Сергей Романовский - "Притащенная" наука
В 1937 г., особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), тон критики «школы Покровского» стал еще более резким и нетерпимым. Но он приобрел и свой особый, жуткий окрас. Все были люди опытные и понимали: сегодня некий имярек – просто сторонник антимарксистской школы Покровского, завтра – враг народа и имя его должно было быть вымарано из истории. По этой именно причине критика носила характер схоластической демагогии: имена историков не назывались, топтались сами труды Покровского и поносилось только его имя.
В 1938 г. вышел «Краткий курс истории ВКП(б)», в нем Сталина было более чем достаточно. Но именно выход этого «Курса» вызвал к жизни специальное постановление ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938 г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”». Если что и было отрицательного в исторической науке, отмечалось в этом постановлении, то только потому, что некоторое время назад в ней орудовала «так называемая школа Покровского».
В 1943 г. к очередной годовщине ВОСРа (Великой Октябрьской социалистической революции) академик Б.Д. Греков писал: «Не сразу историки СССР нашли свой путь… Главная помеха в развитии исторической науки в нашей стране и, в частности, в изучении нашей страны – так называемая школа Покровского – была преодолена при содействии И.В. Сталина. После этого наука наша получила широкий простор, освободилась от ненаучного понимания своего предмета и в новом русле потекла широкой рекой…
Разоблачению школы Покровского посвящен специальный двухтомный сборник, составленный Институтом истории Академии наук, – “Против исторической концепции Покровского”. Во всех работах, вышедших после 1934 г. в нашей стране, виден уже совершенно четко новый стиль, свободный от ненаучных тенденций школы Покровского» [603].
После «разоблачительного двухтомника», который явился кульминационным аккордом всего этого крайне позорного для советских ученых действа, поношение Покровского пошло на убыль. Критики более не было. Впрочем и Покровский как бы автоматически перестал существовать в науке. Остался один авторитетный историк – Сталин. Теперь он и только он оценивал мало-мальски значимые работы по истории.
И все же зададим напрашивающийся вопрос еще раз: что «не понял» Покровский в разворачивавшейся на его глазах современной истории нового общества? И еще раз ответим: он не уловил момента, когда большевистская пропагандистская машина сделала крутой разворот от социального мессианства (мировая революция) к имперскому сознанию («великий русский народ»).
Покровский всю жизнь топтал старую буржуазную Россию, и вдруг СССР стал ее прямым наследником. Новому политическому истеблишменту многое в России стало нравиться. Сталин «Наполео-ном» Тарле зачитывался не зря. Недаром бывшие красные командиры стали офицерами, а комбриги да комкоры – генералами. Не зря наркомы теперь величались министрами; почти на всех, как при Николае Павловиче, появились погоны. Да и в кресле Генерального секретаря, хотя и восседал первый большевик, но на самом деле то был царь, а кресло – трон.
Покровский не понял, таким образом, главного – Октябрьская революция в управлении страной ничего не отменила, она лишь сменила государственную символику.
Но тут уж ничего не поправишь. Не понял – значит плохой историк.
Так что Покровский, «попав в историю», из науки выпал уже, по-видимому, навсегда.
Участь корифея притащенной науки всегда незавидна.
Академик Фоменко Анатолий Тимофеевич
Слава Богу, не все пока знают, чем «прославил» историческую науку академик Фоменко (математик, между прочим), чтó такое усиленно им внедряемая «новая хронология», чем она уже стала и чем еще может стать для исторической науки.
Поясним ее суть на следующем простом примере. Допустим, мы обсуждаем некое известное историческое событие, датировку которого знает любой историк.
– Нет, мило улыбаясь, – говорит нам Фоменко, – дата ваша неверна и вы глубоко заблуждаетесь, думая, что знаете истинное положение дел. Причина проста: вы связываете свое датирование с лунным затмением, якобы имевшим место в тот год, а его-то и не было, а случилось оно в той местности лишь сотни лет спустя. Следовательно, ваша «история» притянута за уши и искусственно состарена. На самом деле, все обстоит значительно проще, да и исторических персонажей, надо сказать, было много меньше, чем принято считать…
В этих (и еще многих) научных чудесах и состоит суть «новой хронологии». В настоящее время ее главный идеолог математик Фоменко.
Ю.Н. Ефремов [604] верно заметил, что «имеются реальные проблемы в древнейшей хронологии, особенно Рима или Египта, имеется сколько угодно примеров фальсификации сведений о событиях прошлого, но крупнейший из них принадлежит… Фоменко».
Излагать жизнеописание Фоменко мы не будем. Не стоит он того, хоть и академик. Скажем лишь, что он специалист по топологии, ученик академика С.П. Новикова. Знающие его лично, утверждают, что по-человечески он очень симпатичен, умеет без труда привлечь на свою сторону массу сторонников, но… среди них нет специалистов-историков. К тому же он, по словам своего учителя, «отличный художник». Однако его картины «заставляют задуматься о психических особенностях его личности» [605].
После подобной оценки и нам ничего не остается, как проанализировать мотивы, которыми руководствовался сам Фоменко, а также его сторонники и последователи, вломившиеся в абсолютно чуждую им науку и учинившие в ней настоящий погром.
* * * * *«Новая хронология» – не открытие Фоменко, он всего лишь подхватил эстафету у своих предшественников: народовольца и теоретика терроризма, затем почетного академика АН СССР Н.А. Морозова и его верного последователя математика М.М. Постникова. Теперь свой этап бежит Фоменко и, похоже, эстафетную палочку пока передавать не собирается. Как точно заметил академик-славист А.А. Зализняк, хоть лавры «первооткрывателя» принадлежат и не Фоменко, но отвечает за все содеянное только он и никто более [606].
Мы же начнем свое описание с основоположника, с Николая Александровича Морозова. За свои «подвиги» он получил то, что ему причиталось по российским законам еще XIX столетия, – вечную каторгу. Кайлом, однако, не махал, а сидел сначала в одиночке Петропавловской, затем Шлиссельбургской крепости. В общей сложности пробыл в изоляции 20 лет. Коротал время за чтением Библии. И вот однажды его осенило, что вся древняя история – сплошная фикция, а античность вообще выдумали позднейшие фальсификаторы. Доказательств – нет. Есть идея. Ему этого было достаточно. Он ведь сам себя «образовал», а потому его «идеи» неизбежно вертелись вокруг того малого пяточка знаний, которыми обладал этот террорист. Как только и может быть в такой ситуации, автор сам выдвигал идею, сам ее и обосновывал, а потому у него всегда выходило так, как ему хотелось. Ведь он единственный «знаток» своей собственной «идеи». Слушателями могли быть только охранники. Морозов и решил со скромностью неуча, что он все знает и все может: проблемы, озарившие его, он также будет решать с помощью террора, только на сей раз интеллектуального.
Начал с того, что передатировал звездный каталог Клавдия Птолемея «Альмагест». Астрономом он, само собой, не был. Азы и те постиг крайне поверхностно. Но дело свое сделал. И вот на эти «дилетантские упражнения» [607] шлиссельбургского сидельца стал опираться в своем глобальном натиске на историческую науку Фоменко.
Морозов в крепости не только читал, он еще и писал, писал много. Сочинил 7 томов под названием «Христос» [608]. А еще написал «Откровение в грозе и буре».
Именно в этой книге он категорически отрицал античность. Ее, мол, выдумали сибариты в эпоху Ренессанса. Этот бред «революционного демократа» развенчал еще в 1908 г. историк и богослов Н.П. Аксаков [609]. Затем после 1917 г. о нем предпочли забыть, чтобы не краснеть за мученика революционной идеи.
Но отошел в прошлое социализм со своей советской притащенной наукой, остались лишь ее нетленные завоевания и среди них Фоменко, подобравший на исторической свалке домыслы Морозова и накрутивший на них свою «новую хронологию».
На изыски Морозова Фоменко вывел его старший товарищ, тоже математик М.М. Постников. Тот увлекся ниспровержением истории еще в 60-х годах ушедшего века: читал лекции, выступал с докладами, писал статьи – их, правда, не печатали. Но оттого у определенного круга фрондирующей научной интеллигенции они приобретали еще более притягательную силу. Таким манером Постников многих обратил в свою веру и среди них – Фоменко.
