения к роману – то, что после опального Нарбута авторы нашли себе покровителя в лице стремительно набирающего авторитет Михаила Кольцова, благожелательный отклик Бухарина, который сам вскоре попадёт в опалу, очередное изменение конъюнктуры? Пожалуй, всё это вместе. Но, несмотря на последующие хвалебные отзывы, советские власти так и не приняли роман до конца. История его экранизаций – лишнее тому подтверждение. Похожая реакция ожидала и «Золотого телёнка» – Главлит отказался печатать роман отдельной книгой, Александр Фадеев, а вслед за ним критики разгромили авторов, и лишь после вмешательства Горького и Луначарского роман удалось напечатать.
Пожалуй, именно зарубежные экранизации обоих романов поставили точку в споре о том, «советские» ли они. Именно адаптации сюжетов под реалии совершенно разных стран подтвердили, что «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» – классические плутовские романы, продолжившие в XX веке многовековые традиции этого жанра.
Проходят столетия, меняется название страны и общественный строй, но Прага всегда прекрасна, а традиции её неизменны. Я читал «Двенадцать стульев» в Одессе, в квартире на улице Ильфа и Петрова. Самое время перечитать «Золотого телёнка» на улице Кременцовой в Праге, в пивоварне «У Флеку», где ужинали Ильф и Петров и где своё собственное пиво варят вот уже пятьсот лет.
Лев Магеровский – хранитель русских архивов
Что делает приличный одессит, попавший на довольно продолжительное время в другой город или страну?
Правильно. Ищет там других одесситов.
Что делает приличный одессит-исследователь, попавший в библиотеку или архив другого города или страны?
Правильно. Ищет сведения об одесситах, которые там жили или работали.
Так случилось и со мной, когда я впервые попал в Славянскую библиотеке в Праге и узнал о находящемся в ней Русском заграничном историческом архиве.
Лев Флорианович Магеровский
РЗИА был основан в Праге в 1923 году, и миссией его было приобретение, сбор и сохранение любых печатных и рукописных материалов по истории русского общественного движения, войны, революции, Белого движения в эмиграции (газет, журналов, брошюр, отчётов, дневников, фотографий, рисунков и т. д.). Архив занимался активным сбором документов двадцать два года, и за это время в нём были накоплены поистине бесценные материалы. Каково же было моё изумление, когда я узнал, что одним из создателей архива был одессит – Лев Флорианович Магеровский! Это имя было мне совершенно не известно, так же, как – уверен, – и подавляющему большинству одесситов сегодня. И я шаг за шагом начал собирать биографические данные Льва Флориановича, чтобы вернуть его имя Одессе.
Но перед тем, как рассказать о нашем выдающемся земляке, позволю себе небольшой исторический экскурс, объясняющий читателю, почему Русский исторический архив был собран именно в Праге.
