Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков
Исследователь подчеркивает неслучайность частого повторения этой цифры в романе. «Согласно учению пифагорейцев, – пишет Белов, – …число 7 является символом святости, здоровья и разума. Теологи называют число 7 «истинно святым числом», так как число 7 – это соединение числа 3, символизирующего божественное совершенство… и числа 4, числа мирового порядка; следовательно, само число является символом «союза» Бога с человеком, символом общения между Богом и его творением. В Библии говорится о том, что в 7-й день, после шести дней творения, Бог почил. «И всякого скота чистого… по семи мужеского пола и женского» должен взять Ной в ковчег (Бытие, 7) и т. д. В Откровении Иоанна Богослова цифра семь несет в себе также глубочайший сакральный смысл: снятие семи печатей (гл. 6), семь ангелов с трубами (гл. 8), зверь с семью головами и с десятью рогами (гл. 13), семь ангелов с семью язвами, семь золотых чаш гнева Божия (гл. 15).
Белов полагает, что Достоевский, послав своего героя на убийство именно в семь часов, заранее «обрекает его на поражение, так как тот хочет разорвать «союз» Бога с человеком».
Восстановление этого союза, по мысли исследователя, должно снова пройти через это «истинно святое число», именно поэтому в эпилоге опять возникает число «семь» – уже как символ спасения: «Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия! <… > Семь лет, только семь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней» (См.: в Библии: «И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее» (Бытие, 29: 20).
В литературе о Достоевском отмечено также, что семь лет прожил с Марфой Петровной Свидригайлов – двойник Раскольникова, семь детей было у портного Капернаумова, «семилетний» голосок поет «Хуторок», семилетним мальчиком видит себя во сне Раскольников, семьсот тридцать шагов от дома Раскольникова до дома старухи и т. д.
Неоднократно указывается в романе на одиннадцать часов, что также непосредственно связано с евангельскими текстами. В одиннадцатом часу уходит Раскольников от умершего Мармеладова. К Соне первый раз Раскольников приходит в одиннадцать часов (в эту встречу Соня читает ему историю о воскрешении Лазаря). «Я поздно… Одиннадцать часов есть?» – спросил он, все еще не поднимая на нее глаз. «Есть, – пробормотала Соня. – Ах да, есть! – заторопилась она вдруг, как будто в этом был для нее весь исход, – сейчас у хозяев часы пробили… и я сама слышала… Есть!» На другое утро после посещения Сони, «ровно в одиннадцать часов», Раскольников приходит в отделение на допрос к Порфирию Петровичу.
Число «одиннадцать» восходит у Достоевского к евангельской притче о работниках в винограднике и плате им (Мф, 20: 1—16). Эта притча о том, что «Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой». Выходил он нанимать их около третьего часа, около шестого и девятого и, наконец, последних работников нанял около одиннадцатого часа. Вечером же всем работникам было уплачено поровну, «начав с последних до первых». Высший смысл этой притчи заключен в словах: «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных».
Белов считает, что, «отнеся встречи Раскольникова с Мармеладовым, Соней и Порфирием Петровичем к 11 часам, Достоевский напоминает, что Раскольникову все еще не поздно сбросить с себя наваждение, еще не поздно в этот евангельский час признаться и покаяться и стать из последнего, пришедшего в одиннадцатом часу, первым (недаром для Сони был «весь исход» в том, что в момент прихода к ней Раскольникова у Капернаумовых пробило одиннадцать часов)».
Уголовная хроника и суд
Создавая свой роман, Достоевский опирался на уголовную газетную хронику. Так, в конце 1860 года, перечитывая сборники уголовных дел Франции, Достоевский заинтересовался статьей «Процесс Ласенера». Эта статья легла в основу очерка, напечатанного во втором номере журнала «Время» за 1861 год, который Достоевский издавал вместе с братом Михаилом.
Сын лионского купца Пьер-Франсуа Ласенер был человеком незаурядным и тщеславным. Убийство им на дуэли племянника знаменитого политического оратора и писателя Бенжамена Констана закрепило в сознании молодого человека чувство своей исключительности. После освобождения из тюрьмы Ласенер занялся литературным творчеством. Он пишет стихи и песни, но нужда толкает его на преступление – убийство с целью грабежа. В тюрьме он создал сборник стихов. После его публикации он имел возможность выступить перед собранием писателей, юристов и врачей, где рассуждал о литературе, морали, религии, политике. Знания и глубина мысли Ласенера приводили слушателей в изумление.
«В предлагаемом процессе дело идет о личности феноменальной, загадочной, страшной и интересной, – писал Достоевский о Ласенере. – Низкие инстинкты и малодушие перед нуждой сделали его преступником, а он осмеливается выставлять себя жертвой своего века». Литературоведы не без основания предположили, что этот тип убийцы-теоретика в известной мере определил образ Родиона Раскольникова.
Исследователи творчества писателя склонны считать, что Достоевский обратил внимание и на другой громкий судебный процесс, проходивший в Москве в августе 1865 года. Газеты широко освещали этот процесс. Сын купца Герасим Чистов обвинялся в предумышленном убийстве двух старух – прачки и кухарки. Он проник в квартиру их хозяйки с целью грабежа. Как установило следствие, старухи были убиты порознь, в разных комнатах, между семью и девятью часами вечера. Их тела, залитые кровью, были покрыты множеством ран, нанесенных, очевидно, топором, хотя, судя по всему, старые женщины не сопротивлялись убийце. Вокруг тел лежали разбросанные вещи, вынутые из железного сундука, откуда были украдены деньги, золотые и серебряные вещи.
На страницах петербургских газет ежедневно появлялись многочисленные сообщения об очередных дерзких ограблениях и преступлениях, вызванных бедностью и нищетой. Истоки роста преступлений виделись Достоевскому в кризисном состоянии общества, в «переменах экономических», связанных с отменой крепостного права («…пробил час великий, тут всяк и объявился чем смотрит…»).
Широкий фон преступлению Родиона Раскольникова составили известные уголовные дела, которые обсуждают герои романа (ч. II, гл. V, VI). Петр Петрович Лужин, рассуждая о «распущенности цивилизованной части нашего общества», приводит следующие примеры: «Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, и в главных участниках лектор всемирной истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и загадочной…» О новых способах мошенничества рассказывает Раскольникову письмоводитель из конторы квартального надзирателя Заметов: «Вот недавно еще я читал в «Московских ведомостях», что в Москве целую шайку фальшивых монетчиков изловили… Подделывали билеты. <…> Нанимают ненадежных людей разменивать билеты в конторах… А они и разменять-то не умели: стал в конторе менять, получил пять тысяч, и руки дрогнули. Четыре пересчитал, а пятую принял не считая, на веру, чтоб только в карман да убежать поскорее. Ну, и возбудил подозрение».
Все эти истории не являлись плодом вымысла писателя. Об ограблении почты бывшим студентом Достоевский писал еще в письме М. Каткову, где излагал содержание задуманного романа «Преступление и наказание».
Упоминание о «фальшивых бумажках», которые делают «передовые, по общественному положению, люди», восходит к громкому «делу серий». В первой половине 1860-х годов на юге России было выпущено фальшивых денег на семьдесят тысяч. Следствие выяснило, что в этом деле замешаны предводитель дворянства, помещик и отставной гусарский полковник. Об этой афере поведал в своем судебном очерке «Дело о подделке серий» А. Кони.
Ход судебного разбирательства о шайке, занимавшейся подделыванием билетов внутреннего займа, подробно освещался на страницах «Московских ведомостей» в августе—сентябре 1865-го и в январе 1866 года. Среди «главных участников» по делу проходил Александр Тимофеевич Неофитов, профессор всеобщей истории, служивший, по его словам, в «практической академии коммерческих наук». При обыске в его квартире было найдено 13 поддельных свидетельств лотерейного займа. Объяснения Неофитова сводились к следующему: «Видя затруднительное положение своих дел и дел своей матери, желая по возможности упрочить свое состояние и смотря в то же время на людей, легко обогащающихся недозволенными средствами без всякой ответственности, <Неофитов> пришел к мысли воспользоваться легкостью незаконного приобретения и обеспечить себя и семейство матери своей» (ср. со словами Разумихина: «А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть»).
