Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза
Что такое национализм как духовное явление? Что он даёт человеку? Национализм расширяет сферу существования личности. Это выход из узкого индивидуального мира бытовых, семейных, хозяйственных интересов на простор своей страны, приобщение к великим историческим свершениям; осознание единения с другими людьми вокруг тебя и с другими поколениями людей, минувшими и будущими; причастность к существованию, бесконечно превосходящему силы, возможности и сроки жизни отдельного человека. Национализм – это самоутверждение личности в истории, это воля к историческому существованию. Этнос – тоже самоутверждение личности в истории, но самоутверждение интуитивное, чувственное; национализм же есть самоутверждение рационально-волевое.
Всё только что сказанное о национализме можно было бы с полным основанием отнести и к патриотизму. Эти два понятия духовно близкородственны, ведь в основе того и другого лежит этническое чувство, особым образом рационально осознанное. Однако есть между ними и разница. Патриотизм акцентирует внимание на политическом аспекте исторического существования, а национализм – на культурном. Поэтому патриотизм появляется в этногенезе раньше национализма, – ведь политические угрозы поджидают этнос на всём протяжении его существования; угрозы же его культурным традициям возникают позже, когда обскурационный процесс значительно продвинется. Впервые появившись в фазе надлома, в первый кризисный период, национализм затем на время затухает, – как правило, в данной фазе этносу удаётся справиться с угрозой его культуре. Сила этнического поля ещё велика, и на протяжении фазы инерции доминирует патриотическое сознание.
Патриотизм – тоже сознание своей национальности. Но это сознание гораздо менее рационально разработанное в культурном плане. Оно довольствуется самым общим образом – «Прекрасная Франция», «Русская земля». Объект патриотизма – страна, объект национализма – народ. Народ может потерять свою страну (как евреи, изгнанные из Палестины). О патриотизме в такой ситуации говорить не приходится, национализм же удвоит свою силу и значение. Если же страна «потеряет» свой народ; если этнос, создавший страну, исчезнет, растворится, умрёт, – то тут уже нет смысла говорить ни о национализме, ни о патриотизме. «Страна» – без народа, без культурной самобытности и этнической самостоятельности – это скорлупа без ядрышка, пустая оболочка без всякого содержимого; нечто бессмысленное, никому не нужное и ни на что не годное – именно таков либеральный патриотизм.
Всё вышесказанное об отношениях этноса и нации, патриотизма и национализма относится, главным образом, к культурному национализму. Теперь следует разобрать вопрос – в каком отношении находится культурный национализм к новоевропейскому, западному национализму?
В отличие от универсального культурного национализма, который существовал во всех концах мира на всём протяжении истории, новоевропейский национализм можно точно локализовать по времени и месту его возникновения. Как уже упоминалось, первое его явственное проявление произошло в Западной Европе в период Французской революции. С этого момента он быстро распространился по Европе, а затем и по всему миру.
При первом же своём появлении новоевропейский национализм был тесно связан с либерально-демократической идеологией. Французская революция отвергла аристократические порядки старой Франции и выдвинула идею народного правления. «Нация» как сумма всех жителей Франции была противопоставлена королю и аристократии. Такой национализм является, по сути, чистым либерализмом, и в этом первоначальном смысле – ключ к определению его природы. Именно буржуазия была изначальным и главным носителем новоевропейского национализма. Буржуазный характер его осознал уже Токвиль; он писал, что представители третьего сословия «любят свою страну так же, как любят самих себя, перенося формы личного тщеславия на чувство национальной гордости». Эта «национальная гордость» есть не что иное, как индивидуальная гордость буржуа, а «национальная» исключительность – то же абсолютное самоутверждение буржуазного индивидуума. Отсюда и национальный эгоизм, особенно характерный для новоевропейского национализма, – эгоистическое превознесение интересов своей нации, игнорирование прав и интересов других наций, оправдание агрессивной политики шествования по чужим костям к удовлетворению своих желаний и потребностей. Здесь не сопричастие отъединённого «я» с традициями, ценностями, интересами народа, а эгоистическое расширение своей индивидуальности на весь народ, стремление поставить его на службу собственным амбициям и страстям (Наполеон).
Буржуазная природа новоевропейского национализма означает его противоположность культурному национализму. Это вытекает уже из негативного характера либеральной идеологии, которая везде и всюду враждебна этносу. Однако в реальности дело обстоит несколько сложнее. Французский национализм первоначально распространял только либеральные идеи. Но, выйдя за пределы Франции, «национальная система» вступила в иную этническую среду, и сразу же обнаружились межэтнические противоречия. Образовалось множество «национальных» государств. Возникновение системы национальных государств произошло вследствие сохранения в Европе и мире ещё достаточно сильной этнической среды, множества разнообразных этносов. Не будь этой разнообразной этнической среды, – экспансия буржуазного национализма привела бы к созданию единого всемирного либерального государства. К этому либералы, в сущности, и стремятся, – для них «нация» есть временная фаза существования общества на пути к глобальной либеральной империи. Это говорит о переходном характере буржуазного национализма. Последовательным либералам он уже не нужен; они упрекают его в агрессивности и авторитаризме, нетолерантности и недемократичности. И он действительно ещё во многом «недемократичен», что вызвано присутствием в нём остатков этноса. Таким образом, буржуазный национализм есть ещё не чистый либеральный обскурантизм, но некая промежуточная ступень к нему. Он есть признак ещё не завершившегося, но уже завершающегося обскурационного процесса. Буржуазный национализм – та модификация негативной системы, которая предназначена для ещё не полностью деградировавшей этнической среды. В жерновах такого «национализма» антисистема перемалывает последние остатки этноса.
Со времени распространения буржуазного национализма в Европе её этническая деградация ускорилась. Это и понятно, – ведь новоевропейский национализм не несёт в себе никакого положительного содержания. Его распространение означало насаждение одной и той же для всех народов общественно-политической системы, для чего требуется уничтожить оригинальные особенности политического строя каждой страны. Будучи внутренне пуст и бессодержателен, он цепляется за языковые различия, – как за последнее оправдание своего существования. Единственным интересом буржуазного национализма является язык: насаждение языкового однообразия внутри страны, политическая целостность на основе моноязычия. По справедливости, новоевропейский национализм должен быть назван лингвистическим. Но язык сам по себе – это чистая форма без содержания. Русское философское сознание быстро уловило бессодержательность и разрушительность западного национализма. По этому поводу Константин Леонтьев заметил:
«Язык? Но язык что такое? Язык дорог особенно как выражение родственных и дорогих нам идей и чувств. Антиевропейские блестящие выходки Герцена, читаемые на французском языке, производят более русское впечатление, чем по-русски написанные статьи Голоса и т. п.
Любить племя за племя – натяжка и ложь. Другое дело, если племя родственное хоть в чём-нибудь согласно с нашими особыми идеями, с нашими коренными чувствами.
Идея же национальностей в том виде, в каком её ввел в политику Наполеон III, в её нынешнем модном виде есть не что иное, как тот же либеральный демократизм, который давно уже трудится над разрушением великих культурных миров Запада. Равенство лиц, равенство сословий, равенство (т. е. однообразие) провинций, равенство наций – это всё один и тот же процесс; в сущности, всё то же всеобщее равенство, всеобщая свобода, всеобщая приятная польза, всеобщее благо, всеобщая анархия, либо всеобщая мирная скука.
Идея национальностей чисто племенных в том виде, в каком она является в XIX веке, есть идея, в сущности, вполне космополитическая, антигосударственная, противорелигиозная, имеющая в себе много разрушительной силы и ничего созидающего, наций культурой не обособляющая: ибо культура есть не что иное, как своеобразие, а своеобразие нынче почти везде гибнет преимущественно от политической свободы. Индивидуализм губит индивидуальность людей, областей, наций»[89].
